— Что тебе удалось узнать? — спросила я, отдышавшись и перестав кашлять. — Деньги Михаил положил в банк на имя своих дочерей, — задумчиво сказала Мариша. — Во всяком случае, он дал им две сберегательные книжки. И на каждой было по двадцать тысяч долларов. Примерно две трети того, что он выручил от продажи своей фирмы. — А где оставшаяся треть? — спросила я. — Тут, знаешь, речь идет не о копейках, а о таких тысячах, что и за одну-единственную треть размером в двадцать тысяч долларов убить могут. — Не знаю, — сказала Мариша. — В общем, придется нам с тобой завтра ехать в Псков, как и собирались. Там все и выясним. Глава 10 Утро следующего дня мы встретили в пути. Мариша, которая терпеть не могла вставать до полудня, на этот раз изменила своим привычкам. И выехали мы около восьми утра. То есть, как только более или менее рассвело. Встали мы еще раньше. Есть мне не хотелось, Мариша насильно влила в меня чашку крепкого растворимого и потому очень мерзкого кофе и погнала вниз, садиться в машину. О дороге в Псков у меня сложилось какое-то смутное представление. Когда я не спала и смотрела по сторонам, то там мелькали деревеньки, села, поля и леса. Кроме того, время от времени Мариша принималась громко петь, и тогда я просыпалась окончательно. — Не спи! — кричала Мариша. — А то я тоже засну, и мы с тобой врежемся в какого-нибудь чудака. За четыре часа, которые мы провели в дороге, Мариша всего двенадцать раз нарушила правила движения. И всего два раза попалась на этом гаишникам. Оба раза нарушения были настолько серьезные, а вина Мариши настолько очевидной, что любой другой человек на месте лишился бы прав. Но Мариша выходила из своего «Опеля», расправляла плечи и грудь, и гаишники забывали обо всем на свете. В итоге Мариша отделалась сущей безделицей на общую сумму в двадцать долларов, а права и все прочее осталось при ней. И думаете, это научило Маришу быть осторожней? Ничуть не бывало. Я просто удивляюсь, как таким, как она, выдают права. Я лично просто умирала со страху, когда моя бедовая подруга выезжала на встречную полосу и принималась обгонять какой-нибудь грузовик в самом конце подъема на крутую горку, которых на шоссе до Пскова было навалом. — Мариша! — кричала я. — Ничего же не видно! А если нам навстречу с другой стороны поднимается какой-нибудь автомобиль? — Свернет! — равнодушно пожимала плечами Мариша. — Куда свернет-то?! — верещала я. — Там же грузовик едет! Он что, по твоему мнению, в грузовик свернуть может? — И что ты нервничаешь? — удивлялась Мариша. — Нет там никого. В такую рань никого тут быть не может. В населенных пунктах, которые попадались вдоль дороги довольно часто, Мариша снисходительно сбрасывала скорость до девяноста километров в час, если замечала знак, который настойчиво утверждал, что данные три домика вдоль дороги — это и есть населенный пункт. А если знака не замечала, то мы так и мчались мимо этих самых домиков со скоростью сто — сто двадцать километров в час. В общем, когда мы доехали до Пскова, то у меня от нервов остались одни жалкие ошметки, а Мариша была весела и уверяла, что давно так себя бодро и хорошо не чувствовала. — Немного адреналина не помешает, — говорила она мне. — А что это ты такая бледная? Укачало? Я молча потрясла головой. Разговаривать мне не хотелось. Пскова мы с Маришей не знали, поэтому карта автолюбителя, которую мы захватили с собой, нам не слишком помогла в поисках загса. После долгих расспросов мы наконец нашли бывшую улицу Ленина, которая теперь называлась улицей Рабочей Молодежи. Чем одно название было лучше другого, мы вдумываться не стали. А просто спросили первую попавшуюся старушку, где находится загс. — Сейчас поедете направо, доедете до площади, потом переедете через мост и слева будут развалины. Так вы их обогните и увидите двухэтажное здание. Это и будет загс. Точней, раньше-то загс в другом месте был. Но только теперь там ремонт, вот временно и перевели. Нам было все равно. Мы помчались в загс. Разлетевшись, мы уперлись в препятствие. Загс регистрировал рождение, браки и смерти граждан. Где данные граждане в точности были прописаны, работников загса не волновало. — Что вам тут, адресное бюро, что ли? — очень недовольно осведомилась у нас упитанная тетка с забранными в пышную прическу крашеными желтыми волосами. — Адресное бюро! — воскликнула Мариша, хлопая себя на лбу. — Ну конечно же! Оно-то нам и нужно! А вы не подскажете, где оно находится? Тетка величественно ткнула пальцем куда-то вправо от себя. Там находился коридор. И мы пошли вдоль него, посматривая по сторонам. Похоже, ремонт коснулся не одного только загса. В этом коридоре находилось управление муниципальным советом. Кабинет его начальника. Орган социального обеспечения населения. И даже аптека. Дойдя почти до конца коридора, мы наконец наткнулись на дверь с надписью «Справочное бюро». И, решив, что это самое подходящее из всего того, что нам уже приходилось видеть, мы вошли. — Семен Боровиков? — хмуро поинтересовалась у нас женщина средних лет. Тоже упитанная, но почему-то еще более сердитая. — Отчество? Год рождения? Мы с Маришей переглянулись. — Где-то пятидесятые годы, — наконец нерешительно сказала я. — Лет десять плюс или минус. Женщина обиделась. Она даже поднялась со своего места, тыча пальцем в объявление, где говорилось, что справки о месте проживания горожан выдаются только в том случае, если имеются их полные данные. Фамилия, имя, отчество и год рождения. — А нельзя ли как-нибудь исхитриться? — поинтересовалась Мариша. — Мы готовы заплатить вам лично, если вы постараетесь нам помочь. И она вытащила две сотни. Стоимость справки с полными данными составляла всего пятьдесят один рубль. Работница бюро еще немного поворчала и села к компьютеру, продолжая, впрочем, ворчать, что ходят тут разные, сами не знают, чего хотят. Прошло полчаса. Наконец женщина выпрямилась и посмотрела на нас, потом на деньги. Видно, в ее душе шла борьба. — Людей с такими фамилиями и именами в городе трое, — сказала она. — Но все они не подходят вам по возрасту. Двое подростки. Десяти и девятнадцати лет. И один Семен Боровиков — ветеран войны, совсем преклонных лет старик. — А кто-нибудь из них живет на бывшей улице Ленина? — спросила Мариша. Женщина снова уткнулась в компьютер. — Да, — наконец сказала она. — Живет. Тот Семен Боровиков, которому девятнадцать. Тот и живет. Прописан вместе с матерью Боровиковой Татьяной Дмитриевной и отцом Лучко Степаном Андреевичем. — Дайте! — разволновалась Мариша. — Дайте нам их адрес. Получив наконец вожделенный адрес, мы поехали разыскивать семью Боровиковых-Лучко. Найдя нужный дом, мы разыскали квартиру номер семнадцать. И начали звонить в дверь. Но нам никто не открывал. — Конечно! — простонала Мариша. — Рабочий день! Они все на работе! Явятся не раньше вечера. И что нам делать? — Можно попытаться поговорить с соседями, — предложила я. — Псков — город небольшой. Может быть, кто-то из соседей знает, где работают Боровиковы-Лучко. И мы принялись звонить во все соседние квартиры подряд. По прошествии некоторого времени за одной из дверей раздался легкий шорох. — Тише! — поднесла палец к губам Мариша. — Прислушайся, кажется, там кто-то есть! В свою очередь, этот «кто-то» тоже прислушивался. Так могло продолжаться до бесконечности. Нужно было как-то вызвать затихшего соседа на беседу. — Простите! — закричала Мариша. — Нам нужна Татьяна Боровикова. Вы не скажете, где мы можем ее найти? В квартире царила тишина. Кто бы там ни шуршал, войти в контакт с нами только из-за желания поговорить о Татьяне Боровиковой он не собирался. — У нас вести от ее брата! — крикнула я. — Семена. Мариша пихнула меня в бок, покрутив одновременно пальцем у виска. Мол, какой брат? Чего ты плетешь? Но мои слова неожиданно разбудили сонное царство. Дверь, перед которой мы стояли, открылась, и на нас уставился любопытный глаз. — Вы и в самом деле приехали от Семена? — недоверчиво спросил старческий голос. — Да! Да! — обрадовались мы. — От Семена Боровикова. Он сказал, что его сестра живет по этому адресу. В семнадцатой квартире. А мы звоним туда, звоним, но нам никто не открывает. — Еще бы вам открыли! — фыркнул все тот же голос. — Они же все на работе. После этого дверь открылась полностью, и мы увидели на пороге худенькую старушку, напоминавшую какую-то птицу. — Проходите, — велела нам старушка. — Я их соседка. Если вы торопитесь, то можете передать мне послание Семена. А я передам его Тане. Было видно, что старушке самой не терпелось узнать новости. И она явно считала, что имеет на это полное право. Что же! Мы не стали ее разочаровывать. И рассказали душераздирающую историю о похищении из семьи Семена двух его дочерей. — Так у Семена взрослые дочери? — удивилась старуха. — Надо же! Сколько лет прошло! И вы говорите, что их похитили? И его жена с инфарктом в больнице? И сам Семен тоже пропал? Мы с готовностью закивали головами. — Кошмар! — заключила старушка. — Но я вам верю. Верю, потому что хорошо в свое время знала Семена. Этот человек постоянно умудрялся попадать в какие-нибудь неприятности. Ему и отсюда пришлось уехать из-за одной такой истории. — Да? — неподдельно оживились мы. — В самом деле? Старушка, увидев наш интерес, тоже оживилась. И вроде бы даже помолодела. Пригласив нас в просторную кухню, она плеснула нам неожиданно густого черного чая из заварочного чайничка с аккуратно подклеенной крышечкой. Потом добавила в чашки немного кипятка, а себе положила только лимон. — У меня давление низкое, особенно по утрам, — объяснила она нам. — А кофе не люблю. Мы достали свои припасы, которые захватили в дорогу. Упаковку готовых кексов с клубничной начинкой, пачку глазированного шоколадом печенья и плитку молочного шоколада. После этого старушка окончательно прониклась к нам доверием, а выпив чайку, порозовела и начала рассказывать. — Зовут меня Елизавета Михайловна, — представилась она нам. — Мы с семьей Боровиковых соседствуем уже больше тридцати лет. Я еще их мать хорошо знала. — Чью мать? — спросила я. — Как чью? Семена и Татьяны, разумеется, — пожала плечами старушка. — Мою подругу — Людмилу Боровикову. И вот ведь неблагодарный, все у матери в любимчиках ходил. А на ее похороны даже не приехал. А ведь она и умерла-то больше от того, что по нему тосковала очень. И болезни у нее никакой особой не нашли. Просто жить без своего сыночка больше не хотела. — Может быть, Семен не знал, что его мать умерла? — спросила я. — Конечно, не знал! — фыркнула Елизавета Михайловна. — Откуда бы ему узнать, если мы не сообщили? А куда нам было сообщать, если Семен нам даже адреса своего нового не оставил? Как сгинул двадцать с лишним лет назад после той последней истории, так и все. — Какой истории? — спросила Мариша.