– Ну… я сожалею, – сказал я, понимая, как фальшиво звучат мои слова. – Тебе придётся пожалеть, – быстро сказал Перри, почти сочувствующим тоном, как будто это не он сам хотел разбить моё лицо в лёпешку, а просто статус мачо обязывал его это сделать. От прежней смелости не осталось и следа. Та суперсила, которую я ощущал весь день, теперь куда-то улетучилась. Я забился в угол, как обессиленный боксёр хватается за канаты, моля о том, чтобы бой поскорее кончился. Перри надоело болтать попусту. Он решил поставить точку своими увесистыми кулаками. Левой рукой он схватил меня за отворот рубашки, а правую очень медленно и уверенно отвёл назад. Я закрыл глаза и стал ждать удара. Я ощутил порыв ветра, когда его кулак с невероятной скоростью полетел в меня. За ним должен был последовать удар, но я не почувствовал никакой боли. Казалось, что кто-то запустил в меня ластиком. От истошного вопля Перри я снова открыл глаза. Он согнулся пополам, прижимая к себе ушибленную руку. Его лицо исказилось от боли, пока он растирал опухшую руку, со скрюченными, безжизненно свисавшими пальцами. Он посмотрел на меня и отступил. – Вот урод, – ощерился он. Все дети, столпившиеся на лестничном пролёте, безмолвно уставились на меня. Не знаю, что сейчас произошло, но факты таковы: 1. С лицом всё в порядке. 2. Я каким-то образом сломал руку Перри. Все перешёптывались, когда я проталкивался в толпе. Когда я приближался, они расступались, как автоматические двери или волшебное море из древних легенд. Затем я услышал шёпот, в который невозможно было поверить: «Мне померещилось или Грег Жирмонт только что превратился в камень?» Глава 7 В которой я узнаю, как сделать свои крылья сочными Когда я вошёл в магазин, отец стоял за стойкой в фирменном фартуке. Он мельком взглянул на меня и продолжил объяснять покупателю, почему его мыло ручной работы особенное: в нём сплетаются качество, неповторимость и гармоничное природное сочетание природных элементов. И изготовляют его способом, которому не одна сотня лет, возникшему, когда о слове «органический» даже и не слышали. Все природные свойства бережно сохранены и так далее и тому подобное. Я слышал его хвалебные речи сотни раз. Но он не просто расхваливал свой товар. Он был искренне уверен, что органические товары как ничто другое воссоединяют людей с природой и с самой землёй. Я надел фартук и встал за стойку рядом с отцом. Он выбил покупателю счёт и наконец повернулся ко мне. – Как дела в школе? – Ну… – протянул я, раздумывая, с чего начать. Как мне разумно рассказать о том, что произошло (например, превращение в камень или выращивание растений из-под пола силой мысли), чтобы он не решил, что я спятил? – Ну, – наконец-то продолжил я, – происходило кое-что совсем непонятное. Он слегка выгнул бровь. – Ну, в смысле… ничего особенного… – Грег, ты же знаешь, что можешь рассказать мне обо всем, – сказал отец. – Просто… мне кажется, что ты мне не поверишь, – сказал я. – А ты попробуй. – Ладно. Короче… ну… Пап, я заставил силой мысли вырасти растение прямо из мраморного пола на втором этаже. У меня не все дома, да? Я думал, отец посмеется, фыркнет и скажет, что у меня слишком бурное воображение. Мне казалось, что он не поверит и встревожится за меня. И совсем не ожидал, что его глаза вспыхнут, как огоньки на ёлке. Он склонился ко мне с таким видом, как будто только что выиграл миллион, но теперь ещё предстояло выведать у меня, где спрятан лотерейный билет. – Грег, я хочу, чтобы ты был абсолютно честен со мной, – сказал он. – Очень важно, чтобы ты говорил только правду. Обещаю, сердиться не буду. – Хорошо… – Ты утром тайком отпил мой чай? Я вздохнул и кивнул, ожидая, что сейчас он перестанет радоваться и разозлится. Ну или будет очень недоволен. Но вместо этого он едва не прыгал от восторга. Папа победоносно выкинул руку вверх. – Я знал это! – крикнул он самодовольно, ни к кому не обращаясь. – Папа, да что происходит? – спросил я. – Что ты знал? – Кто-нибудь ещё видел, как это произошло? – спросил он, не обращая внимания на мой вопрос. – Папа, что со мной происходит? Что ты подсыпал в этот чай? – Грег, это очень важно, – сказал отец, настойчиво. – Кто-нибудь ещё видел, как ты это сделал? Сначала я подумал про Головастика и Эдвина. Они видели рукколу, но потом вспомнил, что ещё двадцать, если не больше, школьников видели, как я превратился в камень. Я должен был ответить: «Да». Полшколы это видело. Но тут до меня дошло – отец прекрасно понимает, что происходит со мной. И это как-то связано с фиолетовым чаем. И тем странным предметом в его сумке. Да и всем остальным, что он всю жизнь скрывал от меня. Я не возражал, когда он не сообщал мне, что оладьи, которые я недавно съел, были из жареных птичьих мозгов, маринованных утиных язычков или тушёных червяковых кишок. Но сейчас, когда на меня нападали то медведи, то птицы, а я сам превращался в камень, мне кажется, я имел право знать всю правду. – Ничего больше не скажу, пока ты не объяснишь, что происходит, – сказал я. – Что было в том чае? Что было в твоей сумке? С чего вдруг на меня напал медведь? Да что вообще происходит? Объясни! Мой отец отпрянул, как от удара. Он не ожидал от меня такого. Папа, видимо, думал, что я, как обычно, смирюсь с его недомолвками. Он покачал головой, и я понял, что ответа не будет. – Поговорим об этом после, – поспешно сказал он. – Обещаю. Но сейчас жизненно важно другое. Труд всей моей жизни зависит от этого: что ещё произошло в школе? Кто, кроме тебя, это видел? – Труд твоей жизни? – взорвался я. – Слушай, пап. Меня достали твои россказни о труде твоей жизни. Тем более что ты ничего о нём не рассказываешь. Почему ты никогда не берёшь меня с собой? Вдвоём всегда интереснее. Но ты всё время что-то от меня скрываешь! А теперь, когда у меня переломный момент и, может быть, у меня крыша поехала или что похуже, ты опять про труд всей твоей жизни! Спасибо за заботу, папочка! На лице отца появилось такое выражение, какого я прежде никогда не видел. Видимо, я всерьёз задел его. Он всегда чем-то напоминал щенка – беззаботного, которого невозможно расстроить. Но теперь в его глазах явственно отразилась боль. В них погас весь задор. – Я знаю, что только и делаю что работаю, ищу новые элементы и скрытничаю, – сказал он дрогнувшим голосом. – Но это не всё. Это трудно объяснить… пойми… Он уставился на кассовый аппарат, не в силах посмотреть мне в лицо. Я посмотрел на витрину и подумал, что ещё только пятый час, а уже так темно. За окном стояла непроглядная тьма – видимо, сейчас начнётся гроза. Самое время подумать о погоде, после того как ты расстроил отца, а перед этим превращался в камень – раньше мне и то и другое показалось бы невозможным. Словно бы в ответ на мои мысли, по тротуару забарабанил дождь. Люди раскрыли зонтики и ускорили шаг. Какая-то часть меня хотела почти искренне извиниться, – наверное, от удивления, потому что таким несчастным отец бывает лишь раз в году, в годовщину смерти мамы. Но я промолчал, потому что он заслужил это. Даже после того как я взорвался, он продолжал сидеть. Он даже не спросил, как я себя чувствую, ему, видите ли, важнее узнать, кто это видел. Я тоже упрямый. Хотя чувство вины всё же осталось. – Папа, почему нельзя просто… – Забудь, Грег, – сказал отец, не глядя на меня. – Обсудим всё позже. Мне нужно позвонить. То, что случилось сегодня… может иметь бо́льшие последствия, чем ты можешь представить. – Я бы мог представить, если бы ты хоть что-нибудь объяснил. – Грег, хватит об этом. У меня нет времени, – отрезал он. – Займись покупателями и спроси, не нужна ли им помощь. Поговорим позже. Я упорно молчал, потому что не хотел, чтобы этим всё закончилось – так обычно и случалось. Но он уже держал трубку древнего телефона и набирал номер. Пришлось оторваться от стойки, чтобы поприветствовать покупателей, которые, скорее всего, просто прятались от дождя. Сначала я подошёл к странной парочке. Это были два парня. Один верзила, который пытался протиснуться в узкий проход между полками с товарами. На нём был коричневый плащ и серые треники. Коротко, по-военному, остриженные волосы. В нём было под два метра роста и где-то сто пятьдесят килограммов сплошных мышц. Рукава топорщились от распиравшей их массы, как будто на нём был не плащ, а маленькая походная палатка. Его спутник был почти одного со мной роста, но совсем тощий. Раза в два меньше своего друга. У него было сухопарое лицо и светлые волосы, которые прикрывали уши. – Ребята, чем могу помочь? – спросил я. Они резко обернулись, вздрогнув от звука моего голоса. – О, здорово, бро, – сказал здоровяк. – Это лавочка типа и есть «Дары природы»… которой владеет Тревор Бельмонт? Он говорил с лёгким акцентом, который я не смог точно определить, но решил, что они либо из Канады, либо из Калифорнии. – Невероятная догадливость, – ответил я, всё ещё не остыв после разговора с отцом. – Именно это написано над входом. – Эй, следи за языком, парень, – сказал коротышка, но это был скорее совет, а не угроза. – Не стоит расстраивать моего друга, бро. Поверь мне. – А он что… Халк невероятный или кто-то похожий? – спросил я. Здоровяк наклонил голову, видимо, не понимая, на что я намекаю. Меньший рассмеялся, но как-то нервно. Ненатурально. Как будто хотел сказать: да, именно это я и имел в виду. – Ладно, извините, – сказал я. – Тревор – это мой отец. Это наш магазин. Ищете что-то конкретное? Мелкий оглянулся на дверь, словно ещё раз проверял, где тут выход. У меня внутри всё похолодело, потому что возникло нехорошее предчувствие. Но коротышка снова улыбнулся и Большой Бро тоже, и, хотя улыбка у него получилась кривая, а зубы были грязными и неровными, в его лице появилось какое-то тупое очарование, которое заставило меня успокоиться. – Собственно, да, – сказал Маленький Бро. – Наш приятель в спортзале сказал, что купил здесь какие-то мерзкие, но вполне легальные добавки, разрешённые на соревнованиях. – И они помогли! – добавил Большой Бро. – Наш приятель Марлон так накачался, что я сразу не поверил. Сплошные мышцы. Видел бы ты, какие у него сочные крылья. Сотню только так выжимает.