Ник. А ты, если хочешь, приезжай. Эмбер. Мы это уже проходили. Отстань. Шутка устарела. Ник. Никогда не поздно попытать удачу. Эмбер. Ты в пролете. Ник. Я в курсе. Ник. Так что иди спать. Эмбер. Уговорил. Ухожу. Ник. До завтра. Эмбер. Завтра мы уже не пересечемся. Я вылетаю на рассвете. Ник. В смысле? Ник. Планы поменялись? Ник. Почему я не в курсе? Эмбер. Да, сегодня вечером внесли коррективы. Спокойной ночи. Ник. Ты так шутишь, да? Ник. Янтарная? Ник. Глупая шутка. Ник. Эмбер? Ник. Ты еще там? Ник. Черт! Ник. Я выезжаю к тебе. Последние семь сообщений не прочитаны. * * * Комната металлическая. Из металла вокруг все: пол, стены, потолок, стол и даже стул, прохладу которого чувствую сквозь тонкую ткань штанов. Наручники на моих запястьях – тоже металлические, как и скоба на поверхности стола, к которой их кто-то пристегнул. Кто? Когда? В голове туман, плотно покрывающий все то, что было до момента «здесь и сейчас». Некоторое время рассматриваю наручники, затем опускаю взгляд на себя: на мне серая пижама. Это ведь пижама, правда? Широкие штаны и удлиненная футболка; ткань тонкая. Зябко повожу плечами, отчего гремит цепочка, соединяющая браслеты на моих руках со скобой стола. Звук отдается в висках тупой болью, хочется потереть лоб, но не дотянуться. Тут же начинает чесаться нос. Дергаю цепочку наручников с силой, но ничего не происходит. Снова этот звон. Приходится встать и наклониться к самой столешнице – только так есть возможность достать пальцами до лица. Мм, блаженство… С облегчением прикрываю глаза, а когда распахиваю – вокруг темно. От неожиданности падаю обратно на стул, его острые края больно впиваются в бедра. Звенит цепочка. Освещение не возвращается, зато глухая до этого стена передо мной оживает, превращаясь в экран. Вернее, в первое мгновение думаю, что это экран, но нет, передо мной кое-что поинтереснее – зеркало. Жадно вглядываюсь в прикованную к столу молодую женщину в серой одежде. Худощавая, прямой нос, тонкие губы, светлые волосы до плеч, спутанные. Дергаю плечом, и женщина в зеркале повторяет мое движение. Значит, все-таки не галлюцинация, это я. Я… такая? Не помню. Опять хочется потереть лоб или почесать нос – видимо, нервное, – но на сей раз сижу не шевелясь. – Добрый день, – приветствует меня мужской голос. Вскидываю голову, верчу ею по сторонам, но так и не нахожу взглядом динамик, поэтому решаю смотреть прямо перед собой: если зеркало – все же экран, то, очевидно, мой невидимый собеседник прячется за ним. Понимаю, что губы пересохли. – Да пошел ты, – разлепляю их и произношу нечто, чего сама от себя не ожидаю. Вежливое «Здравствуйте» или агрессивно-нервное «Кто вы и где я?!» были бы в данной ситуации уместнее. Но мне не хочется кричать и требовать, мне хочется… да, именно послать подальше своих мучителей. Теряюсь, опускаю взгляд, рассматриваю руки. У меня тонкая кость, белая кожа с синими прожилками вен. На правом предплечье синяк. Однако голос за зеркалом не трогает моя реакция. Пожалуй, меня саму она удивила и смутила больше. – Как вас зовут? – спрашивает он все с тем же равнодушием, что и поздоровался ранее. Снова открываю рот и… закрываю. В голове туман. Все, что было до этого момента, – белый лист. – Как вас зовут? – повторяет голос. Он совершенно точно принадлежит мужчине. Но живому ли? Не робот ли играет со мной в игры? Чувствую раздражение. Опять возникает желание огрызнуться, но сдерживаюсь. – Как вас зовут? – спрашивают меня в третий раз. Да он издевается! – Я не знаю! – выкрикиваю. Хочу зло, а выходит беспомощно и жалко. Сердце гулко колотится в груди. Я правда не знаю, ни кто я, ни как меня зовут, ни как здесь оказалась. Я даже эту женщину в зеркале вижу впервые. И вообще, она мне не нравится. Вон какая у нее сейчас гримаса на лице. Это… я? Однако, кажется, кто его знает кто удовлетворен. – Что последнее вы помните? Ответ «Ни черта!» его устроит? Спокойно, спокойно… Выдыхаю. Напрягаюсь и действительно пытаюсь вспомнить хоть что-то. Но помню лишь эту камеру. – Ничего, – выдыхаю, читая ужас на лице женщины в зеркале. Теперь она нравится мне еще меньше – выглядит совсем жалко. – Сколько будет пять умножить на восемь? – Сорок, – отвечаю на автомате. – Столица Нового Рима? – Ромеро. – В каком веке человек совершил первый полет в космос? На этот вопрос женщина в отражении не отвечает и хмурится. Кажется, начинаю к ней привыкать. Упрямо сжимаю губы и не собираюсь больше отвечать на вопросы из программы младших классов. Я помню ответы на все, могу даже назвать год, в который Колумб открыл Америку. И мне хочется выть и биться в своих оковах от осознания того факта, что история Старой Земли мне известна лучше, чем собственная биография. Я – ничто. Я – белый лист… Глава 1 Два года спустя Лето в этом году выдалось жарким, что удивительно, как говорят старожилы. Верю им на слово, потому что мне довелось застать лишь прошлое – ветреное и влажное. Зато тем летом отлично росли овощи. Этим же почва сохнет и трескается, а посевы приходится регулярно поливать и молиться, чтобы урожай удался. Впрочем, молиться – сильное преувеличение. Вряд ли Бог заглядывает на Пандору. – Гагара, ты идешь?! – кричит мне Сова, закончившая свою часть работы, гремит пустым ведром. – Догоню! – откликаюсь и делаю знак, чтобы возвращалась без меня. Та пожимает плечами и уходит. Я не нравлюсь Сове. Она говорит, что я еще не смирилась, а такие только вносят смуту в привычный уклад жизни. Выливаю с помощью кривого металлического ковша остатки воды из своего ведра на чахлую ботву моркови – на урожай которой все еще надеюсь, – и бреду к лагерю. Куда медленнее уже скрывшейся из вида Совы – тяну время. Мне некуда спешить и не к кому торопиться. Вечереет. Солнце уже не печет как сумасшедшее, но все равно жарко и душно. Срываю косынку с волос и вытираю вспотевшее лицо.