– По-твоему, мы занимаемся тем же самым, что и культы? – Да. – Что мы внушаем свои идеи? Промываем мозги? Изолируем людей? С каждым вопросом Лев сокращает расстояние между нами, пока не оказывается прямо передо мной. Я напрягаюсь, встречая его стойкость своей неподвижностью. – Можешь отрицать это сколько душе угодно, – отвечаю, – я знаю, как вы поступили с Джереми. Лев пристально смотрит на меня сверху вниз сквозь ресницы. – Его смерть – одна из самых сокрушительных вещей, которые мне довелось пережить. И мне кажется неприемлемым, что ты используешь память о нем в качестве платформы для своих худших убеждений о нас, тех самых убеждений, которые хочешь передать другим. – Ты видел группу Артура на Фейсбуке? – Меня, естественно, проинформировали о ней. И мне было очень больно. – Артуру тоже очень больно. – Натянутое тело ноет в ожидании следующего шага Льва. Наша неподвижность не продлится долго, и я понятия не имею, чем все закончится, но ощущаю возрастающую напряженность между нами. – Это ты велел удалить группу? – Нет, – отвечает Лев и добавляет, видя на моем лице недоверие: – Но, подозреваю, кто-то из Проекта мог по собственной воле обратиться к администрации Фейсбука… – А как же принципы «Единства»? – Мы обычные люди, Ло, и меня никогда еще не называли убийцей. – Мне из Проекта звонят? – Что? – В офис. Молчат, потом вешают трубку. Тактика запугивания. – Нет, это точно не мы. Так я и поверила. – Где Би? Его пальцы снова касаются кулона на шее, привлекая мое внимание к этому маленькому кусочку серебра, посверкивающему на свету. На нем есть гравировка, но прочесть ее мешают нежно поглаживающие кулон пальцы. Что бы Лев ни делал, он делает намеренно – даже это крохотное движение. От внезапного порыва ветра снаружи дрожат стекла, и мы со Львом смотрим в окна. На улице раскачиваются деревья, свинцовый цвет неба говорит о приближающейся буре. Лев хмурится, и ветер мгновенно затихает. Мелькает мысль, что его унял Лев. Но, конечно же, это не так. – Артур убедил Пола в том, что тот может раскопать здесь у нас что-то ценное. Я думал, все уже утрясли, а теперь ты… – Лев поворачивается ко мне, смотрит в глаза. – Я ни капли не сомневаюсь: дай тебе шанс, и ты вдохновишь других. Я сглатываю. – О чем ты? – Отказ от общения с прессой долгое время был верным решением, однако настала минута для другой тактики. – И как это связано со мной? – Я хочу, чтобы ты написала для «СВО» очерк о нас. Обо мне. И о Проекте «Единство». – Что? – отступаю я. – У тебя будет неограниченный доступ. Я, как рыба, беззвучно хлопаю ртом. Разум отказывается понимать услышанное. Подписанное соглашение о неразглашении информации хотя бы имело смысл. «Я хочу, чтобы ты написала для «СВО» очерк о нас… У тебя будет неограниченный доступ». – Ты же это не всерьез? – наконец выдавливаю я. – Всерьез. – И под неограниченным доступом ты подразумеваешь… – Свое интервью. Интервью с любым согласившимся на это членом Проекта. Обход наших владений. Информацию о нашей повседневной работе, планах на будущее. Я зажимаю рот ладонью. Лев предлагает нечто беспрецедентное. Статью, которая займет первую полосу «СВО». И Полу придется отдать ее мне. Отдаст ли? Сначала нужно ее написать. Вдруг что… Перед глазами мелькает строка с моим именем, и впервые это кажется не мечтой, а будущим: «Автор: Ло Денэм». Пораженно спрашиваю: – Я? – Кто еще, если не ты? Лишь таращусь в ответ, осмысливая происходящее. – За последние шесть лет ты впала в глубокое заблуждение о нас, и я знаю, что ты сделаешь все возможное, чтобы доказать свое ошибочное мнение. – И ты считаешь, что я его не докажу. – Я в этом абсолютно уверен. Но твоя попытка добиться правды увенчается очерком, который невозможно будет отрицать. У меня перехватывает дыхание. Лев произнес практически те самые слова, которые я до смерти хотела услышать от Пола, если бы он только дал мне шанс: «Чем ближе ты к сути, тем невозможнее твои слова отрицать». Вот только Пол не собирался давать мне ни единого шанса. Медленно качаю головой. Это кажется невозможным… – Я не… – Ты хотела узнать правду, Ло. – Да, но… – И теперь боишься ее узнать? Смотрю в окно. Такое ощущение, будто я нахожусь внутри рождественского шара со снежинками, и все еще более нереально, чем казалось раньше. – А что насчет моей сестры? Неограниченный доступ распространяется на нее? Лев долгое мгновение молчит. – Ты должна понять: в ваших отношениях с Би мы всегда были на ее стороне и действовали соответствующе. Она ясно дала понять, как нам с тобой себя вести, и мы уважали ее решение. Мы делали только то, Ло, что она сама просила нас делать. Я гляжу на него со вспыхнувшей надеждой, сердце подскакивает к самому горлу. – Это значит, что она изменила решение? – шепотом спрашиваю я. – Это значит, – отвечает Лев, – что твоя сестра больше не является членом Проекта. 2012 – Я хочу проявить себя, – шепчет Би. Она смотрит на таймер записывающего устройства, ощущая себя странным образом открытой и беззащитной. Би нажала на запись минуту назад и все ждала, когда найдутся хоть какие-то слова. Теперь они сказаны, и их не вернуть. Это ее первая аттестация. Каждую неделю члены Проекта должны пройти в комнату раздумий и излить душу перед микрофоном: поделиться своими победами и неудачами, страхами и надеждами; рассказать о своих чувствах ко Льву, Проекту и пути Проекта, о своих чувствах друг к другу. Потом Лев прослушает эти записи и обсудит услышанное на семейном собрании. Би любит эти собрания больше всего на свете, даже больше проповедей. Она в восторге от них. От того, как Лев вызывает их по именам и, стоя перед каждым из них, убеждает: их видят, их чувствуют, их слышат. Он задает вопросы, предлагает решение проблем, легко и без усилий меняя свою роль в зависимости от поставленных перед ним требований, а этих требований бесконечное множество. На семейных собраниях Би видит, как Лев для одних становится отцом, для других – другом, для третьих – психотерапевтом, судьей, спасителем, опорой… И это ведь тоже чудо! Видеть кого-то столь разным для столь многих. У Льва к каждому свое невероятно-особенное отношение, и Би уверилась в его уникальности для всего мира… и в своей уникальности для него. Би умудрялась избегать аттестации, пока Лев не отвел ее в сторонку в конце последнего собрания, когда рассвет медленно окрашивал горизонт, и не сказал, что соскучился по ее голосу. Ее бросало в дрожь при мысли о том, что он просто обязан скучать по ее голосу, обязан желать выслушать ее. Би ужасно не хотелось обременять Льва. Чем таким важным она могла поделиться? Ничем. Но Кейси уверила: ни о каком обременении и речи быть не может.