Это может её убить. Готов ли я подвергнуть человека смертельной опасности просто чтобы посмотреть, что получится? Пожалуй, нет. Но если добавить сюда то, что она не даст мне подделать приказ о наступлении, а ещё то, что Ши считает Кресанию опасной для меня лично… Запятые расставлены, моя дорогая, помиловать нельзя. Для начала я направился к Д’Артаньяну, разузнать о его методах работы, а точнее — узнать причину их полной неэффективности. Жил полковник в небольшом доме рядом со штабом, но там я его не застал, а денщик перенаправил меня в штаб. В штабе как будто ничего не поменялось за прошедшие три дня, все при деле, атмосфера напряжённого спокойствия, которая появляется только когда каждый в коллективе точно знает, что и зачем делает. Без истерик Де-Билля это особенно заметно. У стола с проекцией стоит только один человек. Тот, кого я ищу. — Полковник Д’Артаньян? — Здравствуйте, комиссар Рене Гатт. Чем обязан вашему вниманию? — Я несколько обеспокоен эффективностью вашего полка при выполнении повседневных задач, в частности охраны внешнего периметра и предотвращения проникновения врага в наш тыл. — Да как вы смеете… — начал он и осёкся — Впрочем, к чему эта бравада. Я тоже крайне обеспокоен этими вещами и буду рад любой помощи. Внезапно. Я рассчитывал просто наехать и оставить полковника обтекать в гордом одиночестве, а тут вдруг такое… — Какие меры вы уже предпринимали? — понятия не имею, что теперь говорить, хоть послушаю. — После пропажи патруля начальник лагеря сократил мне финансирование, так что глубоких рейдов мы больше не проводим, итак мне приходится доплачивать бойцам из собственного бюджета. Сейчас лагерь с тыла прикрывают пять групп моих людей, но как вы заметили в день приезда — этого катастрофически не хватает. — А до пропажи патруля случались нападения с тыла? — К сожалению да, но потерь удавалось избегать. Кажется, враги заинтересованы в войне не больше нашего, если вы понимаете, о чём я. — Разумеется — Нихрена я на самом деле не понимаю, но ему лучше об этом не знать — Со мной вы можете быть полностью откровенны, я целиком на вашей стороне. — Да, пожалуй. Если бы не вы, артиллеристы остались бы безнаказанными. Вот что я вам скажу, месье Гатт: даже если бы мы поставили наблюдателей на каждый холм, и в каждую долину, мы всё равно не смогли бы ничего увидеть. — Вы говорите об иллюзиях? — Нет, иллюзии мы бы заметили через кристаллы — полковник сделал указательный жест на сосредоточенно всматривающихся в магические шары бойцов. — Тогда о магии обмана? — Нет, я не говорю о магии обмана. Но думаю. — Я вас услышал, полковник. Вы консультировались с магами по поводу своих мыслей? — В лагере только «горючие», а нанять профессионалов в такой области… Ну, они же все у Лироя на контроле. Не удивляйтесь, я прекрасно понимаю, что уже наговорил себе на хороший срок. Но, вы же на моей стороне? И вы знаете, за что нас зовут стелс пихотами? Удивился я такому обозначению магов — «горючие». Это маги огня что-ли? А контроль над магами обмана наоборот, кажется мне вполне естественным. Я бы на месте главы секретной службы тоже так делал. — Да, я уточнял. Забавные сказки про подкрадывающихся со спины невидимых мужеложцев. — Нелепые сказки, комиссар. Рад, что мы так хорошо понимаем друг друга — сказал он и протянул мне руку. Так, в антибактериальной перчатке не считается же, да? И вообще один раз не пидорас… Короче, пожимаю руку и ухожу. Тем более что Ши уже давно закончила своё дело. Остаток дня я провёл в библиотеке, за книжкой о богах и присущих им публичных ритуалах. Ничего похожего на рассказ Юнгерна я не нашёл, зато узнал немного об источниках доходов Вирджинии. Помимо сдачи своих жриц в наём она зарабатывает разработкой и поддержанием бюрократических систем для всех государств этого мира. Жрицы тоже занимаются главным образом бюрократией, да и вообще эта богиня покровительствует всем, кто классической ебле предпочитает еблю мозгов, если сильно упрощать и обобщать написанное в справочнике. Получается, что «зов судьбы» работает только по предоплате, это следует учитывать в дальнейшем. Когда Кресания пришла ко мне вечером, я совсем не удивился, ведь это было частью плана. — О, Кресания, заходите, должно быть сама судьба привела вас сюда. — Да, это была судьба, как я сразу этого не поняла! — Ага, судьба, а вовсе не вскрытый отчёт об инциденте с участием разведчиков и одного бравого комиссара, который содержал неведомую шифровку для генерального штаба и маленькую приписочку о собранных трофеях. — Прошу прощения за казарменный вид моего жилища, ещё не успел его как следует обжить. Располагайтесь в кабинете, прошу вас, я сейчас принесу нам чай, и, если изволите, печенье? — Вы так добры, комиссар, я даже не понимаю, почему вашим именем пугают солдат! О, подожди немного, стану чуть известнее и моим именем начнут детей пугать. Только настоящим, а не этим псевдонимом. Заваривать чай я сильно отвык, а до упаковки пакетиками здесь прогресс ещё не дошёл. Хорошо хоть печенье заготовить не забыл. Я заранее знал, что увижу в кабинете, и предполагал, что до чая дело всё равно не дойдёт, но старался как мог. Девочке нужно дать время на разогрев, да и накладывать обманные чары на неё лишний раз не хочется, потому как второй дебаф снижает эффективность воздействия вполовину, то есть на каждую обманку останется по 17 единиц, а этого на такого монстра как Кресания может не хватить. Когда я открыл дверь в кабинет, она сидела за моим столом и листала лежавшую там книгу — обычный атлас Кемоса, взятый мною в библиотеке. Увидев меня, жрица дёрнулась, но продолжила держать книгу в руках. — Вы тоже любите картографию? — сказал я, комментируя её интерес к книге. — Да, конечно! Особенно такие красивые карты, аккуратные и точные. Это очень хороший атлас, как и все работы Леоны Винченской. — Врёт. Плевать ей на карты, главное, чтобы буквы стройненькие и линии изящные. Сейчас нужно потихоньку начинать расставлять мою сеть лжи и надеяться, что её способность не сработает. — Вы считаете карты красивыми? Никогда о них так не думал. Я просто смотрю на эти бескрайние просторы, тысячи городов и паутину дорог, и думаю: может быть там, на этом просторе есть место, где можно спрятаться от… Судьбы. — Вы боитесь… Её? — она тоже говорит о судьбе как о живом существе? И стремается произносить имя? Да она ещё тупее пафосного ничтожества, которое я сейчас отигрываю! — А разве может герой вообще чего-то бояться? Посмотрите, только за эту неделю я трижды спас этот лагерь, добыл информацию, способную переломить ход всей войны, и что получил взамен? Трофейную книгу? Повисло молчание, и я, выдержав театральную паузу, продолжил: — Герою не пристало жаловаться на судьбу. Вот поэтому я смотрю на карту, и ищу город, где судьба меня не найдёт! Как вы считаете, в Ватикане, под сенью Центрального храма, можно спрятаться от Судьбы? — Нет. Там от судьбы точно не спрятаться, я проверяла. — Проверяли? Вы тоже ищите… Свободу? — сказал я с придыханием на последнем слове. Если она ещё способна чувствовать неискренность, то я труп, потому как в свободу я верю ещё меньше, чем в богов. — Да! Так приятно… — сказала она, переворачивая страницу — найти родственную душу! — О, Кресания, вы не представляете как я рад! Все эти годы, я думал, что одинок в своём тайном стремлении! Возможно теперь, вместе, мы сможем обрести… обрести Свободу! — лучше бы жрице уламываться побыстрее, я почти физически чувствую боль от исторгаемой моим персонажем банальности. — Вы так думаете? Я пыталась, со многими… — То есть нас таких много? — Да. Наверное, каждый избранный хоть раз задумывался о Свободе. Я даже видела одну книгу с советами… — она замолчала, глядя на меня. А это успех! Впервые она отвлеклась от источника своего извращённого наслаждения. — Мы можем попробовать что-нибудь из этой книги? — Это не просто книга, на самом деле. Это темнейший из гримуаров, выходящий за пределы обычного понимания зла… — Я не боюсь! — Это книга Хаоса. — Я готов на всё ради Свободы! — Чтобы пасть в Хаос нужно совершить что-то действительно страшное… — Убить разумного? — в моём рейтинге нелюбимых слов «разумный» стоит на третьем месте, сразу за «Богом» и «Свободой». К сожалению, мир населяют мудаки, так что именовать всех без разбору разумными… — Хуже. Нужно предать что-то очень значительное. Бога. Короля. Родину. — Это… сложнее. — Мы справимся. — сказала она с уверенностью. — Вы намекаете на… — я одними глазами указал на койку. — Вы комиссар и должны заботится о боевом духе лагеря также, как я должна блюсти свою связь с богиней. Если вы оборвёте… ЭТО, армия лишится связи и порядка. А мы погрузимся в Хаос. — Ради Свободы, я готов. Я взял её сзади, в коленно-локтевой. Она листала отмеченный обманом атлас всё это время, заставляя меня сомневаться в причинах её томных стонов. Я принципиально не засекал время, но когда всё закончилось она рухнула на кровать без сознания, хотя я нисколько не устал. Пульс Кресании замедлялся, как и дыхание, я отнёс её домой, в выделенную ей комнату, застелил кровать окровавленной простынёй и положил рядом с кроватью набор свечей, одну из которых сломал. Интересно, расследовать её гибель тоже поручат мне? Завтра утром генштаб ответит на «шифровку» приказом о немедленном наступлении, и никто не сможет опровергнуть подлинность печати. Д’Артаньян рвётся в бой, и его вполне хватит чтобы взять столицу Хобритании в осаду. А когда защитники увидят танки, моя миссия будет выполнена, а значит можно будет вплотную заняться нормальными попаданческими делами — пополнением гарема и сбором нагибучих артефактов. Заведу детишек, выучусь колдовать, изобрету гугл, сдохну от скуки через три года — романтика! Если захочу прожить подольше, может вернусь к писательству, с ресурсами императора этого мира даже такая бездарность как я станет самым популярным автором. Даже на пороге такого триумфа присутствовала лёгкая нотка печали. Да, я, обычный человек, всех победил, но получил ли я то, что хотел? Кресания хотела свободы и её обрела, а мне к такому результату ещё много лет идти. Не к Свободе с большой буквы, которой не существует вовсе, никто даже по-настоящему не знает, что это такое и как она выглядит, а к той настоящей свободе, когда даже скука не способна заставить тебя что-то делать. Обычно свободу понимают как «делать то, что нравится». И я даже не стану рассматривать вариант — а если мне нравится быть убийцей и рабовладельцем. Ни малейших проблем с этим у меня нет, я отрицаю любую мораль. Дело в другом. Сейчас мне это нравится, а потом надоест. И будет нравиться что-то другое, а потом и оно надоест. Это замкнутый круг, в котором можно жить только вопреки, как я и жил до попадания. И вырваться из этого круга можно только одним способом. Глава 15 Я тёрся возле канцелярии в ожидании Юнгерна с «приказом», тот задерживался. Наблюдательный пост я занял не слишком рано, и ждал уже около получаса, но… Уж полдень близится, а Юнгерна всё нет. Мимо проскакала четвёрка грамматон-паладинов на белых конях, при полном параде. Какого хрена они тут делают? И почему, когда так нужна тачанка с пулемётом её под рукой нет? Не знаю, что эти блестящие пидрилы тут забыли, но за ними должок, и я его верну. Перед канцелярией паладины спешились и увели коней с небольшой площадки перед зданием, после чего трое встали треугольником, вытащили щиты и дубинки и замерли, а четвёртый, с двуручным мечом за спиной зашёл внутрь. Солдаты стягивались на площадь, привлечённые шумом. Паладины не позволяли никому заходить внутрь треугольника, так что вскоре собрали за своими спинами плотный полукруг бойцов из всех полков.