– Нет. Да я и не спрашивала. Вообще-то мы в рабочее время такими делами не занимаемся, но она пришла в середине дня, когда все туристы разъехались купаться на скалы и было спокойно. Кроме того, казалось, что для нее это очень важно, и я ее пожалела. – Пия немного посомневалась. – Это как-то связано с убийством? Наверное, мне следовало позвонить и рассказать об этом раньше… У нее в голосе звучало беспокойство, и Мартин поспешил ее успокоить. Ему почему-то очень не хотелось, чтобы у нее из-за него возникали какие-либо неприятные ощущения. – Нет, вы же не могли знать. Но хорошо, что сейчас об этом рассказали. Они продолжили обед, разговаривая на более приятные темы, и ее свободный час пролетел совершенно незаметно. Она заторопилась в находившийся посреди площади маленький павильон для туристов, чтобы не рассердить коллегу, которой пришла очередь отправляться на ланч. Не успел он и глазом моргнуть, как Пия, слишком поспешно попрощавшись, исчезла. Вопрос о встрече вертелся у него на языке, но задать его Мартин как-то не сумел. Бормоча и ругаясь, он пошел к машине, но на обратном пути в отделение его мысли сами собой переключились на рассказ Пии о том, что Таня просила помочь ей с переводом статей о пропавших девушках. Почему они ее интересовали? Кто она такая? Какую связь между ней, Сив и Моной они не видят? ⁂ Жизнь хороша. Даже очень хороша. Он не мог припомнить, когда воздух казался ему таким чистым, ароматы такими сильными и краски такими яркими. Жизнь поистине хороша. Мелльберг разглядывал сидящего на стуле напротив него Хедстрёма. Приятный парень и толковый полицейский. Да, возможно, раньше он не выражал этого именно такими словами, но сейчас стоит воспользоваться случаем. Важно, чтобы сотрудники чувствовали, что их ценят. Он где-то читал, что хороший руководитель должен одинаково твердой рукой раздавать критику и похвалы. Теперь, обретя новую прозорливость, он мог признать, что в отношении критики, возможно, до сих пор проявлял несколько излишнюю щедрость, однако это не поздно компенсировать. – Как продвигается расследование? Хедстрём в основных чертах обрисовал то, что пока сделано. – Отлично, отлично. – Мелльберг добродушно закивал. – Да, у меня сегодня состоялось несколько неприятных телефонных разговоров. Все очень заинтересованы в быстром раскрытии этого дела, чтобы оно, как они изящно выразились, не привело к далеко идущим последствиям для туристической отрасли. Но тебя, Хедстрём, это волновать не должно. Я лично заверил их в том, что один из наших лучших сотрудников денно и нощно работает над тем, чтобы засадить преступника за решетку. Так что просто продолжай держать свою высокую марку, а шишек из муниципалитета я возьму на себя. Хедстрём посмотрел на него как-то странно. Мелльберг в ответ расплылся в широкой улыбке. Да, если бы парень только знал… Совещание у Мелльберга заняло не многим более часа, и по пути обратно к себе в кабинет он поискал глазами Мартина. Но того нигде видно не было, поэтому Патрик воспользовался случаем, сходил в супермаркет и купил бутерброд в пластикатовой упаковке, который потом проглотил, запивая кофе, на кухне отделения. Едва он доел, как услышал в коридоре шаги Мартина и помахал ему рукой, призывая следовать за ним в кабинет. – Ты в последнее время не замечал в Мелльберге ничего странного? – начал Патрик. – Кроме того, что он не жалуется, не критикует, непрерывно улыбается, несколько сбросил вес и носит одежду, похожую хотя бы на моду девяностых, нет. – Мартин улыбнулся, показывая, что иронизирует. – Тут что-то нечисто. Я вовсе не жалуюсь. Он не вмешивается в расследование, а сегодня он так хвалил меня, что я покраснел. Но тут что-то… Патрик покачал головой, но они прекратили размышлять над новым Бертилем Мелльбергом, прекрасно сознавая, что существуют более неотложные вопросы для обсуждения. Некоторыми вещами надо просто, пользуясь случаем, наслаждаться, а не подвергать их сомнению. Мартин отчитался о безрезультатной поездке в кемпинг и не давшей ничего нового встрече с Лизой. Когда же он пересказал слова Пии о том, что Таня приходила к ним, чтобы ей перевели статьи о Моне и Сив, у Патрика проснулся интерес. – Я знал, что там существует какая-то связь! Но что, черт возьми, это может быть? – Он почесал голову. – А что вчера сказали родители? Полученные Патриком от Альберта и Гун фотографии лежали перед ним на столе, и он протянул их Мартину. Он описал встречи с отцом Моны и матерью Сив, не сумев скрыть отвращения к последней. – Они все равно, должно быть, испытали облегчение от того, что девушек нашли. Наверняка было кошмаром годами не знать, где они. Знающие люди говорят, что неизвестность хуже всего. – Да, правда, теперь нам особенно важно, чтобы Педерсен подтвердил, что второй скелет принадлежит Сив Лантин, иначе мы окажемся в полной жопе. – Точно, но осмелюсь почти утверждать, что мы можем исходить из этого. А об анализе земли на скелетах по-прежнему ничего не слышно? – К сожалению, нет. И еще вопрос, насколько много он может дать. Скелеты ведь могли лежать закопанными где угодно, и даже если мы узнаем, какого типа на них земля, это все равно что искать иголку в стоге сена. – Самые большие надежды я возлагаю на ДНК. Стоит нам найти правильного человека, мы сразу это узнаем, если у нас будет возможность проанализировать его ДНК и сравнить с тем, что у нас есть. – Да, тогда дело за малым – найти правильного человека. Они немного поразмышляли молча, а потом Мартин встал, нарушив мрачное настроение. – Нет, так мы ничего не добьемся. Я лучше пойду обратно к себе. Он ушел, а Патрик остался сидеть за столом, погруженный в глубокие раздумья. ⁂ Атмосфера за ужином была давящей. В принципе ничего необычного с тех пор, как сюда переехала Линда, но сейчас воздух можно было резать ножом. Брат в самых кратких словах обрисовал визит Сольвейг к отцу, но обсуждать эту тему ему явно не хотелось. Линда же посчитала, что ей это помешать не может. – Значит, выходит, что тех девушек убил не дядя Юханнес. Отцу сейчас точно не позавидуешь: указать на собственного брата, а потом выясняется, что тот невиновен. – Замолчи, не смей говорить о том, о чем ничего не знаешь! Все сидящие за столом вздрогнули. Им редко доводилось, если вообще доводилось, слышать, чтобы Якоб повышал голос. Даже Линда на мгновение слегка испугалась, но потом сглотнула и неутомимо продолжила: – Почему, собственно, отец подумал, что это дядя Юханнес? Мне никто никогда ничего не рассказывает. Немного посомневавшись, Якоб понял, что заставить ее перестать задавать вопросы не удастся, и поэтому решил пойти ей навстречу. Хотя бы частично. – Папа видел одну из девушек в машине у дяди Юханнеса в ту ночь, когда девушка исчезла. – А почему отец разъезжал на машине посреди ночи? – Он навещал меня в больнице и решил не оставаться ночевать, а поехать домой. – Только и всего? Это и послужило причиной того, что он позвонил в полицию и заявил на Юханнеса? Я хочу сказать, этому ведь могла быть масса других объяснений, может, он ее по пути немного подвез или что-то подобное? – Возможно. Хотя Юханнес отрицал, что тем вечером вообще видел девушку, и говорил, что в то время уже спал дома. – А что сказал дедушка? Он не разозлился, когда Габриэль позвонил в полицию по поводу Юханнеса? Линда пребывала в полном восхищении. Она родилась уже после исчезновения девушек, и ей рассказывали только отрывочные сведения. Никто не хотел говорить о том, что произошло на самом деле, и бóльшая часть услышанного сейчас от Якоба была для нее новостью. Якоб фыркнул. – Рассердился ли дедушка? Смело можно сказать, что да. К тому же он тогда был в больнице, полностью поглощенный спасением моей жизни, поэтому жутко разозлился на отца за его поступок. Детей к этому времени уже удалили из-за стола. Иначе у них загорелись бы глаза при упоминании о том, как прадедушка спасал жизнь их папы. Они слышали эту историю множество раз, но она им не наскучивала. – Очевидно, он настолько вышел из себя, – продолжал Якоб, – что собирался заново переписать завещание, сделав Юханнеса единственным наследником, но не успел: Юханнес умер. Не умри он, возможно, в домике лесника жили бы мы, а не Сольвейг с сыновьями. – Но почему отец так плохо относился к Юханнесу? – Ну, я толком не знаю. Он не любил разговаривать на эту тему, но дедушка рассказывал довольно много такого, что, пожалуй, это объясняет. Бабушка умерла при рождении Юханнеса, и поэтому братья находились при дедушке, когда он потом разъезжал по западному побережью, читая проповеди и проводя богослужения. Дедушка говорил мне, что рано увидел у Юханнеса и Габриэля способности к исцелению людей, и каждое богослужение заканчивалось тем, что им приходилось исцелять больных и увечных. – Неужели отец этим занимался? Я имею в виду, исцелял людей? Он по-прежнему это умеет? У Линды от удивления широко раскрылся рот. Перед ней распахнулась дверь в совершенно новую часть истории их рода, и она едва отваживалась дышать из боязни, что Якоб опять замкнется и откажется делиться с ней тем, что знает. Она слышала, что у них с дедом существовала особая связь, особенно после того, как оказалось, что костный мозг деда подходит в качестве донорского для больного лейкемией Якоба, но она не знала, что дед ему так много всего рассказал. Конечно, она слышала, что в народе деда называют Проповедником, слышала также болтовню о том, что он каким-то обманным путем приобрел состояние, но никогда не рассматривала истории про Эфраима иначе, как преувеличенные легенды. К тому же когда он умер, Линда была очень маленькой, поэтому для нее он был лишь строгим пожилым мужчиной на семейных фотографиях. – Нет, думаю, едва ли умеет. – Якоб слегка улыбнулся при мысли о своем корректном отце как об исцелителе больных и увечных. – Что касается отца, то у него вроде никогда и не получалось. По словам деда, входя в пубертатный период, человек нередко утрачивает контакт с этой способностью. Контакт потом можно восстановить, но это нелегко. Думаю, после подросткового возраста ни Габриэль, ни Юханнес такой способностью не обладали. Ненависть отца к Юханнесу, вероятно, объяснялась тем, что они вели себя настолько по-разному. Юханнес был очень красив и способен очаровать кого угодно, но отличался полной безответственностью во всем. Они с Габриэлем оба получили большую часть денег еще при жизни деда, но Юханнес сумел за пару лет растранжирить свою долю. Дед рассвирепел и записал Габриэля в завещании главным наследником, вместо того чтобы разделить между ними состояние поровну. Но, как я сказал, проживи Юханнес немного дольше, дед успел бы снова передумать. – Но должно было быть нечто большее, не мог же отец так сильно ненавидеть Юханнеса только за то, что тот был красивее и очаровательнее его? За это ведь на брата в полицию не доносят? – Да, если бы мне пришлось угадывать, я бы предположил, что последней каплей стало то, что Юханнес увел у отца невесту. – Что? Отец водился с Сольвейг? С этой жирной коровой? – Ты не видела фотографий Сольвейг того времени? Скажу тебе, она была настоящей красоткой, и они с отцом были обручены. Но в один прекрасный день она просто пришла и заявила, что влюбилась в дядю Юханнеса и выйдет замуж за него. Думаю, отца это полностью сломило. Ты знаешь, как он ненавидит беспорядок и драму в своей жизни. – Да, это должно было полностью выбить его из колеи. Якоб встал из-за стола, показывая, что разговор окончен. – Ладно, довольно семейных тайн. Но теперь ты, наверное, понимаешь, почему у отца несколько нездоровые отношения с Сольвейг. – Я отдала бы что угодно, – захихикала Линда, – чтобы оказаться мухой на стене, когда она приходила, чтобы отругать отца. Какой, наверное, был цирк! Якоб тоже слегка улыбнулся. – Да, цирк, пожалуй, подходящее слово. Но пожалуйста, постарайся при встрече с отцом проявить немного больше серьезности. Мне трудно представить, что он видит в этом юмор. – Да-да, я буду хорошей девочкой. Она поставила тарелку в посудомоечную машину, поблагодарила Мариту за ужин и поднялась к себе в комнату. Впервые за долгое время они с Якобом посмеялись над чем-то вместе. «Стоит ему постараться, и он может быть очень приятным», – думала Линда, ловко закрывая глаза на то, что сама в последние годы не была особой милашкой.