– Эдриен, послушай… – Не надо. – Что? – Послушай, было замечательно тебя повидать. Это было давно, и ты была добра ко мне как-то раз. Но не делай вид, будто мы друзья. Это были сложные слова, но Элизабет поняла. Сколько раз она проезжала мимо тюрьмы с того момента, как его осудили? Сколько раз она там останавливалась? Заходила внутрь? Ни разу. Вообще никогда. – Что я могу для тебя сделать? Тебе нужны деньги? Тебя куда-нибудь подвезти? – Ты можешь вылезти из машины. – Эдриен смотрел на Бекетта и группу людей, стоящих возле темного седана на краю дороги. Внезапно побледнев и покрывшись по́том, сейчас он походил на тяжелобольного. – Эдриен? – Просто вылезай из машины. Прошу тебя. Она подумывала, не поспорить ли, но к чему это приведет? – Ладно, Эдриен. – Перекинула ноги в жар за пределами машины. – Дай мне знать, если вдруг передумаешь. * * * Отходя от Эдриена, посреди стоянки Элизабет наткнулась на Бекетта. Стоящие у него за спиной набились в седан, который развернулся прямо через сплошную линию и во весь дух погнал в сторону тюрьмы. Она узнала лицо в боковом стекле – знакомый профиль мелькнул было и тут же исчез. – Это начальник тюрьмы? – Да. – Что ему было надо? Бекетт долгим взглядом проследил за машиной, недобро прищурившись. – Услышал про стрельбу и понял, что в этом замешан кто-то из его подопечных. – Вы поцапались? – Да. – Насчет чего? – Насчет того, что нехрен ему делать на моем месте преступления! – Не кипятись, Чарли. Я просто спросила. – Ну да… Конечно… Прости. Узнала что-нибудь у Эдриена? – Он подтверждает рассказ бармена. Гидеон явился мстить. Конрой стрелял в мальчишку, чтобы спасти жизнь Эдриена. – Вот черт… Жестко. Жаль, что так вышло. – Что ты собираешься с ним делать? – С Эдриеном-то? Снять показания. И отпустить к чертовой матери. – А отец Гидеона в курсе? – Мы его пока не нашли. – Я это сделаю. – Да это же конченый алкаш, а в окру́ге полным-полно всяких гадюшников! Кто знает, под какой камень он забился именно сегодня? – Я его разыщу. – Скажи мне, где он, по-твоему, может быть, и я отправлю туда патрульных. Элизабет помотала головой. – Мы говорим про Гидеона. Его отец должен быть с ним, когда тот очнется. – Его отец – это конченый гондон, который за всю свою жизнь и палец о палец ради парня не ударил! – Тем не менее, лучше я сама его разыщу. Это личное, Чарли. Сам понимаешь. – У тебя через три часа допрос в полиции штата! – Сказала, что разыщу – значит, разыщу. – Ладно. Хорошо. Конечно. Как знаешь. – Бекетт был зол, но, похоже, как и все остальные вокруг. – У тебя три часа. – Заметано. – Смотри не опоздай. Не опоздай? Это уже как выйдет. Элизабет даже не была уверена, что вообще там появится. Плюхнувшись в машину, она подумала, что наконец-то всё. Но Бекетт заполнил собой боковое окно, прежде чем она успела включить передачу. Просунулся внутрь, словно опухший в своем тесном костюме. Она заметила царапины на его обручальном кольце, ощутила запах шампуня, судя по всему, шампуня жены. Все в нем было обстоятельным и основательным – взгляд, голос… – Ты вляпалась непонятно во что, – веско произнес он. – И я это чую. Ченнинг и тот подвал, копы из штата и Эдриен… Черт, кровь этого парнишки даже не успела высохнуть! – Я знаю, что делаю, Чарли. – Знаю, что знаешь! – Что ты пытаешься сказать? – Я пытаюсь сказать, что люди не способны мыслить связно, когда попадают в серьезный переплет. Это вполне нормально, даже для копов. Просто не хочу, чтобы ты отмочила какую-нибудь глупость. – Типа чего? – Плохие люди. Темные места. Он пытался помочь, но это было как раз то, что сейчас и определяло границы собственного мира Элизабет – плохие люди и те вещи, что творятся в темных местах. * * * Поглядывая на тюрьму, которая маячила уже в зеркале заднего вида, Элизабет не спеша покатила к городу. Ей хотелось хотя бы нескольких минут тишины и спокойствия, но мысли о Гидеоне на операционном столе делали это невозможным. Тридцать второй – не слишком крупный калибр, но ведь и мальчишка еще совсем маленький. Винила ли она Натана Конроя за тот выстрел? Нет. Вряд ли. Винила ли Эдриена? И как насчет самой себя? Элизабет мысленно нарисовала себе мать Гидеона такой, какой та была – высокую, ясноглазую и элегантную, – а потом представила ее сына, выжидающего в темноте с револьвером в кармане. Где он его взял, как добрался до бара? Пешком? На попутках? Это револьвер его отца? Господи, неужели он и впрямь планировал убить человека? От подобных мыслей реально кружилась голова – хотя, может, то была просто запоздалая реакция на вид крови парнишки, или на то, что она выпила три чашки кофе после двух дней без крошки во рту, или все из-за того, что за последние шестьдесят часов удалось поспать от силы шесть? Сбавив ход у реки, Элизабет съехала на обочину и позвонила в больницу, чтобы узнать о состоянии Гидеона. – Вы родственница? – поинтересовались у нее. – Я из полиции. – Подождите, сейчас переключу на хирургию. Элизабет стала ждать, бездумно глядя на воду. Она выросла возле этой реки и знала все ее настроения: мягко скользит в августе, мчится и клокочет пенными бурунами под зимним порывистым ветром… Иногда она брала Гидеона с собой на рыбалку, и это было их собственное место, их собственная фишка. Но сегодня река казалась какой-то другой. Элизабет не видела ни платанов, ни ив, ни ряби, вызванной течением. Видела лишь уходящую вдаль резаную рану в красноватой земле. – Это вы спрашивали про Гидеона Стрэнджа? Элизабет опять разыграла свою полицейскую карту и быстро получила всю имеющуюся информацию. «Все еще на операционном столе. Прогнозы делать пока рано». – Спасибо, – поблагодарила она, после чего пересекла реку, даже ни разу не глянув вниз.