– Блядь, что расселись?! – крикнул срывающимся голосом Павел Торшину и Смирнову, которые не сразу поняли, что происходит, а как сообразили – моментально протрезвели и бросились к двери. За те несколько мгновений, что Паша смотрел на них, стекло покрылось трещинами – в него молотили уже несколько пар рук. – Надо забаррикадироваться! – Алексей уже подтаскивал к входу стол одной рукой, вторая, вывихнутая, висела вдоль тела. Владимир отставил трость и, ковыляя, принялся подносить стулья. Баррикада была готова как раз к моменту, когда стекло двери не выдержало, и первый нападающий с ревом попытался пролезть в помещение сквозь образовавшееся отверстие. Чьи-то руки стали раздвигать столы и стулья, и Торшин, подпиравший ограждение, почувствовал в мерзком дыхании запах сырого мяса. В этот раз уже Паша, трясущимися руками и в несколько ударов, раздробил обезумевшему голову огнетушителем: тот повис на баррикаде, ногами наружу. Остальные нападавшие потолкались, помычали и удалились в темноту. – Они словно все в зомби превратились. – Алексей озвучил то, что, вероятно, крутилось на языке у всех троих. – Синька – зло, Леша, – отозвался Владимир. – Дальше у тебя, видимо, вурдалаки и вервольфы вылезут, и кто тут еще на севере обитает? Зомби у него. Ты всегда был поехавшим конспирологом. Я считаю, все просто: террористы накачали жителей наркотиками. И Олесю укололи, когда напали. – Зомби, они не только с того света, шутник. Куча книг и фильмов, где это происходит из-за вируса или инфекции. Да и в интернете пишут о странных происшествиях, если внимательно отслеживать новостной поток. Вечно что-то стремное с африканских камер наблюдения всплывает. Правительства экспериментируют с чем-то таким! Надо быть совсем дурачком, чтобы отрицать существование подобных программ, особенно после «короны». Паша подумал: «То, с чем мы столкнулись, не похоже на зомби, во всяком случае классических, из ужастиков. Слишком они быстрые, сообразительные, на вид почти живые, кроме цвета лица». – Это самое важное, что сейчас надо обсудить, – прикрикнул Павел. – Мы теперь еще и Киру потеряли. Я не смог ей помочь! Нельзя было ее отпускать! – Парень, она сама виновата. Мы все ей говорили, чтобы не курила на улице. Но эту дурочку разве остановишь. Ты не видел, что с ней случилось? – Последнее, что смог разглядеть, как она убегала от двух преследователей. – Хорошая девчонка, надеюсь, она смогла спастись, – грустно возразил Торшину Алексей. – Есть у кого-то покурить? – спросил Павел. Руки дрожали, его колотило. Журналисты помотали головой. – Итак, нас осталось трое. Надо уходить отсюда, пока мы еще живы. – Мы погибнем на улице, там могут быть толпы этих зомби, – возразил Алексей. – Надо затаиться и дождаться утра. – Пока здесь сидим, также можем погибнуть. Придут эти люди… Придет этих тварей, не знаю, штук двадцать, и выломают они нашу баррикаду. Или вынесут заднюю дверь. Мы вообще не знаем, чего ждать от них. За последние пару часов мы потеряли пять человек – пилота, этого Антона, как там назывался его сайт. В одной этой чертовой «Пицце» умерли Олеся, Михаил Борисович. Мы не знаем, что с Кирой, а еще нашли тут труп, и я убил этого мужика. Я лишил человека… не человека… неважно… жизни! Вы и дальше предлагаете сидеть на одном месте? У вас, Алексей, рука теперь нерабочая, если кто-то нападет, вы не отобьетесь. Владимиру нужно лекарство – что у вас, я забыл? – Диабет первого типа. К утру мне будет чертовски херово без инсулина. Можно бы и запомнить было, не мелочь. – Я считаю, нам теперь больше всего нужна медицинская помощь, хотя бы аптека. И безопасное место. Не пиццерия-ловушка с четырьмя трупами. К черту ментов, если они еще живы. – Я против. – Давайте проголосуем. Я за. Владимир? – Как мы с ним поковыляем, Паш? Нападет кто, мы его бросим или сдохнем из-за него? – Будем его поддерживать. – Я за. Я постараюсь быстро идти. – Итого – двое за. Алексей, надо выходить. Тот помолчал. – Я с вами пойду только потому, что не хочу остаться здесь один, а тебя, друг, без меня, боюсь, просто сожрут. Но это дебильный, идиотский, тупой, опасный план. Слабоумие и отвага. – Ты хоть знаешь, где больница? – поинтересовался Торшин. – Я знаю, где примерно гостиница. Тут недалеко, должно быть. Куда-то налево, мимо памятника. Давайте туда доберемся и попытаемся понять, что происходит, возможно, сможем там найти укрытие. Если повезет, может, и инсулин есть у них в аптечке. Наутро пойдем в больницу или аптеку хотя бы. Или встретим врача. Главное, тут не сидеть. Все согласны? В ответ – молчание. – Тогда выдвигаемся через кухню, через черный ход. Глава 3. Встречи – Николай Александрович? – Слушаю… – Николай Александрович, простите за ночной звонок, руководитель инженерной службы Петров, дело срочное. – Знаешь, который час? Я сплю. – Прошу прощения, вопрос крайне важный. – … – Николай Александрович? – Говори. – Пропала связь с Краснополярском. – В смысле? Ну было же такое уже. Может, работы какие ночные, неполадки со спутником? – Никак нет. Совсем пропала. Не отвечают узел связи, аэропорт, завод, инженерная служба нашей компании в городе. В графике ремонтных работ никаких запланированных операций не значится. Спутник в полном порядке, проверяли. Связи нет уже пять часов сорок минут вообще со всем городом. Тогда пришел последний исходящий трафик, кто-то отправил родственникам фото кошки. В прошлые годы теряли связь максимум на десять-двадцать минут из-за тяжелых погодных условий или неполадок. – Ну а резервные каналы связи есть? Позвоните кому-нибудь на спутниковую рацию. – Николай Александрович, согласно инвестиционной программе резервные каналы связи должны быть введены в эксплуатацию в 2032 году. Сейчас идет строительство второго коммуникационного узла. – Оторву вам всем яйца. – Николай Александрович, в защиту инженерной службы могу сказать, что я лично неоднократно просил директора по развитию увеличить финансирование для ускорения работ. Какие будут указания? – И ему тоже яйца оторву. Петров, ты хоть понимаешь, как это плохо? Если завтра наши российские и иностранные партнеры обнаружат, что с городом продолжительное время нет связи, пойдут слухи. Потому как нерабочих дней в нашем бизнесе нет. Пойдут статейки, западные журналюги сейчас так и ждут, чтобы на нас наброситься и в дерьме извалять, надеюсь, читаешь новости, знаешь почему. А туда и самолет с прессой этой ночью полетел, мать их дери. И еще там особые гости из Москвы по моему личному заданию, они тоже без связи, получается, остались. Великолепно просто! Наши акции в понедельник будут дешеветь, если в ближайшее время связь не восстановят. Ты же хочешь годовой бонус? – Наши сотрудники прилагают все усилия… – Да что ты там прилагаешь, Петров? Значит, так… Что нам делать? Самолет туда наш ближайший в понедельник вечером по расписанию. Посылать кого-то сейчас – это всех на уши поднимать, привлечем внимание. Военным звонить, чтобы проверяли, что там происходит, я не хочу, не та ситуация, я надеюсь, ты меня понимаешь. Думаю, надо подождать. Ну что там могло случиться? Если авария какая-то, починят, вероятно. Продолжайте попытки связаться. Проверяйте спутник. Придумай что-нибудь. За что тебя начальником сделали? Каждый час докладывай. А я позвоню Фоминой из пресс-службы, выпустим новость, что возможны перебои со связью из-за аномальной погоды. Все ясно? – Так точно. – Бонус и яйца, Петров. Бонус и яйца. * * * Кира не любила ходить в церковь, но прочувствовала царящую здесь особую атмосферу. Она ожидала бесконечных фресок и позолоты, резавшей глаза, однако, бегло осмотревшись, поняла, что попала в храм, построенный в аскетичном, древнерусском стиле. Белый свод и стены почти без росписей и икон, на полу плиты из грубого красно-серого камня, простой деревянный иконостас из нескольких ярусов да тяжелая кованая люстра с лампочками «под свечки» под потолком – вот и все убранство. В храме было пусто и царил полумрак – люстра выключена, стены освещали лишь догорающие уже свечи и лампадки. «И почему у нас в церквях не ставят скамьи?» – подумала Кира и устало плюхнулась на пол, привалившись к стене. Несколько минут она сидела молча, переводя дух. У входа продолжали стучаться и скрестись – она поняла, что оказалась в смертельной ловушке, из которой не выбраться. Дверь одна, и в нее ломятся эти люди-нелюди; окна-бойницы узкие и расположены высоко – не доберешься, а если и доберешься, то вряд ли разобьешь и не пролезешь, да и вниз не спрыгнешь – ноги переломаешь. Иконостас – ну тут все понятно, обычная стена, отрезающая мир рядовых прихожан от церковных таинств. Кира встретилась со скорбным взглядом Иисуса на иконе и чуть ли не впервые в жизни попробовала помолиться: – Господи, пожалуйста, если ты есть, помоги мне отсюда выбраться и вернуться домой к родителям и сестре. Я очень по ним скучаю! Это мне наказание за Сашу? Я буду себя хорошо вести, стану лучше, расскажу Свете все, обещаю, только помоги, Господи! Она почувствовала, что теперь, после этой бешеной гонки, она наконец-то поверила в реальность происходящего, и ее крепкая скорлупка, сдерживавшая все эти годы атаки внешнего мира, треснула. Герман снова почувствовала себя маленькой девочкой, только приехавшей в Россию и в первый раз вошедшей в новый класс. Кира уронила голову на грудь и заплакала. Она долго сидела, потупив глаза в носы ботинок, а слезы все лились и лились на куртку, и стекали дальше на штаны и холодный каменный пол с лужей растаявшего снега. На какое-то время она не заметила, как уснула. Проснулась, подскочив, от какого-то звука. Было непонятно, откуда он донесся – снаружи или изнутри. Она оглянулась, напрягла слух: удары по двери вроде прекратились. Кира на цыпочках подкралась к входу и прислушалась. Снаружи выла вьюга, но, казалось, что преследователи ушли. Она помедлила и нерешительно потянула за засов – и в этот же миг в дверь яростно ударили с новой силой. Еще немного, и она открыла бы ее навстречу смерти. Кира в панике задвинула засов обратно и начала наматывать круги по почти погрузившейся во тьму церкви, здесь продолжали гореть всего несколько свечей. Она быстро, пока они не погасли, зажгла одну от другой с десяток новых и снова принялась изучать помещение. «Иконостас, в нем царские врата. Туда нам нельзя – грех, это для батюшки». – Она внезапно вспомнила, как ходила на службу вместе с мамой еще в Казахстане.