– Голем – это человек, которого создал из глины праведный раввин Лев ближе к концу шестнадцатого века для защиты от зла, – начал Нев, снова водрузив очки на нос. – Еврейская община тогда нуждалась в защите от очередной волны суеверных обвинений. По легенде, раввин Лев задал небу вопрос, как он может защитить своих людей, и в ответ ему якобы был дан совет создать Голема. Он вылепил его из глины и вместе с тремя помощниками совершил ритуал, который оживил эту глину. Получившийся в результате человек оказался нем и исключительно послушен. Он подчинялся Леву беспрекословно и выполнял любую работу, которую тот ему поручал. Лишь один раз он вышел из себя и принялся громить все вокруг, когда Лев забыл дать ему задание. Раввин сказал всем, что встретил немого странника и дал ему приют, поэтому только те, кто участвовал в ритуале, знали, кто такой Голем на самом деле. Десятилетие спустя, когда евреям более ничего не угрожало, Лев упокоил Голема, совершив с теми же помощниками обратный ритуал. Считается, что останки Голема, то есть глину, в которую он снова превратился, раввин спрятал на чердаке Староновой синагоги, прикрыв ветошью. – Нестыковочка, – заметил Ваня, – наш парень объявился в подземелье под синагогой. – Легенды не всегда точны, – Нев улыбнулся. – Но если он такой послушный, почему он убивает людей? – не поняла Саша. – Может, потому что ему не дали задание? – предположила Лиля. – Либо задание ему дали, и он его выполняет. – Саша снова коснулась рукой своей шеи, предполагая, какое именно задание могли дать Голему. – Меня больше интересует вопрос, как он мог пробудиться, – Войтех задумчиво потер подбородок. – Ведь никто не совершал ритуал. – Та же самая легенда гласит, – вклинился Нев, – что с тех пор Голем пробуждается каждые тридцать три года. Правда, я сомневаюсь, что сейчас подошел его срок, но опять же… – Легенды не всегда точны, – с улыбкой повторил Войтех его же слова. – Именно. – Значит, что-то пробудило его, – заключил Карел, открывая еще одну бутылку вина. Заметив на себе удивленные взгляды, он пожал плечами. – А что? Версия с Големом сама по себе бредовая, но раз уж вы обсуждаете ее на полном серьезе, то это единственный вывод, который напрашивается: Голем все эти годы лежал не на чердаке, а в подземелье. Возможно, поэтому оно и было так хорошо спрятано. Когда же подземелье обнаружили и там начали шариться исследователи, Голем проснулся и… пошел выполнять какое-то задание. – То есть это задание ему дали еще до того, как упокоили? – Саша вопросительно посмотрела в сторону ноутбука. – Потому что, как я понимаю, сейчас никто не мог этого сделать. – Да черт с ним, с заданием, – перебил ее Ваня. – Нев, лучше скажите нам, как его остановить. Он уже убил троих, покалечил двоих, чуть не оторвал голову нашему Айболиту и, как мы понимаем, теперь охотится за еще одной девчонкой. – Если верить легенде, то, очевидно, нужно провести обряд, обратный пробуждению, – напомнил Нев. – Не помню деталей, но могу уточнить. Только я не уверен, что это поможет. – Почему нет? – насторожился Войтех. – Потому что легенда уже оказалась неверной в отношении пары фактов, – по тону Нева было понятно, что он считает это очевидным. – И если Голем реален, но все эти века находился не на чердаке, а в замурованном подземелье, и едва его размуровали, он очнулся, то есть вероятность, что никто его и не упокаивал, а просто изолировал. От греха подальше. – Значит, дело ясное, – Ваня допил свое пиво и налил новую порцию, – нужно отыскать этого чувака и заново изолировать. Саша скептически посмотрела на него. – Есть одна маленькая проблемка: он сильнее нас всех вместе взятых, как ты собрался его изолировать? – Как-то же его изолировали до нас? Вон, – Ваня кивнул в сторону Карела, – у нашей рок-звезды куча поклонников среди полиции, даст пару автографов, и те подключатся. – Я согласен с Иваном как минимум в том, что нам нужно заняться поисками Голема и постараться его обезвредить. Только я бы не рассчитывал на помощь полиции, – заметил Войтех. – Нам придется заняться этим именно потому, что полиция ни за что не поверит в аномальное происхождение этого существа, Голем он или нет. Это значит, что они будут пытаться действовать с ним как с человеком. А это приведет к новым жертвам. Нам надо только подумать, что и как с ним делать. В этот момент раздался звонок домофона: приехала долгожданная пицца. – Предлагаю подумать об этом после ужина, – сказал Карел, слезая с табурета. 29 апреля 2013 года, 22.10 V Mezihoří, Libeň, Praha 8 Прага, Чешская Республика После ужина в гостиной Карела разгорелась нешуточная дискуссия по поводу того, как найти и обезвредить Голема. Почему-то никто уже не сомневался в том, что это именно он. В какой-то момент Саша устала от построения планов, сравнимых разве что с планами Наполеона, и вышла на балкон покурить, надеясь побыть немного в одиночестве и помолчать. Балкон выходил на тихий внутренний двор, с трех сторон окруженный корпусами дома, а с четвертой – высоким, заросшим деревьями и кустарниками, холмом. Сам балкон был огромным и имел выходы и в гостиную, и в спальню. В одном его углу, возле спальни, находился широкий стол со стульями, за которым летом наверняка было здорово ужинать, наслаждаясь тишиной и вечерней прохладой. Стоящие на столе свечи в небольших стеклянных подсвечниках давали понять, что именно так Карел и поступал. Саша не стала садиться за стол, предпочтя облокотиться о перила, разглядывая мелькающих в ночной темноте светлячков. Было отчего-то странно видеть их среди города. Хозяин квартиры вышел следом за ней почти сразу, она не успела даже достать из пачки сигарету. Он тоже решил покурить, а заодно вынес ей свитер, потому что к вечеру на улице заметно похолодало. Саша не находила его общество неприятным, и если смотреть правде в глаза, то Карел мог бы ей даже нравиться, знай она о нем немного меньше. Было в нем что-то такое, что всегда привлекало ее в людях, то, что принято называть харизмой. И все же если уж ей не суждено было этим вечером покурить в одиночестве, она предпочла бы общество его младшего брата. – Это, наверное, самый сумасшедший вечер в моей жизни, – пробормотал Карел, поджигая свою сигарету и подставляя огненный язычок Саше. – И кто бы мог подумать, что его причиной станет Войта. Неужели у вас каждый раз так весело? – он кивнул головой в сторону гостиной. Саша оглянулась на полоску света, падающую на пол балкона из приоткрытой двери гостиной. Самой двери с этого места не было видно, до них долетали только обрывки фраз оставшихся внутри друзей, которые после ухода Карела перешли на русский язык. – Призраки, зомби, колдуны, некроманты… Да, с появлением Войты моя жизнь стала намного веселее, – усмехнулась Саша. – Думаю, все остальные со мной согласятся. – И тебе, наверное, это очень нравится? – Карел с любопытством покосился на нее. – Если бы мне это не нравилось, уж, наверное, я бы этого не делала? – Саша тоже повернулась к нему. – Не сомневаюсь, – Карел усмехнулся. – Ты определенно из тех женщин, которые делают только то, что им нравится. Муж не против? – Мой муж никогда не против, когда я делаю то, что мне нравится. К чему эти расспросы, Карел? – Просто пытаюсь поддержать беседу, – он пожал плечами. – И узнать тебя поближе. Мне интересно, кто нынче окружает моего брата, а насколько я понимаю, вы трое – ну, четверо, если считать этого забавного очкарика, – его ближайшие друзья в настоящий момент. – Тебе в самом деле это интересно? – Теперь Саша посмотрела на него с неподдельной язвительностью на лице. – Я не видел его три года, за которые он успел сильно измениться. Мы никогда не были особо близки, но, скажем так, мне любопытно. – Любопытно? – переспросила она, чувствуя, как внутри нее поднимается волна негодования. Ей вдруг показалось, что Карел говорил о Войтехе так, как, наверное, ученые в лаборатории говорят о подопытных мышах. На ее взгляд, ему следовало испытывать сейчас вовсе не любопытство. – А последние три года тебе не было любопытно, как он и что с ним? – Честно? Я только неделю назад понял, что прошло уже три года. Повседневность, знаешь ли, засасывает. Но даже если бы и так, я бы все равно не узнал: если ты не в курсе, Войта не разговаривал ни с кем из нас последние три года. – О, я в курсе. И я даже в курсе почему. Хотя я удивлена, что он вообще с тобой разговаривает. – Это еще почему? – Карел заметно удивился. – Ты в самом деле не понимаешь? Или для тебя переспать с невестой брата было чем-то настолько обыденным, что даже не отложилось в памяти? Карел театрально закатил глаза, презрительно фыркнув. – А я смотрю, Войта действительно никак не может мне этого забыть, раз до сих пор об этом случае друзьям рассказывает. – Ты считаешь, это так просто забыть? Мне показалось, что он действительно был влюблен в нее. – Он-то был, – пробормотал Карел, поднося к губам сигарету и глядя на фонари, горевшие внизу во дворе. – Как мальчишка. Наверное, потому что он и был тогда еще мальчишкой. Он ее боготворил, но она того не стоила. Поверь мне, я всегда гораздо лучше него разбирался в женщинах. Просто в силу несравнимо большего опыта. Хотя там и без всякого опыта становилось понятно, что девочка использует его. Их роман начался рано, еще в гимназии. Допускаю, что он был у нее первым, но уж точно не последним и никогда – единственным. Прага – маленький город. Это Войтех после гимназии учился в Брно, а она осталась тут. Мы с ней немного пересекались в ночных клубах: я там выступал, она – тусовалась. Я бы, конечно, ее даже не заметил, если бы не знал, кто она. Но я ее знал. И замечал, как она себя ведет и с кем проводит время. – И поэтому ты затащил ее в постель и сделал так, чтобы Войта это увидел? Очень благородно, – фыркнула Саша. – Словами сказать нельзя было? – Да говорил я ему, он меня не слушал. Считал, что я просто предубежден против женщин. Мне пришлось прибегнуть к шоковой терапии. – Карел недовольно поморщился: это все прозвучало так, как будто бы он оправдывался. Раньше он подобного за собой не замечал. – И должен сказать, это оказалось проще, чем я думал. Даже среди моих фанаток находились те, кто строил из себя недотрогу пару минут, чтобы соблюсти приличия. А она, кажется, так обалдела от счастья, когда на нее обратила внимание рок-звезда, что про это забыла напрочь. Полагаю, собиралась чем-то таким меня в постели поразить. Думала, наверное, что я сам на ней женюсь. В крайнем случае, возьму на содержание. По-моему, это была ее единственная цель: найти мужа, чтобы он ее содержал. Только дураков жениться на ней, кроме Войты, не нашлось. И знаешь, что самое обидное? – Что? – Войта так и не понял, что я сделал это только для него. Он собирался все свои немногочисленные мечты положить на алтарь будущего брака. И он бы не получил ничего взамен, кроме разочарования, но злился только на меня за это. Как будто я виноват в том, что он выбрал себе худший из возможных вариантов спутницы жизни. Если бы эта дура не начала прямо там орать на него, вываливая ненависть и презрение, которые всегда к нему испытывала, а разревелась бы, упала ему в ноги и сказала бы, что совершила глупость, все мои усилия оказались бы напрасны. Поженились бы по расписанию. – Карел резким движением затушил окурок в пепельнице, стоявшей на столе. – Так что вот. Меня он какое-то время видеть не хотел вообще, потом отошел. Он всегда отходит. Ему просто нужно время. Я не жду, что ты сейчас поймешь мои мотивы, но если уж он тебя посвятил в отдельные детали этой истории, то держи ее всю. Саша тоже докурила, но, в отличие от Карела, окурок в пепельницу положила медленно и аккуратно, как будто старалась поменьше шевелиться, чтобы не расплескать какие-то свои мысли и чувства. – Если ты такой заботливый брат, что ж ты позволил ему эти три года быть одному? – спросила она. – Ты не знал его номер телефона? Адрес? Не мог его найти? – Да я его и не искал, – Карел выглядел удивленным. – Зачем мне было это делать? Он ясно дал понять, что не хочет общения. Я тоже ничего не мог ему предложить. Я всегда настаивал на том, чтобы люди уважали мой выбор, даже если не способны его принять. Поэтому я уважал его выбор. Саша еще несколько секунд разглядывала его лицо, видя на нем только искреннее удивление, как будто он на самом деле не понимал, что именно она пытается ему предъявить. Она снова отвернулась от него, борясь с желанием закурить новую сигарету. Не стоило этого делать, иначе она рисковала проснуться завтра с головной болью, но желание чем-то занять руки было почти нестерпимым. – Никогда этого не понимала, – призналась она, все же пряча руки в карманы свитера и глядя куда-то в ночную темноту, где среди кустов по-прежнему мелькали крохотные огоньки светлячков. – С тех пор, как познакомилась с ним, все думала: как вы могли его бросить? Как вы все, самые родные ему люди, могли оставить его в такой сложный для него момент? – Это потому что ты плохо его знаешь, – фыркнул Карел. – Сложный момент ему обычно нужно пережить самому. Я это заметил, еще когда он был маленьким. Насколько я помню, родители даже ни разу в жизни его не наказывали, потому что он всегда успевал наказать себя сам. Он притихал и садился читать книжку или делать уроки, когда ему казалось, что он где-то накосячил. Не играл, не гулял, не смотрел телевизор – не делал все то, что запрещал мне делать наш отец, когда пытался наказывать меня. Через какое-то время он, видимо, решал, что с него достаточно, и снова становился нормальным ребенком. Но только когда сам решал. Даже если мама пыталась расшевелить его раньше времени, у нее ничего не получалось. – Карел прервался на прикуривание новой сигареты, а потом тихо добавил: – В этот раз, кстати, тоже не получилось. По-моему, она и сама быстро поняла, что надо снова дать ему время и пространство. Саша молчала, одновременно обдумывая его слова и вспоминая весь этот год, что была знакома с Войтехом. Револьвер у его виска, признание в том, что у него не осталось ни любимой работы, ни друзей, ни родных, заметную грусть, когда он однажды сказал ей, что все его фотографии остались в Праге и он не может показать их ей. – Странно, что никто из вас не увидел разницу между полученной двойкой по географии и полностью разрушенной жизнью, – зло заметила она, посмотрев на Карела. – Тебе никогда не было страшно, что вы даете ему время застрелиться, а не прийти в себя? Потому что мне – было. И мне до сих пор страшно, когда он уходит в офлайн и не отвечает на мои сообщения по несколько дней. – Нет, этого я точно не боялся, – на этот раз несколько раздраженно отозвался Карел. – Потому что мой брат, может быть, немного странный на мой вкус, но он при этом определенно самый сильный, адекватный и целеустремленный человек из всех, кого я знаю. В нем двухлетнем было больше стойкости характера, чем во многих моих знакомых взрослых. Поэтому я никогда не боялся, что он может взять и застрелиться. Рискнуть жизнью и погибнуть ради того, что он считает важным, – легко, но от этого я его при всем желании никогда не смогу удержать. Мне иногда кажется, что он видит свое жизненное предназначение в том, чтобы однажды умереть героем. Но, заметь, героем, а не слабым сломавшимся неудачником. Злость в Сашином взгляде сменилась удивлением. Ей вдруг показалось, что Карел восхищается Войтехом точно так же, как Войтех восхищается им самим. И в этот момент она ясно поняла, что эти двое все же родные братья, они даже внешне внезапно стали похожи гораздо сильнее, чем ей казалось раньше. – Хорошо бы ты был прав, – призналась она. Карел медленно затянулся, поглядывая на нее сквозь дым и темноту с любопытством. Ее эмоциональность выглядела на его взгляд несколько странной. – Мне вот что интересно, – медленно произнес он. – Насколько я понял, вы знакомы всего год и видитесь очень редко. Вас объединяет только общее хобби. Почему же тебя так волнует все это? – он склонил голову набок, что всегда выдавало его интерес. «Потому что я люблю его», – внезапно подумала Саша. Она услышала эти слова в своей голове так четко, как будто это была не ее собственная мысль, а кто-то произнес их вслух. Она резко побледнела и с трудом заставила себя продолжать смотреть Карелу в глаза, хотя очень хотелось отвернуться. – Меня это волнует, потому что он мой друг, – соврала она, тщательно контролируя голос и сама чувствуя, что у нее это не получается. – Мы редко видимся, но в последнее время общаемся почти каждый день. И мне его жалко. Только и всего.