Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 31 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Вольфрам поморщился. — Господь с вами, мессир! За кого вы меня держите, за бездушного мавра? Уж не думаете ли вы, что я приказал задушить его вам назло? Черт! Вольфрам Благочестивый, может, не святоша, но и не мерзавец. И уговоры он чтит, как полагается рутьеру. Ваш оруженосец умер в тот самый день, памятный день нашей встречи. Погиб прямо в своем доспехе, прикрывая хозяина, как и полагается преданному слуге. Вы же знаете, у нашей «Безумной Гретты» совершенно лютый нрав. Выжить после ее попадания, да еще в доспехе легкого класса?.. Нечего и надеяться. Ложь. Гримберт попытался переступить с ноги на ногу, но обнаружил, что тело застыло соляной статуей. В нем больше не было нервных волокон, не было мышц, не было кровеносных сосудов. В нем не было того, что превращает груду разнородной плоти в человеческое существо — в не больше не было души. Но сильнее всего был потрясен Аривальд. Гримберт даже испытал некоторое подобие злорадства, увидев изумление на его воображаемом лице. Человек, всегда просчитывающий все заранее, сейчас он впервые на памяти Гримберта растерянно хлопал глазами, пытаясь понять, как же так произошло. Человек, привыкший просчитывать всякую ситуацию как шахматную партию, он не смог справиться с этим, самым простым, вычислением. И быстро таял, осознав это. Прости меня, Вальдо. Господь не простит меня, но ты… Ты должен меня простить. — Не самая скверная смерть, — Вольрам пожал плечами, — Многим моим людям не досталось и такой. Все-таки на поле боя, в рыцарском доспехе, спасая хозяина… Уж точно лучше, чем медленно подыхать от лангобардского яда или затухать от болезни. Черт, хотел бы я умереть так же! Вальдо, как же так? Воображаемый Аривальд еще пытался утешить его, но лицо его — теперь Гримберт отчетливо видел это — было лицом мертвеца. Он был самозванцем, призраком, призванным воображением Гримберта в мир, чтобы заместить настоящего человека и теперь, осознав свою природу, быстро растворялся в воздухе. Вольфрам пожевал губами. — Да уж, — пробормотал он, — Смерть, может, и не самая приятная, но она-то, полагаю, наделила его местом в раю вернее, чем поцелуй Папы Римского. Хочется надеяться, что мне и самому суждена подобная кончина, но… Нет, едва ли. К чему лгать себе, сомневаюсь, что человеку моей профессии суждено умереть подобным образом. Стой. Произнесено было тихо, но отчетливо, резко, как команда. Бросив взгляд на то место, где раньше стоял воображаемый Аривальд, Гримберт увидел человеческую фигуру. Не призрачную, из плоти и крови. Эта фигура небрежно держала в руке пистолю, направленную ему между лопаток. И знакомый волчий оскал. *** — Не сметь, — отчетливо произнес Вольфрам, — Все под контролем. Мессир рыцарь не собирался причинять мне неудобств. Мы просто беседовали с ним, как старые приятели, верно? Аривальда больше не было. Растворился, как пороховой дым, вознесся в небо. Прекратил существовать, утратив последние нити, связывающие его с реальностью. Нити, сотканные его, Гримберта, воображением. — Пора кончать щенка, — негромко произнес Бальдульф, — У нас мало времени, сам знаешь. Надо собирать тех, кто еще может держаться на ногах, и уходить. Скоро здесь будет до черта маркграфских ищеек… Не уйдем в течении часа — спустя день будем зубоскалить на эшафоте. Вольфрам кивнул. — Мы уходим. Прямо сейчас. Но есть одно дело, которое нам с мессиром рыцарем надо закончить. — Дело? — Бальдульф глухо заворчал, — Какое еще дело? Условлено же было, что кончим сеньорского ублюдка. Так уж быть, окажу ему честь, потрачу пулю. Хотя, как по мне, и ножа под ребра было бы довольно… Мессир рыцарь. Гримберт с трудом сдержал горький, режущий глотку, смешок. Точно к нему уже прикоснулся нож Бальдульфа. — Это уже мне решать! — Вольфрам нахмурился и вновь перевел взгляд на Гримберта, — Значит вот что. Ситуация у нас с вами складывается странная, мессир. Никто из нас не обрел желаемого, так что, полагаю, мы оба можем считать себя обманутыми в лучших чувствах. Тем не менее, я готов сделать вам еще одно предложение. — Предложение? — хрипло выдохнул Гримберт, — Господи, о чем вы? Хотите купить мою душу за медный грош? Вольфрам Благочестивый покачал головой. И вдруг сделался серьезен. Необычайно серьезен. — Мое предложение может показаться вам щедрым. Весьма щедрым. Потому что я предлагаю вам место в «Смиренных Гиенах». В нашей славной рутьерской команде. Под моим началом. Дьявол. Кажется, весь мир сговорился, решив все-таки довести его сегодня до смеха. Хриплого, рвущего изнутри легкие кровавыми клочьями. — Вы рехнулись, — пробормотал Гримберт, — Вы просто рехнулись, вот что. Вольфрам развел руками. — Ремесло хлопотное, не стану спорить, да и рутьерский хлеб подчас горек, как вы изволили убедиться, зато… Ну, скажем так, в положении рутьера есть свои преимущества. Безбедной старости или благостной смерти обещать не могу, это не в моих силах, зато уйму жизненного опыта и понимание жизни — запросто. Ну как, мессир рыцарь? Как вам такой уговор? Безумец. Еще один безумец. Даже странно, как он прежде этого не замечал. Они все тут безумны. Все выжили из ума. И он должен убираться, пока не сравнился с ними. Наверно, какое-то гибельное для мозга излучение в этом чертовом лесу или… — У меня есть встречное предложение, — Гримберт ощутил удовлетворение от того, как напрягся Бальдульф, — Вы с вашими крысами бросаетесь врассыпную. Если вы сделаете это прямо сейчас, быть может, вы успеете, прежде чем я доберусь до Турина и отцовские егеря отправятся по ваши души. Это не произвело впечатление на Вольфрама. Тот лишь вздохнул. — Доберетесь до Турина, мессир? Вот как? Мне кажется, с вашей стороны это было бы немного предосудительно, не так ли? Предосудительно? Что несет этот старый мерзавец? Гримберт подавил желание обернуться, чтобы найти взглядом Аривальда. Никчемная надежда. — Что вы имеете в виду? — процедил он. Вольфрам усмехнулся, махнув рукой куда-то в сторону. Проследив за его жестом, Гримберт наткнулся взглядом на «Убийцу», терпеливо ожидавшего хозяина с открытым люком, и едва не выругался в голос. Тот и верно выглядел паршиво. Крайне паршиво, даже хуже, чем он мог себе вообразить. Все еще покрытый варварскими украшениями и жуткими символами, напоминающий не благородный рыцарский доспех, а какой-то языческий механизм. Покрытый пороховыми ожогами, залитый кровью из пробитых цистерн, он выглядел так, словно явился из самого ада. Гримберт мысленно содрогнулся, лишь представив, как это чудовище, скрежеща и завывая, ступает ногой на мостовую Турина. Черт побери, при виде него городской гарнизон, чего доброго, сыграет тревогу, даже заметив цифровую сигнатуру маркграфского наследника. Старого Магнебода после этого уж точно хватит инфаркт, а… — Рыцарь, которого вы изволили расстрелять, — Вольфрам улыбнулся ему, — Когда грабили отцовский караван. Нет, мессир, я не упрекаю вас. Отнюдь. Поверьте, мне и самому не раз приходилось срываться. Как говорится, человеческая душа не грузовая платформа, нельзя грузить ее поклажей бесконечно, а вы… — Я прикажу отцовским палачам убивать вас так медленно, что вы состаритесь на дыбе. Вольфрам кивнул. Спокойно, точно Гримберт пообещал ему кубок не самого скверного вина. — Многие великосветские сеньоры склонны прощать своим отпрыскам небольшие проказы. Черт возьми, маркиз Фриульский, говорят, простил своему любимому внуку сорок разделанных по всем правилам мясницкой науки слуг из его замка, прежде чем понял, что с малым что-то не так и не заточил его в монастырь. Наверно, ваш досточтимый отец простил бы вас, даже если бы вам вздумалось расстрелять колокола в Туринском соборе. Но в этот раз у шалости могут быть последствия. Вы уничтожили караван, стоимость которого трудно даже вообразить. Вы вскрыли тайные маркграфские делишки, которые он, подобно сеньорам своего уровня, решает не собственной кровью, но чужой. И, словно всего этого мало, вы хладнокровно расстреляли его вассала, рыцаря из маркграфской дружины. Да уж, черт возьми, за это, пожалуй, может влететь, а? Расстрелянный рыцарь. Самопроизвольное срабатывание системы управления огнем. Он ведь не… — Душевная слабость? — Вольфрам понимающе кивнул, — Еще бы. Даже если вы попытаетесь спихнуть эту выходку на «Смиренных Гиен», ничего не выйдет. Как только слуги вашего отца найдут остатки каравана, а они уже наверняка на пути к нему, им не составит труда определить, из какого орудия был расстрелян несчастный рыцарь. Ваши патроны маркированы, мессир. Клеймом, которое известно даже последнему кузнецу в Турине. Отпираться не получится. — Я был в плену, — отчеканил Гримберт, — И вынужден был выполнять чужую волю. — А бежать тайком из палаццо в сопровождении одного только оруженосца вас тоже заставила чужая воля? Гримберт едва не поперхнулся. — Я… — Мальчишки, — Вольфрам кивнул Бальдульфу, терпеливо ожидавшему с пистолей в руке, — Во все времена они ужасные непоседы, которые рвутся из-под родительского крыла навстречу воображаемой славе и приключениям. Чем подчас приносят своим родителям многие горести. Что уж удивляться тому, что наследник маркграфа Туринского, юный Гримберт, воспылав страстью к приключениям, бежал от собственного отца, чтобы примкнуть к рутьерам и обзавестись сомнительной славой? Гримберт ощутил, как на смену обжигающему жару приходит мертвенный холод. — Ложь! Чертова хренова ложь! Вольфрам подмигнул ему и вдруг переменился в лице. Испуганно заморгал, сжался, выставил в кающемся жесте сложенные ладони. — Молю о пощаде, ваше сиятельство! — взвыл он, — Уверяю вас, у меня и помыслов таких не было, это все он затеял, отпрыск ваш, будь он неладен!.. Как прознал он, что мы рутьеры, вцепился точно клещ. Прими его в отряд и все тут! Я, понятное дело, отказывал, где это виданно, чтоб сын маркграфа, сам рыцарь без пяти минут, и с грязным сбродом якшался? Но очень уж он хотел к рутьерскому ремеслу прибиться. Я так думаю, это через не в меру восторженный дух егойный и молодость. Мальчишки они ж такие, всем известно, им слава нужна, подвиги, свершения всякие… Видно, отчаялся он рыцарскую славу добыть, вот и потянулся к дурной славе, рутьерской… Гримберт вздрогнул. Вольфрам Благочестивый не был прирожденным актером, местами он переигрывал, местами фальшивил, но все равно выглядел отвратительно естественно. Так, будто в этот миг в самом деле ползал на коленях перед отцом, моля его о пощаде. — Нет, — тихо произнес он, — Это ложь. Не смейте, вы не можете, не… — Именно так, ваше сиятельство, — Вольфрам испуганно выпучил глаза, — Я уж и так отказывал и этак, а впустую. Очень уж крепко он решил рутьером сделаться. Прознал, что мы обретаемся в Сальбертранском лесу, и пробрался к нам со своим оруженосцем. Объявил нам, значит, что ноныча он тоже вступает в ряды «Смиренных Гиен» и принимает разбойничьи клятвы вместо прежних, рыцарских. Обязуется служить наравне с прочими и зарабатывать нашим ремеслом. А чтобы мы не сомневались, выложил нам идейку одну. Мол, под покровом тайны собирается в Турине караван ваш, про который он случайно прознал, и везет этот караван богатства несметные. Ему доподлинно известный маршрут, но он просит свою долю из награбленного и сам будет участвовать в налете… У Гримберта закружилась голова. Это была чудовищная, омерзительная ложь, но Вольфрам Благочестивый выкладывал ее аккуратным узором, как паук выкладывает свою паутину, и получалось так ловко, что дыхание скрежетало в груди. — Отец никогда вам не поверит, — обронил он, ощущая затылком холодную точку — взгляд пистоли в руках Бальдульфа, — Он разберется, он… Вольфрам пожал плечами. Он больше не был кающимся разбойником, фальшивая личина мгновенно сошла с него, оставив привычное выражение. — Отец, может, и нет. А прочие рыцари? Они ведь тоже узнают об этой истории. И не смогут не узнать — их собрат, разорванный вашими пулями, разлагается в бронекапсуле «Радетеля» в считанных лигах отсюда. Рыцари. Об этом он не подумал. Вольфрам потер руки друг о друга — еще один паучий жест.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!