— Старался. — Я прислонился к комоду и засунул руки в карманы. — И все, что ты сделал, это был козлом по отношению к Елене и ко мне. — Бесполезно отрицать это. — Я улыбаюсь ему натянутой улыбкой. — Это вопрос, который я хочу решить с тобой. Я не могу игнорировать то, что часть тебя злится на нас, потому что ты думаешь, что я увлечен Еленой, но я могу заверить тебя, что это не так. Из меня вырывается громкий смех. — Ты думаешь, я глупый? У вас обоих есть эта штука друг с другом. — Как бы мне ни было приятно знать, что она тебе нравится хотя бы настолько, чтобы завидовать моим отношениям с ней, это неправильно. Ты не должен вести себя с ней как мудак, потому что тебя пугаю я. — Ты можешь закончить свою гребаную речь? — рявкаю я. Элиас замирает на месте. Он уставился на свои руки, по-прежнему не глядя на меня. — Мне не нравится Елена, потому что я гей. Из всего, что я ожидал услышать от Элиаса, его признание не вошло бы в этот список. Если то, что он сказал, правда, тогда я самый большой идиот на этой планете. Зачеркните это. Самый большой засранец на этой стороне вселенной. — Черт. Серьезно? Он вздыхает. — Да, тупица. Ты завидовал чуваку-гею, который тусуется со своим лучшим другом. — Вау… я имею в виду, ты… ну, ты. Я этого не ожидал. — Я нахожу свою способность говорить умопомрачительной. — Почему? Потому что я гоняю на машинах и люблю мужское дерьмо, это значит, что я не гей? Восприятие и стигмы всех людей — это та самая причина, по которой я держу это в секрете. — Огрызается он, впервые глядя мне в глаза. — Прости, я не это имел в виду. Просто ты никогда не намекал на это. — Твоя реакция как раз и является причиной. Это мой секрет. Который знает только Елена, а теперь и ты. Я пытаюсь стереть с лица удивление. — Тогда зачем ты мне это говоришь? — Елена больше не заслуживает твоего бреда о нас — тем более, она помогает тебе все это чертово время, а ты ведешь себя как ребенок. Самое меньшее, что я могу сделать, это облегчить ей жизнь. Ты хочешь быть с ней козлом из-за других причин? Ладно. Но я не позволю тебе сидеть и быть ревнивым идиотом из-за той, кто предпочитает трахаться с самым сексуальным мужчиной года по версии журнала People. Я смеюсь. — Ну, по крайней мере, мне больше не нужно доставлять ей неприятности из-за тебя. — Тебе нужно перестать доставлять ей неприятности. И точка. Ты еще пожалеешь об этом. — Если бы только жизнь была такой простой. Элиас кивает. — Жизнь никогда не бывает простой. Прийти сюда и рассказать тебе мой секрет, чтобы помочь моему другу? Самое тяжелое дерьмо, которое мне пришлось сделать за последнее время. Довериться тебе, несмотря на то, что я тебя едва знаю? Еще хуже. Как я слышал, у тебя обычно развязываются губы, когда ты пьянеешь, так что я не в восторге от того, что доверился тебе. Черт. Я потрясен тем, что он доверяет мне настолько, чтобы сказать мне это. И его аргументация — это то, что я не только уважаю, но и слегка завидую, потому что у меня нет такой наглости. Его готовность пожертвовать собой ради защиты друга — это черта характера, которую я не могу игнорировать. Элиас — чертовски хороший товарищ. Неудивительно, что Елену тянет к нему. — Я сохраню твой секрет. Клянусь. — Я имею в виду каждое слово. — Может, я и козел, но я бы никогда не предал твое доверие таким образом. То, что ты сделал для Елены, достойно восхищения. Черт, Элиас. С каждым днем он становится все более симпатичным в моих глазах. — Но ты все равно будешь отдаляться от нее? Несмотря на то, что знаешь, что я не собираюсь делать шаг? Думаю, Елена не призналась, как мы вчера отдалялись друг от друга. Он не знает, что я настаивал на меньшей дистанции, но встретил ее сопротивление. — У нас слишком много препятствий на пути. И, черт возьми, я — самое большое из них. Глава 19 Елена Время не лечит разбитое сердце. Это глупая фраза, призванная вселить надежду. На самом деле, движение вперед еще не исцелило мое сердце. И видит Бог, я пыталась. Каждый год одно и то же чувство. В годовщину смерти родителей отчаяние берет верх над всем остальным в моей жизни. Обязанности отходят на второй план, а я провожу день, оплакивая жизнь, которую они должны были прожить. Элиас ушел несколько часов назад, позаботившись о том, чтобы я была накормлена, несмотря на то, что я весь день сопротивлялась его предложениям. Я выхожу на балкон отеля. Ипподром Монако так близко, что я могу видеть огни отсюда. Я смотрю на усыпанное звездами небо, и слезы наворачиваются на глаза, когда я думаю о своих родителях. — Когда же станет легче? Каждый год я пытаюсь притвориться, что все в порядке, но в итоге избегаю всех. Я чувствую вину за то, что я здесь, а вас обоих нет. Проводить время с другими в годовщину… это напоминает мне обо всем, что вы оба потеряли. — Я шепчу слова, поднимая их к небу. — Я бы хотела, чтобы папа был здесь и видел, как я разговариваю на английском каждый день. Думаю, он бы гордился тем, что от моего акцента почти ничего не осталось. А иногда я представляю, что мама здесь и поет мне на ухо, говоря, что все будет хорошо. Мне хочется думать, что сейчас она бы тоже ругалась с бабушкой по поводу отсутствия внуков. Я говорю сама с собой, как сумасшедшая. — Боже, иногда я чувствую себя такой одинокой, даже с Элиасом и бабушкой. Без вас двоих все совсем по-другому. Я фыркаю, когда падают новые слезы. Глупо, но в то же время приятно, что эти слова вырвались из моей груди. Я тихо всхлипываю, глядя на небо и думая о своих родителях, наблюдающих за мной сверху. Время ускользает от меня. Солнце медленно поднимается, заливая ипподром в Монако золотым сиянием. Раздвижная дверь в комнату Джакса со скрипом открывается. Я спешу вернуться в свой номер, но голос Джакса останавливает меня. — Ты не обязана заходить внутрь из-за меня. Если хочешь, можешь притвориться, что меня здесь нет. Я вытираю щеки свитером, прогоняя надвигающиеся слезы. — Это невозможно. Поверь мне, я пыталась. — Я стою спиной к нему, глядя на свою раздвижную дверь и размышляя, что делать. — Ты открыто флиртуешь со мной? Теперь я беспокоюсь, что ты больна. Самая слабая улыбка, известная человечеству, украшает мои губы. Я поворачиваюсь и занимаю место, прислонившись к перилам, лицом к восходящему солнцу. — Я в порядке. — Мама учила меня, что если женщина говорит, что она в порядке, значит, она точно, ни при каких обстоятельствах, не в порядке. Я тихонько рассмеялась. — Твоя мама замечательная. — Моя грудь горит от мысли, что у меня нет своей. Мы стоим в тишине несколько минут. Я беру под контроль свои бушующие эмоции, пока Джакс смотрит вперед. Солнце продолжает свое медленное восхождение. Джакс по-прежнему смотрит вперед. — Вчера репортер спросил меня, что заставляет меня чувствовать себя живым. Я поворачиваю голову к нему. — Что случилось с тем, что ты будешь молчать, чтобы я могла притвориться, что тебя здесь нет?