ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Вот интересный факт, после воскрешения на теле не остаётся и следов от ран. Лишь одежда не восстанавливается. Правда, если тушка слишком изранена, приходится использовать несколько свитков. Увы, с тех пор как Система полетела, заряда одного рулончика порой не хватает. Но это, как говорится, побочный эффект. К чему это я? Ах да. Морда у Черена какая-то помятая. Как будто его по этой самой части тела били. Очень странно. Ведь, как известно, Марик человек не жестокий. Жёсткий это да, но не жестокий. Вон вспомните, как он не позволил Листику пытать стражника. Его кредо — максимум результата с минимумом воздействия. А тут прям нос разбит, губы распухли, глаз заплыл. Странно. Может Балагур с Листиком влезли? — Хан, это кто так лютовал? — Виноват, — равнодушно пожимает плечами. Ага. Вот так вот, по-военному — виноват и всё тут. Ни прости, командир. Ни малейшего тебе раскаянья. — То есть это ты? — удивлённо приподнимаю бровь. — Ни Листик, ни Балагур, а именно ты? — Именно я, — оборачивается на груду тел у стены, и шумно сглотнув, ещё раз смачно, с размаху бьёт кулаком в зубы Черену. Тот заваливается, из сидячего положения, на бок и со стоном выплёвывает передние зубы. А Марик громко выдохнув, выдаёт: — Виноват. — Да вы чо охренели?! — взвываю благим матом. — Черен, падла, ты мне татарина поломал! — Ничего, побуду немного русским, мне можно, — сплёвывает Хан. — Давай уже Лаки воскресим. Или я эту сволочь насмерть забью. — Эй, я как бы тоже хочу поучаствовать! — как примерный ученик вскидывает руку вверх Балагур. — И я? — поддакивает Листик. — А ну молчать! — аж ножкой притопываю от бешенства и, ухватив Марика за грудки, сурово интересуюсь: — Хан, братишка, какого хрена? — Виноват, — отводит глаза. Так, с этим всё понятно. Моему другу просто стыдно, за срыв. У Хана личина такая. Суровый воин — которого ни что не способно поколебать. Да, иногда, эта маска даёт трещину, и в нём просыпается мамина кровь. И, как известно, эта прекрасная женщина умудряется держать под каблуком его не менее сурового батю. А отец у него кремень мужик, недаром же моему отцу по душе пришёлся. Вопрос. Что же вывело из себя этого невозмутимого парня? Ответ нашёлся буквально сразу. Стоило только подойти к телу Лаки. На правой руке лишь один большой палец. Остальные оторваны. Не отсечены, а именно оторваны. На той же стороне, нет глаза и уха. Да и кожи тоже. Сплошное месиво. Вместо левой ступни, лишь ошмётки плоти… А в дыре на животе виднеются кишки. Левая рука крепко стискивает рукоять мифрилового ножа. Лезвие не выдвинуто, чтоб удобней в тесноте орудовать. Мать моя — майор госбезопасности! И он в таком виде дрался? — Хан? — вопросительно смотрю на друга. — Виноват, — отводит глаза. — Так я тебя и не виню, — присев на корточки достаю свиток воскрешения. — Пальцев нигде не видно? — После того, что вы тут устроили? — Тоже верно, — сглатываю подступивший к горлу комок. Только сейчас до меня доходит, что творится вокруг. Тут же взрыв-алхим взрывали ни много, ни мало. Это даже если упустить из внимания, что тут поработал нож Лаки и топор Локи. Хотя нет, уже мой топор. Использую магию. Тело окутывает тусклое сияние, раны затягиваются, ступня отрастает, но на пальцы руки и воскрешение заряда не хватает. В ход идёт второй свиток. — Живы! — лицо Лаки озаряет счастливая улыбка. — А ты сомневался? — встав протягиваю руку, чтоб помочь подняться. — Прости, сложили меня, — опускает взгляд. — Забей, ты дрался, как лев, — скалясь во все зубы, хлопаю товарища по плечу. — Нет, лев это фигня. Как тигр уссурийский, а он говорят, даже медведю лещей насовать может. — Только Лиде не рассказывайте, — смотрит на Балагура. — Эй, ты это! — Вовка возмущённо вскидывает палец вверх. — Я что совсем дурак, что ли? Конечно, никто не расскажет… правду. А вот как ты героически, — закатывает глаза, — завалил тридцать бандитов. — Сколько? — Лаки осматривается вокруг и, оценив бардак, брезгливо морщится. — Ну ладно-ладно, — Балагур примирительно выставляет перед собой руки, — пусть будет сорок. — Мажор, скажи ему. Не надо её расстраивать. Незачем ей знать, что меня завалили. — Надо, — качаю головой. — Ты конечно красавчик, и у тебя теперь один ботинок, но ты сдох. А значит должен быть наказан. Чтоб неповадно было. — Я исправлюсь! — смотрит глазками котика из мультика. — Голосуем, — решаю поиграть в демократию. — Кто за то чтоб растрепать всем о героической битве Лаки, прошу поднять руки. О, единогласно! — Но я против! — возмущается Саня. — Всё поздно, — рублю воздух рукой. — Надо было раньше возражать, а теперь момент демократии закончился, возвращаемся к военной диктатуре. — Я бы даже сказал тирании, — поддакивает Балагур. — А я тогда сообщение тебе не передам, — шаркнув босой ногой по кровушке разлитой на полу, Лаки слегка теряет равновесие, но быстро возвращается в вертикальное положение. — Какое? — Может, лучше спросишь от кого? — ехидничает этот паразит. — Да мне вовсе не интересно, — гордо отворачиваюсь. — Тебе интересно-о-о. Оче-е-ень! — Нифига! — Ох, а какие у девушки буфера-а-а. Нет, я то мужчина женатый… — Мажор, да хрен с ним с этим наказанием. Давай послушаем! — тут же встревает Балагур. — А может, я не хочу, — пытаюсь сопротивляться. — Хоче-е-ешь! — не сдаётся Лаки. — Мажор, так буфера же! — поддакивает Вован. — Хан? — в надежде на подсказку обращаюсь к ухмыляющемуся татарину. — Компромисс, — пожимает плечами мой зам. — Хорошо, — киваю. — Рассказываем, что ты погиб, но молчим о том, что тебя чуть ли не расчленили, что тебя ломало от боли при каждом ударе стеком. Не рассказываем о том, что ты махался левой рукой, потому что у тебя не было пальцев на правой. Молчим о том, что из дырки на животе выпадали кишки. — Ты всё равно такого не станешь рассказывать девушке, — прикусывает губу Лаки. — Я нет. А вот Балаг-у-ур… — Ладно, замётано. Но тогда просто погиб и без подробностей. — Без подробностей нельзя, — зачем-то влезает со своими пятью граммами тротила Листик. — Если будем молчать, это будет очень странно, а значит, вызовет ещё большее недоумение. А женщины народ такой. Сами додумают. — Засада, — глубокомысленно изрекает Хан. — Ой, да доверьте мне, будет такая эпическая битва, что все будут рыдать и жутко гордится такой героической личностью, — тут же предлагает Вован. — А твоя Лида немедленно потребует заделать ей ляльку, чтоб такие гены не пропали зря. — Прибью, — просто и незатейливо пообещал Сашка. А ведь всем известно, что Сибиряки ребята суровые. — Так, стоп! — вскидываю руку. — Задолбали вы со своими глупостями. Будет, как я сказал. И это приказ. Всем ясно. Балагур? Лаки? Лаки, не зли меня! Вот и молодцы. Слушайте приказ. Всем забыть, что Лаки сложили и не трепаться. А если Балагур проболтается, то мы его женим. — Не имеете права! — Права они на гражданке остались, — пожимает плечами Листик. — Выполнил приказ, потом можешь обсуждать. Ты же сам про буфера узнать хотел. Так что тебе дороже? — Устами Листика, порой, глаголет истина, — хмыкает Хан. — Ладно, согласен, — сдаётся Вовка. — Но надеюсь, сообщение того стоит.