Джош вскинул на него несчастные глаза. — Недолго! Мы с ней… поссорились. Не очень сильно. Из-за ее поездки во Францию. Она выбежала из кафе обиженная. Но даже если бы мы не поссорились, она сразу сказала, что не может остаться надолго, потому что им много задали на дом! Маркби нахмурился: — Значит, у нее с собой были учебники, тетради? Джош кивнул: — Да. Кэти носила тетради в такой зеленой кожаной папке для документов, вроде бювара. Она положила ее на стол. Папка вся раздулась от бумаг, даже «молния» до конца не застегивалась, столько там было всего… Маркби чертыхнулся про себя. Рядом с телом не нашли ни папки для документов, ни тетрадей. Придется снова обыскивать весь участок. Конвей тоже не обмолвился о пропаже. Правда, в его состоянии вполне простительно. Конечно, сейчас ему не до деталей. Но папка для документов должна где-то найтись! — Джош, часто ли Кэти возвращалась домой пешком? — Зимой — нет. Летом иногда ходила. Я ни за что не отпустил бы ее в темноте! Во всяком случае, одну! Когда она убежала, я подумал, что она пошла на стоянку такси, как обычно. Иногда она звонила домой и просила отца или экономку за ней приехать… Почему она не сказала мне, что хочет пойти домой пешком? Джошу делалось все хуже. За дверью послышалось звяканье посуды. Тетка уже несет чай, а Маркби так и не задал самый главный и самый деликатный вопрос! Дверь открылась, и в гостиную вплыла миссис Перри с подносом. Джош тут же вскочил, чтобы помочь тетке. Маркби отчаянно искал предлог снова услать миссис Перри на кухню. Вспомнив, как недавно пил чай у Конвея, он спросил: — Извините, а нет ли у вас лимона? Я на диете и не пью молока. Мне очень неловко вас беспокоить… — Да что вы, какое беспокойство! Лимон у меня в холодильнике. Сейчас принесу! Уловка удалась! Старший инспектор наклонился вперед: — Джош, я вынужден задать тебе еще один вопрос… личного характера. Пожалуйста, отвечай скорее, пока твоя тетка не вернулась. Ты, наверное, знаешь, что в случае насильственной смерти проводится вскрытие. Так вот, выяснилось, что Кэти… не была девственницей. Но убийца не был сексуальным маньяком, следов насилия нет. Следовательно… Джош побелел. — Я понимаю, что вы имеете в виду! Вы лжете! Кэти была не такая! — Извини, Джош, но факт остается фактом. Значит, ты утверждаешь, что ты ни при чем? — Ни я и ни кто другой! Вы врете! — Джош вскочил и стиснул кулаки. — Вы такой же, как и та жуткая женщина, которую подослал к нам отец Кэти! Вы все одинаковые! Больше не отвечу ни на один ваш грязный вопрос! Вы стараетесь облить Кэти грязью, а она… совсем не такая! И все вы врете, вы все врете! — Джош! На пороге снова возникла ошеломленная миссис Перри. Мальчик пулей пролетел мимо тетки; его шаги загрохотали по лестнице. У них над головой хлопнула дверь. — Не знаю, что и сказать… — с ошеломленным видом заявила миссис Перри. — Раньше он никогда так себя не вел! — Он расстроен, — объяснил Маркби. — Извините, но здесь есть и моя вина. В ходе следствия часто приходится огорчать людей. Надеюсь, он скоро придет в себя. Тетка пристально посмотрела на него из-за толстых линз и протянула руку. На ладони у нее лежала маленькая желтая пластмассовая граната с зеленой крышечкой. В таких продается дешевая лимонная кислота. — Вот лимон, как вы просили. Глава 14 — Значит, наш Бамфорд угодил в телевизор, — вздохнула миссис Прайд. — Могу сказать только одно: жаль, что по такому печальному поводу! Когда мисс Риссингтон нашла тело девочки Уиллсов, я думала, больше уже ничто меня не потрясет. А сейчас — бедняжка Кэти. Никак не привыкну… Какое злодейство! Тот, кто это сделал, настоящий изверг! Зачем только отменили казнь через повешение? Для таких самое подходящее наказание! Ведь когда его поймают, то присудят несколько лет… он отсидит и снова примется за старое. Ах, Мередит, смотрите! Там показывают вашего друга, мистера Маркби! Кто там рядом с ним? У него такой суровый вид. И самодовольный. Похоже, он много о себе понимает! — Это суперинтендент Норрис, — сказала Мередит. Миссис Прайд широко улыбнулась и наклонилась, чтобы выключить телевизор. В пятницу она вернулась из Лондона чуть раньше обычного, но у самой двери дома ее перехватила миссис Прайд. — А все Барни. — Миссис Прайд доверительно понизила голос. — Я пригласила его к себе. Он в ужасном состоянии. А дама, которую ко мне поселили, сегодня, скорее всего, ужинать не будет… Знаете что, приходите вместо нее! Понимаете, Барни, бедняжке, нужно общество! Ему сразу становится лучше, когда вокруг него люди! Правда, самого Барни в тот вечер трудно было назвать душой общества. Он почти машинально поглощал кулинарные шедевры миссис Прайд, а после ужина забился в угол и хранил задумчивое молчание. Заговорил он лишь после того, как выключили телевизор: — Да, Дорис, я в жутком состоянии. Не знаю, как чувствует себя мисс Риссингтон, но тело Кэти нашел я, и я никогда уже не оправлюсь! — Алан тоже очень расстроен, — сказала Мередит. — Даже по телевизору заметно, в каком он состоянии. Он терпеть не может отвечать на вопросы журналистов. — Еще чаю? — Миссис Прайд взяла большой заварочный чайник в виде домика Анны Хатауэй[3] и принялась разливать чай, который считала панацеей от всех невзгод. — Моя мисс Тернер, — продолжала она с видом собственницы, — сегодня задержится на работе допоздна, как я вам и сказала. Она говорит, что поужинает в столовой. Да только вряд ли тамошняя стряпня сравнится с моей пастушьей запеканкой! — Запеканка превосходная, Дорис! — Барни, наконец, уловил намек. — Но сейчас мне не до еды. Не надо обижаться. — Я не обижаюсь, Барни, но голодание никому не идет на пользу! Мозги тоже нужно подпитывать! — Миссис Прайд вздохнула. — А подумать только, что сейчас творится в «Парковом»! Даже не представляю, какой это для них ужас. Я слышала, бедная миссис Конвей и так слаба здоровьем, а сейчас, после того как ей сказали, она вообще не в себе. Доктор Барнс сидит у нее безвылазно! Говорят, — она понизила голос, — что ей придется ненадолго уехать в лечебницу, ну, понимаете, в специальную клинику. Кстати, она не первая Дево, у которой голова не в порядке! Ее загадочное замечание вызвало живой интерес гостей. — Значит, они чокнутые? — спросил Барни. — Мне тоже так показалось, когда я много лет назад занимался изысканиями. Хотел написать о них пьесу, — пояснил он, поворачиваясь к Мередит. — Никакие они не чокнутые! — возмутилась миссис Прайд. — Просто все очень нервные. Конечно, сейчас никого из них не осталось в живых, кроме бедной мисс Аделины… Нет, вы только послушайте, что я несу! Называю ее «мисс Аделиной», хотя она уже много лет как миссис Конвей! Я прекрасно помню ее родителей, сэра Реджинальда и его жену. С детства помню даже сэра Руперта, дедушку мисс Аделины! Вот он был точно со сдвигом. Развел в парке множество всякого зверья, и не только свиней. Выписал из Южной Америки длинношерстных тварей… кажется, они называются ламы. А еще у него были очень уродливые дикие пони с большой головой, похожие на осликов. Их название я помнила, но выговорить никогда не могла! — Лошади Пржевальского? — с интересом спросила Мередит. — Не помню, дорогая! Пони и ламы прожили в «Парковом» довольно долго. А свиньи и до сих пор там, вот почему у Уинстона Чепчикса есть работа. Не знаю, чем бы он занялся, если бы у него не было его поросят! Уинстон не умственно отсталый, но ограниченный, понимаете? До известных пределов. Миссис Прайд придвинула к гостям блюдо с песочным печеньем, но, видя, что те не проявляют к печенью интереса, вздохнула и начала довольно шумно пить чай. — Все Дево женились на кузинах и выходили за кузенов! — неожиданно выпалил Барни. — Поколение за поколением близкородственных браков! Вот почему они все со странностями. Хотели, видимо, сохранить землю и деньги в семье. Удивительно, как они не понимали, к чему это ведет, а еще занимались животноводством! — Да ничего подобного! — возразила ошеломленная миссис Прайд. — Согласна, мисс Аделина с детства была очень нервной. Она не могла ходить в школу, как все дети, и потому ее обучала дома гувернантка. И отец ее, сэр Реджинальд, то и дело ездил в Швейцарию для поправки здоровья; наверное, она в него пошла. Барни и Мередит переглянулись. Барни поднял было руку, собираясь постучать себе по лбу, но, боясь выговора, передумал. — И старый сэр Руперт своеобразный был человек, — задумчиво продолжала миссис Прайд. — Вспыльчивый, как порох! То и дело выходил из себя из-за пустяков! Наверняка угодил бы в неприятности, если бы не был мировым судьей! — Дорис, что же получается? — вмешался Барни. — Значит, есть один закон для богатых, а другой — для бедных! Бедных можно обзывать чокнутыми, а богатых положено деликатно именовать нервными. Интересно, понимал ли Конвей, с кем связывается, когда женился на Аделине? Сомневаюсь. О таких вещах обычно помалкивают. Дурная кровь, да? — Нервы, — величественно возразила миссис Прайд, — бывают во всякой семье! Кстати, наша семья — исключение. И хватит. Не желаю больше слушать про них ничего плохого! Таким образом, сомнительная тема оказалась исчерпана. Зато она помогла Краучу преодолеть задумчивость. Неожиданно он с такой силой хватил кулаком по кофейному столику, что задребезжала крышка на заварочном чайнике в виде домика Анны Хатауэй. — И я тоже, черт меня побери! Хватит болтать! Я предпочитаю действовать! Я ведь своими глазами видел, как та, первая девочка, Линн — не помню, как фамилия, — выходила из паба с мужчиной! Если бы я снова увидел подлеца, я бы его сразу узнал! В «Серебряных колокольчиках» он теперь вряд ли покажется, но готов поставить последний грош, что он ошивается еще в каком-нибудь пабе поблизости! — Да ведь пабов здесь множество! — неодобрительно заметила миссис Прайд. — Даже вы, Барни, не сможете обойти их все! — Еще как смогу! — с достоинством возразил мистер Крауч. — Положу себе один паб на вечер. Посижу в уголке, выпью кружечку-другую и понаблюдаю. И рано или поздно я его снова увижу! — Он с большим трудом встал с дивана. — Прямо сегодня и начну. Кстати, и в горле пересохло… — Вот вам и предлог, чтобы ходить по пабам! — воскликнула миссис Прайд. — Барни Крауч, вы можете обходить все питейные заведения месяцами, а его так и не увидите! Зато окончательно сопьетесь, помяните мое слово! — Я не алкоголик, Дорис Прайд! Что плохого в том, что иногда мне хочется пропустить кружечку пивка? Как говорится, стаканчик на ночь… — Представляю себе! Если вас не останавливать, одним стаканчиком или парой кружечек дело не ограничится! Только не воображайте, что я соглашусь ходить по пабам с вами вместе! — с возмущением закончила она. — Зато я соглашусь, — сказала Мередит. — Конечно, не каждый вечер. Но я не возражаю против того, чтобы иногда зайти с вами в паб, Барни. Наверное, будет лучше, если мы пойдем вдвоем. Если вы его увидите, вы пойдете за ним, а я позвоню в полицию. Только сегодня я не могу. Сегодня уже поздновато. — В жизни не слыхала ничего подобного! — воскликнула миссис Прайд, хлопая пузатый чайник по боку. — Мередит, а что же скажет ваш старший инспектор? — А Алану пока ничего не нужно знать! — беспечно ответила Мередит. — Он так занят своим следствием, что ему сейчас не до меня! Впрочем, у самой Мередит тоже хватало забот. Она окрасила стены на кухне и покрыла полы лаком. Кухня почти готова; остается достать неуловимый валлийский буфет. Позавтракав в субботу, Мередит вынесла стремянку, банки с краской и кисти в узкую прихожую и окинула ее мрачным взглядом. Вот бы что-нибудь помешало ей сегодня взяться за покраску прихожей! Апатию усугубляли и грустные воспоминания. Совсем недавно у нее была Кэти Конвей; девочка с готовностью вызвалась помочь и не очень умело, зато весело обляпывала стены краской. Запах краски, стремянка и тряпки напоминали ей о бедной Кэти так живо, что Мередит как будто видела ее воочию: маленькая фигурка в мешковатом свитере, с желтыми пятнами краски на носу и на лбу… Раздался звонок. За застекленной панелью маячила чья-то высокая фигура. — Здравствуйте, Мередит! — сказал отец Холланд, когда она открыла дверь. — Я не вовремя? — Нет-нет, входите! — Неожиданно для себя Мередит почувствовала облегчение. По крайней мере, будет кому излить душу! — Да, бедная Кэти… — вздохнул священник. — Кстати, Мередит, дело, по которому я к вам пришел, отчасти связано с ней. Я хочу попросить вас о помощи. Мередит пригласила гостя в крошечную гостиную. Отец Холланд с трудом устроился на диванчике и сложил руки на коленях.