– Я готов рискнуть. – Сержант ухмыльнулся. – Ты избран, солдат, – ответил монах, все еще держась за него. – За тебя вступилась судьба. Невинный мальчик рядом с тобой умер, а ты выжил. Неужели не понимаешь? Спроси себя, почему. Он попытался отодвинуть эту говорящую щепку: смесь ладана и застарелого пота была отвратительна. Но монах держался крепко, торопливо говоря: – Под кельями есть потайные ходы. Мы можем ускользнуть, не будучи убитыми. – Да? – Конечно. Если ты мне поможешь. – Как? – Мне нужно спасти кое-какие записи, это дело всей моей жизни. Мне нужны твои мускулы, солдат. Не волнуйся, ты получишь что-то взамен. – Да что у тебя есть такого, что нужно мне? – спросил сержант. Чем мог обладать флагеллант с безумными глазами? – Мне нужен послушник, – сказал монах. – Кто-то, кому я мог бы передать свои знания. – Избавь меня от духовных наставлений. – Я могу многому тебя научить. Как жить вечно, если ты этого хочешь. – Мамулян начал смеяться, но монах продолжал свои бредни. – Как отнимать жизнь у других людей и забирать ее себе. Или, если захочешь, отдавать мертвым, чтобы они воскресли. – Никогда. – Это старая мудрость, – сказал монах. – Но я снова нашел ее, написанную простым греческим языком. Тайны, которые были древними, когда холмы были молоды. Такие тайны. – Если ты все это умеешь, почему ты – не царь всея Руси? – ответил Мамулян. Монах отпустил рубашку солдата и посмотрел на него с внезапно полыхнувшим презрением. – Какой человек, – медленно проговорил он, – какой человек с истинным честолюбием в душе захочет быть всего лишь царем? Ответ стер улыбку с лица солдата. Странные слова, значение которых – если бы его спросили – было бы трудно объяснить. Но в них заключалось обещание, он это понимал, пусть и был сбит с толку. Что ж, подумал он, вероятно, именно так приходит мудрость; меч не коснулся меня, не так ли? – Покажи мне путь, – сказал он. Карис улыбнулась – слабой, но лучезарной улыбкой. В мгновение ока зима растаяла. Расцвела весна, повсюду зеленела земля, особенно над могильными ямами. – Куда ты идешь? – спросил Марти. По радостному выражению ее лица было ясно, что обстоятельства изменились. В течение нескольких минут она выплевывала ключи к той жизни, которую вела в голове Европейца. Марти едва уловил суть происходящего. Он надеялся, что она сможет сообщить подробности позднее. В какой стране это было, в какой войне. Внезапно она сказала: – Я закончил. Ее голос был легким, почти игривым. – Карис? – Кто такой Карис? Никогда о нем не слышал. Скорее всего, он мертв. Они все мертвы, кроме меня. – Что ты закончил? – Учиться, конечно. Все, чему он может меня научить. И это было правдой. Все, что он обещал. Старая мудрость. – И что же ты узнал? Она подняла обожженную руку и расправила ее. – Я могу украсть жизнь, – сказала она. – Легко. Надо просто ее найти и выпить. Легко брать, легко отдавать. – Отдавать? – На время. Пока это меня устраивает. – Она протянула палец: Бог Адаму. – Да будет жизнь. Он снова начал смеяться в ней. – А монах? – А что с ним? – Он все еще с тобой? Сержант покачал головой Карис. – Я убил его, когда он научил меня всему, что мог. – Ее руки вытянулись вперед и задушили воздух. – Я просто задушил его однажды ночью, когда он спал. Конечно, он проснулся, почувствовав мою хватку на своем горле. Но не сопротивлялся, не делал ни малейшей попытки спастись. – Сержант ухмыльнулся, описывая свой поступок. – Он просто позволил мне убить себя. Я с трудом верил в свою удачу; планировал это несколько недель, боясь, что он прочитает мои мысли. Когда он испустил дух с такой легкостью, я был в восторге… – Ухмылка внезапно исчезла. – Глупо, – пробормотал он ее горлом. – Как же это глупо. – Почему? – Я не видел ловушки, которую он устроил. Не понимал, как он все спланировал, лелеял меня как сына, зная, что я стану его палачом, когда придет время. Я так и не понял – даже на краткий миг, – что был его инструментом. Он хотел умереть. Передать свою мудрость, – это слово было произнесено насмешливо, – мне, а затем заставить меня покончить с ним. – Почему он хотел умереть? – Разве ты не видишь, как ужасно жить, когда вокруг все гибнет? И чем больше лет проходит, тем сильнее мысли о смерти вымораживают нутро – ведь чем дольше ты ее избегаешь, тем кошмарнее она кажется. Ты начинаешь тосковать – о, как ты тоскуешь – по тому, чтобы кто-то сжалился над тобой, обнял тебя и разделил твои ужасы. В конце концов, по тому, кто пойдет с тобой в темноту. – И ты выбрал Уайтхеда, – сказал Марти почти шепотом, – так же, как выбрали тебя: случайно. – Все есть случайность, поэтому ее не существует, – произнес спящий и снова рассмеялся – с горечью, будто смеялся над самим собой. – Да, я выбрал его, играя в карты. – Но он обманул тебя. Карис очень медленно кивнула головой, ее рука начертила в воздухе круг. – Снова и снова, – сказала она. – Снова и снова. – И что ты теперь будешь делать? – Найду пилигрима. Где бы он ни был, я найду его! И возьму с собой. Клянусь, я не позволю ему сбежать. Заберу его и покажу ему. – Что покажешь? Ответа не последовало. Вместо этого Карис вздохнула, слегка потянулась и повела головой слева направо и обратно. Марти потрясенно осознал, что наблюдает за тем, как она повторяет движения Мамуляна: все это время Европеец спал, а теперь, восстановив силы, готовился проснуться. Он быстро повторил свой предыдущий вопрос, решив получить ответ на последнюю, жизненно важную загадку. – Что ты ему покажешь? – Ад, – сказал Мамулян. – Он обманул меня! Растратил все мои учения и знания, выбросил их ради жадности, власти и жизни тела. Аппетит! Все пропало из-за аппетита. Вся моя драгоценная любовь растрачена впустую! Марти слышал в его исповеди голос пуританина – может, монаха? – ярость существа, которое хотело сделать мир чище, чем раньше, и жило в муках, потому что видело только грязь и плоть, потеющую, чтобы сделать еще больше плоти и еще больше грязи. Какая надежда на здравомыслие в таком месте? Разве что найти душу, с которой можно разделить муки; любовника, с которым можно возненавидеть весь мир. Уайтхед был таким партнером. И теперь Мамулян был верен душе возлюбленного: желая в конце концов умереть вместе с единственным существом, которому он когда-либо доверял. – Мы уйдем в ничто… – выдохнул он, и этот выдох был обещанием. – Мы все уйдем в ничто. Вниз! Вниз! Он просыпался. На дальнейшие расспросы времени не оставалось, как бы ни был любопытен Марти. – Карис. – Вниз! Вниз! – Карис! Ты меня слышишь? Выйди из него! Быстро! Ее голова болталась на шее. – Карис! Она что-то проворчала. – Быстрее! В голове Мамуляна снова заиграли узоры, такие же чарующие, как прежде. Вспышки света, которые через некоторое время станут картинками, она знала. Какими на этот раз? Птицы, цветы, деревья в цвету. До чего прекрасна эта страна чудес. – Карис. Чей-то голос, человека, которого она когда-то знала, звал ее из очень далекого места. Впрочем, огни тоже становились все более четкими. Она ждала, полная надежд, но на этот раз они не были воспоминаниями, ворвавшимися в поле зрения…