— Это был лишь вопрос времени, когда я увижу тебя снова. Вернулся, чтобы снова поругаться? Удивительно, что утренняя лекция не была для тебя достаточно болезненной. Поверьте мне, его лекция была наименее болезненной за всю мою неделю. — Я здесь не ради себя. Мне нужно поговорить с тобой о Елене. Коннор покачал головой. — Почему тебя это волнует? Это ты не хотел, чтобы она была рядом. Я сажусь на пустой стул напротив его стола. — Я не хочу, чтобы она была рядом, но это не значит, что я считаю, что ей не нужно платить за весь вред, который я причинил. Я оплачу оставшуюся часть контракта Елены, так что не задерживай ее зарплату из-за моей ошибки. Считайте, что это плата за вредность. — Я должен сказать «нет», чтобы ты усвоил урок и жил с последствиями своих действий. Моя надежда прыгает с парашютом. — Наказывай меня как хочешь. Мне плевать, лишь бы она получила деньги, которые всегда планировала получить. — Мой голос намекает на отчаяние, которое я чувствую. Коннор садится обратно в кресло и смотрит на меня. — Скажи мне, почему ты это сделала, и я посмотрю, смогу ли я выполнить твое требование. — Нет. — Ты не в том положении, чтобы торговаться. Если ты не поделишься, то это не моя проблема, что с ней случится. — Он пожимает плечами, отстраняя меня. Я тщательно взвешиваю свое решение. Несколько глубоких вдохов не помогают облегчить тяжесть в моем желудке. — Я не планировал разрушать ее шанс на работу и ее зарплату. — И все же вы это сделали. — Он постукивает ручкой по столу. Один глубокий вдох. Два глубоких вдоха. Три — к черту это дерьмо. — Я прошёл генетический тест. На лице Коннора гнев сменяется на сострадание. — Блядь. — Я не получил результатов, на которые рассчитывал. — Я отворачиваюсь от взгляда Коннора, боясь увидеть его жалость. Принятие чужого сочувствия похоже на признание своей болезни, а я к этому не готов. — Черт, мне жаль, Джакс, хотя моих извинений тебе никогда не будет достаточно. Чем я могу помочь? Я сглатываю, борясь с мыслями, угрожающими поглотить меня. Я избегал говорить об этом со всеми, включая родителей, потому что отрицание кажется более безопасным, чем принятие мрачного исхода моей жизни. Первая мысль, которая пришла мне в голову вчера, была о том, как мне нужно оттолкнуть Елену. Не по своим эгоистичным причинам, а потому что я не мог быть достаточно эгоистичным. И давайте посмотрим правде в глаза — многие решения в моей жизни были сосредоточены вокруг себя. Но закончить отношения с Еленой? Это было на сто процентов самое сложное, что я сделал для себя. — Я хочу, чтобы все было нормально. Мне не нужно, чтобы кто-то еще знал до окончания сезона. Если я вообще решусь что-то сказать. — Но хорошо ли это давление для вас? Я не хочу, чтобы Ф1 подвергала тебя еще большему стрессу. — Это все, что у меня есть. Я пережил всю свою жизнь за рулем так что, думаю, я справлюсь до конца сезона. Коннор кивает головой. — Я помогу Елене. Не волнуйся об этом. — Только не говори ей, что это из-за меня, пожалуйста. — Ты действительно отпускаешь ее? Я смотрю в сторону. — Она никогда не была моей. Жизнь со мной была бы похожа на жизнь в позолоченной клетке — красивая на вид, но все же клетка. Я никогда не испытывал такой боли, но разбитое сердце Елены. Узнать о своем диагнозе и разрушить все шансы на будущее с человеком, которого я люблю, — все это за двадцать четыре часа истощило меня. Я боролся со всеми силами, чтобы не позвонить ей и не умолять о шансе. Не бороться за нее и за нас, потому что я не могу представить, что ее не будет рядом. Чтобы войти в нашу спальню после утренней ссоры, требуется неимоверное количество сил. В мою спальню. Я принимаю душ, чтобы было чем заняться. Что-то в мусорном ведре привлекает мое внимание, когда я собираюсь выйти из ванной. Я хватаю мусорное ведро и опрокидываю его вверх дном. Все ночники, которые я купил Елене, падают в раковину. Тупая боль в груди превращается в полноценную рану, когда я нахожу ее маленькие фиолетовые записки, которые она, должно быть, вытащила из моей бутылочки с таблетками. Я борюсь между желанием разбить кулаком зеркало и схватить мини-бутылку алкоголя из холодильника, чтобы утопить свои эмоции. Борясь с желанием, я голосую против этих двух вариантов, надеясь, что смогу контролировать себя настолько, чтобы преодолеть этот тяжелый период. Я беру записки из раковины. Вместо того чтобы вернуть их в корзину, я кладу их в свою ручную сумку. У меня трясутся руки, когда я бросаю каждый ночник обратно в корзину, потому что они мне не пригодятся. Я лежу в темноте, пытаясь заснуть в первый раз без Елены. Чтобы избежать искушения позвать ее, я иду в ванную, чтобы выпить воды. Корзина, наполненная ночниками, снова дразнит меня. Из прихоти я беру одну и включаю его в розетку на стороне кровати Елены. Я смотрю на машину Ф1 и надеюсь, что однажды она найдет в своем сердце силы полюбить кого-то другого. Причинить ей боль сейчас, а не потом, кажется лучшим вариантом, но рассуждения о причинах моих действий не облегчают боль в моей груди. Я не могу представить, как она будет возить меня в инвалидном кресле или откажется от своего выбора иметь собственного ребенка. Ее жизнь была сопряжена с жертвой за жертвой, и я не могу найти в себе силы быть настолько эгоистичным, чтобы усугубить ее страдания. Я закрываю глаза, смиряясь с болью в сердце, зная, что сделал для нее правильный выбор. Мама стучит в мою дверь, прежде чем войти в спальню отеля. — Твой папа просил меня спросить, не хочешь ли ты поужинать с нами? Мы не хотим, чтобы ты лег спать голодной перед завтрашним отборочным турниром. Я не потрудился встать с кровати. После того, как изобразил фальшивое лицо во время тренировочных раундов, все, чего я хотел сделать, это погрязнуть в своих чувствах. — Нет, спасибо. Я в порядке, пойду поем через некоторое время. Мама переходит на другую сторону кровати и забирается на нее. Она ложится и берет меня за руку, как будто я снова маленький ребенок. — Скажи мне, как я могу сделать это лучше. Как я могу это исправить? — Тут нечего исправлять. Все сделано, потому что я все разрушила. Она крепче сжимает мою руку. — Ты всегда можешь извиниться. Если ты жалеешь об этом, никогда не поздно исправить ситуацию с Еленой. Ты сейчас находишься в уязвимом положении. Она, как никто другой, понимает, как все может выйти из-под контроля. — Нет, не поймет. Я сделал все, чтобы она больше никогда не захотела быть со мной, не говоря уже о том, чтобы говорить со мной. Я использовал каждый секрет и уязвимый момент, которым она когда-либо делилась со мной, против нее. — Почему? — мама не может унять грусть в своем голосе. — Потому что я не ее рыцарь в сияющих доспехах. Я мрачный, мать его, жнец, крадущий ее проклятое будущее. — Я чувствую себя такой виноватой. У меня сердце разрывается, когда ты так говоришь. — Она поворачивает голову. Несколько слезинок стекают по ее лицу на мою подушку. Холодное чувство распространяется по моему телу от маминого страдания. — Пожалуйста, не плачь. Мне очень жаль — Я ничего не могу поделать. Ты мой ребенок, и я навлекла на тебя это. Это моя вина. — Это был шанс пятьдесят на пятьдесят. Шансы были против меня с самого начала. — Но ты был счастлив. — Она вытирает несколько слезинок. — Ты наконец-то нашел счастье. Я должна была отговорить тебя от прохождения теста. Вместо этого я помогла тебе, думая, что все будет по-другому. А теперь… — Теперь я спас Елену от жизни, полной боли. Если бы я не знал, то в конечном итоге это бы меня разъедало. Лучше знать сейчас, чем потом, после женитьбы и… — Детей. — Мама кивает головой в знак понимания. — Я бы не смог отказать Елене в этом опыте. Если бы у нас когда-нибудь все было серьезно. — Разве ты не должен позволить ей решить это? — Она бы решила поддержать меня. — Тогда она та кого ты хочешь видеть в своем углу с самого начала. — Мама одаривает меня колеблющейся улыбкой. — Ты не понимаешь. Я не могу нести груз того, что она недовольна мной. Я бы никогда не завел собственного ребенка, зная, что могу передать ген. И я не хотел бы, чтобы моя девушка, а может быть, и жена в один прекрасный день, заботилась обо мне, пока я буду угасать. Она отшатнулась, ее тело напряглось.