Дмитрий не сомневался, что она лжет. Еще как смотрела. Но уличать даму во лжи он не стал, просто спросил: – Вы ведь заказывали его на определенное время? – Ну, – нехотя кивнула она. – Он не опоздал? – Нет, пришел раньше на пять минут. – Что он делал в вашей квартире? – Как что?! – возмутилась она. – Полки вешал! – И когда ушел? – Через два часа. Я еле уговорила его выпить со мной чашку чая. У меня были пирожные. Я их сама испекла. – И каким он показался вам? – Замкнутым, неразговорчивым и все время торопился уйти. – Он не говорил вам, что у него еще есть заказы? – Нет, только сказал, что он должен сегодня с еще одним делом управиться. – Спасибо. – Дмитрий хотел уйти, но она схватила его за рукав: – Нет, так дело не пойдет! Вы обещали рассказать мне, что натворил этот Воронков. – Ничего он не натворил, – вздохнул оперативник, – если не считать того, что позволил себя убить и надругаться над собой. – Как это – надругаться? – широко раскрыла она светло-голубые глаза. – Кто-то ударил его в спину ножом, а потом отрезал мужское достоинство. – О, ужас! – воскликнула Ирма Васильевна и, сорвавшись с места, бросилась вовнутрь стационарного кафе. Дмитрий догадался, что она помчалась в туалет. Дожидаться возвращения дамы он не стал, расплатился с официантом за ее и свой заказ и удалился. Старший лейтенант Любава Залеская тем временем обходила соседей Геннадия Осиповича Воронкова. Часть из них не открывала дверей, оно и понятно – будни, люди работают. Многие из тех, что открывали, на вопрос о родных и знакомых Воронкова только пожимали плечами, ссылаясь на то, что Геннадий Осипович был человеком замкнутым и необщительным. Пригорюнившаяся Любава почти спустилась с лестницы, когда заметила, как в дверь подъезда, кряхтя и утирая пот со лба, вкатывает тележку старая женщина. – Ой, давайте я вам помогу, – кинулась к ней отзывчивая девушка. – Да, что ты, доченька, – запротестовала старушка, – она тяжелая. – А как же вы… – растерялась Залеская. – Так я привычная, – отозвалась та. – Тогда давайте вместе, – предложила Любава. – Давай, – неожиданно согласилась женщина. – Тебя как зовут? – спросила она Залескую. – Любава. – А я Мария Петровна, можно просто тетя Маша. Залеская кивнула, усердно вкатывая с одной ступени на другую и впрямь неподъемную тележку. – Ты, дочка, к кому-то в гости приходила? – тем временем допрашивала ее Мария Петровна. – Не совсем, – вздохнула Любава, останавливаясь и переводя дыхание, – а что у вас там, если не секрет? – кивнула она на тележку. – Да какой же секрет? Стройматериалы. – Стройматериалы? – совсем растерялась Любава. – Ну да, придет ко мне знакомая малярша ремонт делать. Составила список, чего надо купить. Я и купила. «О господи, – подумала Залеская, – бедные наши старики». – Но ты мне, дочка, так и не сказала, к кому приходила-то. Я тебя тут ни разу раньше не видела. Старший лейтенант догадалась, что Мария Петровна, выспрашивая ее, проявляет бдительность. Что значит советская закалка. Она невольно улыбнулась. Но тут же стала серьезной и ответила: – Я из полиции. – А удостоверение у тебя есть? – А как же, – улыбнулась Любава и протянула Марии Петровне документ. Та, подперев тележку для верности бедром, достала из кармана очки и, изучив удостоверение, вернула его Любаве. – Ты из-за Гены Воронкова? – спросила она со вздохом. – Из-за него. – Тогда пошли ко мне, я его соседка, никто тут, – она кивнула на стены подъезда, – Генку лучше меня не знал. Минут через двадцать они, натужно пыхтя, обливаясь потом и останавливаясь на каждой площадке, вкатили тележку на четвертый этаж. – Подержи, – сказала Мария Петровна, снова подпирая тележку бедром, достала ключи и открыла дверь своей квартиры. Они вдвоем перетащили тележку через порог и вкатили в коридор. – Тут кидай, – распорядилась хозяйка, и Любава с радостью приперла тележку к стене коридора. – Что бы я без тебя делала, – улыбнулась Мария Петровна, глядя на взопревшую Любаву. – Ой, и не знаю, – отозвалась та и спросила: – А дети у вас есть? – А как же, – гордо ответила хозяйка, – два сына. – Чего же они вам не привезли все это? – Залеская пнула тележку, представляя, что это мягкие места сыночков Марии Петровны. – Так они ж работают, – отозвалась та беззаботно, – а я дома, вот и решила, чего их тревожить, сама справлюсь. И тут же проговорила: – Ты иди, дочка, умойся, вон за той дверью у меня ванная. Нет, давай я первая, а пока ты моешься, я чай поставлю. Еще не совсем отдышавшаяся Любава согласно кивнула. Вскоре они уже пили чай на кухне Марии Петровны с вкусными пирожками с картошкой и луком, которые хозяйка наскоро разогрела в духовке. – Вчера пекла, – проговорила она, виновато глянув на гостью. – Вкусно, – похвалила Любава, вонзая крепкие молодые зубы в первый пирожок. – Ты сама-то местная? – спросила Мария Петровна. – Нет, я с Украины, из Полтавы. – А как же тебя сюда занесло? – Так вышло, – пожала плечами Любава. Она вовсе не собиралась рассказывать постороннему человеку, что по молодости лет влюбилась безоглядно в москвича, приехала к нему, а он и не думал ее встречать. И как случайный прохожий, оказавшийся оперативником Ринатом Ахметовым, уговорил ее ехать с ним в этот город, как помог ей с работой. Да и жила она первое время в семье Рината. И что теперь сам Ринат, его жена Гузель и их дочка Гуля ей как родные. Да что там как. Они и есть ей родные, близкие люди на всю жизнь. Выпив две чашки чая и съев три пирожка, Любава заставила себя оторваться от вкусной еды. Пора перейти к делу, да и о фигуре не грех подумать… – Спасибо, Мария Петровна, очень вкусно вы печете, и чай у вас изумительный. – Я в него душицу и зверобой добавляю, а иногда и лист вишневый. – Рецепт дадите? – улыбнулась Любава. – Отчего же не дать, – отозвалась Мария Петровна, – я тебе и заварки с собой отсыплю. – Вот спасибо, ребята обрадуются.