– Проклятье. Как чертовски не вовремя. Ну, поскольку у нас, по словам Мелльберга, похоже, никаких нераскрытых исчезновений нет, да и до моего ухода в отпуск не было, я предлагаю тебе обзвонить все близлежащие округа. Звони по кругу, начиная отсюда, а потом расширяй охват, понимаешь? – Да, но насколько далеко мне надо отходить? – Настолько, насколько тебе потребуется, пока не найдешь кого-нибудь подходящего. Сразу после совещания позвони еще в Уддеваллу, чтобы получить предварительное описание женщины, на которое ты сможешь опираться в поисках. – А мне что делать? – Энтузиазм в голосе Эрнста едва ли можно было назвать заражающим. Патрик посмотрел в заметки, которые быстро набросал после разговора с Мелльбергом. – Я бы хотел, чтобы ты для начала поговорил с теми, кто живет вокруг входа в Королевское ущелье. На случай если они видели или слышали что-нибудь этой ночью или под утро. Днем в ущелье полно туристов, поэтому труп или трупы, если быть педантичным, должны были перевезти туда ночью или утром. Вероятно, мы можем предположить, что их привезли туда через большой вход, едва ли их несли вверх по лестнице от площади Ингрид Бергман. Малыш обнаружил женщину около шести, поэтому я бы сосредоточился на промежутке от девяти вечера до шести утра. Я сам собираюсь спуститься и немного порыться в архивах. Что-то с этими скелетами не дает мне покоя. У меня такое ощущение, будто мне следовало бы знать, что это, но… Вам ничего не приходит в голову? Ничего не припоминается? Патрик развел руками и, вопросительно подняв брови, ждал какого-нибудь ответа, но Мартин и Эрнст лишь отрицательно покачали головами. Он вздохнул. Да, тогда остается только спускаться в катакомбы… ⁂ Не зная, попал ли он в немилость, хотя, возможно, смог бы догадаться, имейся у него время на обдумывание, Патрик сидел глубоко внизу, во владениях отделения полиции Танумсхеде, и рылся в старых бумагах. На большинстве папок скопилась пыль, но они, слава богу, пребывали в хорошем состоянии. Почти все было заархивировано в хронологическом порядке, и хотя он толком не знал, что ищет, он знал, что оно здесь есть. Он сидел, скрестив ноги, прямо на каменном полу и методично просматривал папки, ящик за ящиком. Через его руки проходили десятилетия человеческих судеб, и постепенно его стало поражать, как много людей и семей раз за разом повторяется в полицейских реестрах. «Складывается впечатление, будто преступления переходят по наследству от родителей к детям и даже к внукам», – думал он, когда вновь всплывала та же фамилия. Зазвонил мобильный телефон, и на дисплее он увидел, что это Эрика. – Привет, дорогая, все хорошо? – Каким будет ответ, он знал. – Да, я знаю, что жарко. Тебе надо просто сидеть возле вентилятора, больше ничего не поделаешь. Знаешь, на нас тут навалилось убийство, и Мелльберг хочет, чтобы расследованием руководил я. Ты очень расстроишься, если я на пару дней выйду на работу? Патрик затаил дыхание. Он знал, что следовало позвонить самому и сообщить, что ему, возможно, придется поработать, но, со свойственной мужчинам манерой уклоняться, предпочел отложить неизбежное. Хотя, с другой стороны, она прекрасно знает, каковы условия его профессии. Лето – самый горячий период у полиции Танума, им приходится чередоваться, чтобы брать краткие отпуска, и даже немногие дни, которые удается взять подряд, не являются гарантированными – все зависит от того, с какими масштабами пьянства, драк и других побочных эффектов туризма отделению выпадет разбираться. А убийства – это вообще особая статья. Он чуть не пропустил ее слова мимо ушей. – Ты сказала, гости? Кто именно? Твой кузен? – Патрик вздохнул. – Ну а как ты думаешь? Естественно, было бы приятнее провести вечер вдвоем, но раз они уже едут, значит, едут. Но они останутся только на одну ночь? – О’кей, тогда я куплю немного креветок, чтобы их угостить. Это ведь просто, и тебе не придется заниматься готовкой. Я буду дома около семи. Целую. Засунув телефон в карман, он продолжил перелистывать содержимое ящиков. Его внимание привлекла папка с надписью: «Пропавшие». Какой-то обстоятельный человек когда-то собрал вместе встретившиеся в полицейских расследованиях заявления о пропаже людей. Патрик почувствовал, что это-то он и ищет. Пальцы стали грязными от пыли, и, перед тем как открыть тонкую папку, он обтер их о шорты. После недолгого перелистывания и чтения он понял, что память получила необходимый толчок. Ему следовало бы сразу вспомнить это, учитывая то, как мало народу в районе действительно бесследно исчезало, но, видимо, возраст начинает брать свое. Теперь заявления в любом случае лежали перед ним, и он чувствовал, что это не может быть случайностью. В 1979 году заявили о пропаже двух женщин, которых так и не нашли. В Королевском ущелье обнаружили два скелета. Он взял всю папку с собой наверх, на дневной свет, и положил себе на письменный стол. ⁂ Лошади были единственной причиной, по которой она оставалась там, где находится. Привычной рукой она уверенными движениями чистила каурого мерина. Физическая работа служила вентилем, дававшим выход раздражению. В семнадцать лет не иметь возможности распоряжаться собственной жизнью – это полный отстой. Как только она достигнет совершеннолетия, сейчас же вырвется из этой проклятой дыры. И примет предложение фотографа, который подошел к ней, когда она прогуливалась по Гётеборгу. Став моделью в Париже и зарабатывая кучу денег, она объяснит им, куда они могут засунуть свое проклятое образование. Фотограф сказал, что ее ценность как модели с каждым годом уменьшается, и, прежде чем у нее появится шанс, целый год жизни будет выброшен только потому, что старику втемяшилось в голову образование. Ведь для хождения по подиуму никакого образования не требуется, а потом, когда ей будет лет двадцать пять и она начнет становиться слишком старой для такой карьеры, она наверняка выйдет замуж за миллионера и сможет посмеяться над угрозой отца лишить ее наследства. У нее будет возможность за один день тратить на покупки сумму, равную всему его состоянию. И долбаный порядочный братец ситуации не улучшает. Конечно, жить у них с Маритой лучше, чем дома, но ненамного. Он такой, блин, замечательный. Всегда поступает правильно, а виноватой во всем автоматически оказывается она. – Линда? Типично: даже на конюшне ее не оставляют в покое. – Линда? – Голос стал более требовательным. Он знает, что она здесь, поэтому пытаться улизнуть не имеет смысла. – Да-а, вот пристал. Чего тебе надо? – Тебе необязательно разговаривать со мной в таком тоне. Я считаю, что требую не слишком много, только чтобы ты попыталась проявлять некоторую учтивость. Она лишь пробурчала несколько ругательств в ответ, но Якоб оставил их без внимания. – Ты же мне брат, а не папаша, когда-нибудь думал об этом? – Мне это прекрасно известно, да, но пока ты живешь под моей крышей, я все-таки несу за тебя определенную ответственность. Только потому, что Якоб почти на пятнадцать лет старше, он думает, что все знает, но легко демонстрировать превосходство, когда над тобой не каплет. Папаша множество раз говорил, что Якоб – сын, которым действительно можно гордиться, и что из него получится прекрасный управляющий семейным поместьем, поэтому Линда предполагала, что он в один прекрасный день получит все целиком. До тех пор он может позволить себе притворяться, будто деньги для него не важны, но Линда видит его насквозь. Все восхищаются Якобом из-за того, что он работает с трудными подростками, но все также знают, что в свое время он унаследует и поместье, и состояние, и вот тогда будет любопытно посмотреть, насколько у него сохранится интерес к общественной работе. Она хихикнула. Если бы Якоб узнал, что она по вечерам удирает из дома, он бы взбесился, а узнай он, с кем она встречается, ей, наверное, пришлось бы выслушать целую проповедь. Хорошо говорить о солидарности с неимущими, пока они не переступают твоего порога. Якоб взвился бы до потолка, узнай он, что она встречается с Юханом, поскольку у него имелись на то более глубоко уходящие корнями в прошлое причины. Юхан приходится им кузеном, а вражда между двумя семейными ветвями началась задолго до ее рождения, да еще до рождения Якоба. Причины она не знала, просто так сложилось, но от этого она ощущала дополнительное волнение в груди, когда кралась из дома, чтобы встретиться с Юханом. Кроме того, общаться с ним ей нравилось. Он, правда, довольно застенчивый, но все-таки на десять лет старше и потому обладает уверенностью, о которой парни ее возраста могут только мечтать. Их родство ее не волновало. В настоящее время с кузеном можно даже вступать в брак, и хотя в ее планы на будущее это не входило, она ничего не имела против того, чтобы все с ним испробовать, лишь бы это происходило втайне. – Ты что-нибудь хотел или просто собирался за мной последить? Якоб глубоко вздохнул и положил руку ей на плечо. Линда попыталась отпрянуть, но он держал ее крепко. – Я никак не пойму, откуда берется вся эта агрессия. Ребята, с которыми я работаю, все бы отдали, чтобы иметь дом и такие условия, как у тебя. Знаешь, немного благодарности и зрелости тебе не помешало бы. И да, кое-что я хотел. У Мариты готова еда, так что изволь быстренько переодеться и приходи есть вместе с нами. Он отпустил ее плечо и, выйдя из конюшни, направился к дому. Линда, ворча, отложила щетку и пошла приводить себя в порядок. Есть все-таки хотелось. ⁂ Сердце Мартина было опять разбито. В который раз по счету, он не знал, но оттого, что он уже привык, болело оно не меньше. Как и во все прошлые разы, он думал, что на этот раз голову рядом с ним на подушку опускает его суженая. Конечно, он прекрасно знал, что она несвободна, но по своей обычной наивности полагал, что он больше чем развлечение и что дни ее партнера сочтены. Он слабо представлял себе, что своим невинным взглядом и чуть ли не хорошенькой внешностью, точно кусок сахара муху, притягивал женщин постарше, твердо стоящих на ногах и живущих со своими мужьями в привычной обыденности. Они вовсе не собирались оставлять мужей ради приятного двадцатипятилетнего полицейского, с которым зато были не прочь покувыркаться в постели, когда желание и потребность самоутверждения нуждались в удовлетворении. Проблема заключалась не в том, что Мартин имел что-нибудь против физической стороны отношений, он даже обладал особым талантом в этой области, но был при этом на редкость чувствительным молодым человеком. Влюбленности просто-напросто находили в Мартине Мелине благодатную почву. Поэтому для него эти маленькие истории всегда заканчивались плачем и скрежетом зубовным, когда женщины отказывались от продолжения и уходили домой к своей, возможно, скучной, но устоявшейся и хорошо знакомой жизни. Сидя за письменным столом, он глубоко вздохнул, но заставил себя сосредоточиться на поставленной ему задаче. Предыдущие звонки ничего не дали, но ему предстояло обзвонить еще много полицейских округов. Ему, как всегда, не повезло: компьютерная база, конечно, полетела именно тогда, когда он нуждался в ней больше всего, и поэтому приходилось набирать номер за номером, чтобы попытаться найти кого-нибудь, подходящего под описание убитой женщины. Двумя часами позже он откинулся на спинку кресла и от разочарования запустил карандашом в стену. Никто из объявленных в розыск их жертве не соответствовал. Что же им делать дальше? ⁂ Какая чертовская несправедливость! Он старше этого сопливого щенка, и руководство расследованием должны были поручить ему, но мир всегда платит черной неблагодарностью. Ведь он несколько лет целенаправленно лебезил перед этим проклятым Мелльбергом и ничего на этом не выгадал. На пути во Фьельбаку Эрнст преодолевал повороты на высокой скорости, и не сиди он в полицейской машине, наверняка неоднократно увидел бы в зеркало заднего вида поднятые к виску указательные пальцы. А так, пусть только посмеют, чертовы туристы, он им покажет где раки зимуют. Опрашивать соседей. Это задание для стажера, а не для человека с двадцатипятилетним профессиональным опытом. Этим следовало бы озадачить сопляка Мартина, тогда он, Эрнст, мог бы позвонить по телефонам и немного поболтать с коллегами из близлежащих округов. У него внутри все кипело, но это было его естественным состоянием с младых ногтей, так что за рамки обычного ситуация не выходила. Холерический темперамент делал его не слишком подходящим для профессии, предполагавшей так много социального общения, но, с другой стороны, он пользовался уважением у хулиганов, инстинктивно чувствовавших, что Эрнст Лундгрен не из тех, с кем следует ссориться, если дорожишь своим здоровьем. Когда он проезжал через поселок, повсюду вытягивались шеи. Его провожали взглядом, на него показывали пальцами, и он понял, что новость уже облетела всю Фьельбаку. Через площадь Ингрид Бергман ему пришлось ехать очень медленно из-за множества незаконно припаркованных машин, и он с удовлетворением заметил, что в результате несколько человек поспешно покинули уличное кафе. Так-то лучше. Если когда он поедет через площадь в обратную сторону, машины еще будут стоять, он вовсе не против того, чтобы потратить немного времени и нарушить отпускное спокойствие проштрафившихся. Возможно, дать им подуть в трубочку. Несколько водителей потягивали холодное пиво, когда увидели, что он проезжает мимо. Если повезет, ему, наверное, удастся отобрать кое у кого права. На маленьком кусочке улицы перед Королевским ущельем припарковаться было непросто, но Эрнст сумел втиснуться и начал операцию «Опрос соседей». Как и ожидалось, никто ничего не видел. Люди, обычно замечающие, если сосед всего лишь громко пукнул у себя дома, сразу становятся слепы и глухи, когда полиции требуется что-нибудь узнать. Впрочем – Эрнст был вынужден это признать – они, вполне возможно, действительно ничего не слышали. Летом ночью так много шума от возвращающихся домой под утро пьяных, что народ научился отгораживаться от звуков на улице, чтобы иметь возможность спокойно спать. Но это чертовски раздражало. Только в последнем доме ему повезло. Улов, правда, оказался небольшим, но хоть что-то. Старик в самом дальнем от устья ущелья доме слышал, как около трех часов, когда он вставал по малой нужде, проезжала машина. Он сумел даже уточнить время до без четверти трех, но выглядывать на улицу он не стал и поэтому ничего не мог сообщить о том, как выглядели водитель или машина. Однако он оказался старым учителем автошколы, в свое время поездившим на разных машинах, и мог с уверенностью сказать, что эта машина была не из новых моделей – ей, скорее всего, уже несколько лет. Замечательно, за два часа обхода соседей ему удалось узнать только, что убийца, по всей вероятности, привез сюда труп около трех часов, а также что он, возможно, приезжал на машине старой модели. Радоваться особенно нечему. Однако настроение на пару градусов поднялось, когда он, проезжая площадь на обратном пути, приметил новых нарушителей правил парковки, занявших места прежних. Сейчас здесь задуют в трубочки так, что легкие загудят. ⁂ Настойчивый звонок в дверь прервал работу Эрики, с трудом ходившей по комнатам с пылесосом. Она буквально обливалась потом и, прежде чем открыть дверь, смахнула с лица несколько мокрых прядей волос. Чтобы оказаться здесь уже сейчас, они, должно быть, мчались, как угонщики. – Привет, толстушка! Ее заключили в крепкие медвежьи объятия, и она почувствовала, что дико потеет не одна. Будучи прижатой носом к подмышке Конни, Эрика поняла, что по сравнению с ним сама, вероятно, пахнет, как розы. Выбравшись из объятий, она поздоровалась с женой Конни Бриттой, правда, только вежливо пожала той руку, поскольку они встречались всего в нескольких единичных случаях. Рукопожатие Бритты было влажным, слабым и вызывало ощущение, что держишь в руке дохлую рыбу. Эрика содрогнулась и подавила импульс вытереть руку о брюки. – Ну и живот! У тебя там что, близнецы? Эрика ненавидела, когда так комментировали ее громоздкое тело, но уже давно начала понимать, что беременность – это состояние, позволяющее всем желающим обсуждать твои телесные контуры и фамильярным образом браться руками за твой живот. Случалось даже, что незнакомые люди подходили и принимались попросту трогать ее живот. Эрика прямо ждала, что сейчас начнется обязательное ощупывание, и буквально через несколько секунд руки Конни уже оказались на месте и водили по животу. – О, какой у вас там маленький футболист. Точно парень, раз так лягается. Подойдите, ребята, пощупайте! Эрика была не в силах протестовать, и ее атаковали две пары липких от мороженого рук, оставляя отпечатки на ее белой блузке для беременных. К счастью, Лиса и Виктор, шести и восьми лет, быстро потеряли интерес.