Вежливо поздоровавшись с парнями и стоявшим вместе с ними Яном, девушки начали о чем-то шептаться, изредка хихикая и посматривая, как Ивану показалось, прямо на него. Потом, по всей видимости, о чем-то договорились, и Юи начала легонько подталкивать Мэй в сторону пытающихся вести себя солидно и уж совсем откровенно на девушек не глазеть курсантов. – Хороша, – не столько сказал, сколько обозначил губами Айбек. «Хорошо, что я в шапке», – встретясь с Мэй взглядом, успел подумать Иван, чувствуя, как пылают его уши. А потом Мэй заговорила… с ним, с Иваном, заговорила. – Прогуляемся? – А? – Я говорю: не хочешь погулять со мной? – Я? – Zai wo kanlai, zhe jiahuo you dian yuchun[70], – подколола подругу Юи. – Ta zhi shI yitouwushui[71]. – Жук, не тормози, – пришел на помощь курсанту Ян, – девушка тебе вопрос задала. А если не хочешь, так ты скажи. Мы тебе замену быстро найдем. – Хочу! Очень хочу! Да, я согласен! – Zhen youqu. Dan ta xiang de hen kuai. Wo cuo liao,ta bing bu xiang zhakanqilai name yuchun[72]. – Раз хочешь, залезай сюда, – Мэй похлопала рукой по квадроциклу, – помнишь, что нужно делать? – Помню. – Ну, раз помнишь… Чего стоим? Кого ждем? Прыгай, и погнали, – не могла не вставить свои пять копеек Юи Мэнчжоу. Странная у них вышла тогда прогулка. То ли с одной девушкой гулял, то ли сразу с двумя. И хотя подружка Мэй всячески давала понять, что Иван ей вот совсем-совсем не интересен, сыпала язвительными замечаниями, сама же смеялась над своими шутками, но оставлять парочку наедине и не думала. А интересовало девушек больше всего житье-бытье Ивана до службы в армии. Семья, деревенский уклад, учеба в городской школе – в общем, самые что ни на есть бытовые мелочи. Жук незаметно и сам предался воспоминаниям, с удовольствием рассказывая про братьев и сестренку. И не сразу заметил, как заблестели глаза девушек. А когда заметил, было поздно: Мэй с Юи, еле сдерживая слезы, хлюпали носами. Успокоились девушки не сразу. А Иван с запозданием понял, какой он дурак, ведь знал же, что девочки – круглые сироты, а за маму у них главная повариха, да и земляк его Тимофей говорил, что девушкам очень досталось в жизни. С другой стороны, а что он мог сделать, девочки сами начали расспрашивать его про семью. Хорошо хоть девушки довольно быстро успокоились и засобирались обратно. – Ладно, Лягушонок, пора закругляться. Хорошего, как говорит мама Саша, помаленьку, – вытирая слезы, сказала Юи. – А я вот не умею доить корову, – несколько невпопад заявила Мэй, – и, наверно, уже никогда не научусь. – Почему… – начал Иван и осекся, встретившись глазами с Мэй. – Потому что, Ваня, – Юи опять опередила подругу с ответом, – скоро война, а мы умеем только убивать. – Перестань его пугать, сестренка. Ведь нас еще учили быть хорошими женами. – Это да. Хорошими женами. – Юи отчего-то рассмеялась, и Мэй не замедлила к ней присоединиться. А Жук пожал про себя плечами, совершенно не понимая, кому могло прийти в голову учить девушку быть женой. Хотя в Китае, наверное, так и надо, раз девушки даже не знают, как подоить корову. – Но это было в прошлой жизни, сестренка. Все по местам. Погнали в столовку! Держись крепче, Лягушонок. Тогда под ворохом событий и впечатлений Иван упустил фразу, где Мэй сказала, что их учат только убивать. А вот сейчас этот момент курсанту Жукову очень не понравился. И попрощалась Мэй с ним, как он сейчас понимает, уж слишком демонстративно. На виду у всех обняла, потом смачно поцеловала в щеку. Можно было бы понять, будь Иван один в женском коллективе. Тогда все ясно – пометила парня. Но тут же все наоборот. И видит Жук такому ее поведению только одно объяснение. Девушек по приказу товарища Жукова переводят куда-то за Урал, куда-то поближе к Китаю и Японии. Вот они и решили попрощаться, зная, что больше Иван их не увидит. Тогда всё сходится. Стоп! Вообще не увидит?! Никогда?! Жук замер как вкопанный, не замечая, что стоит, сжав кулаки, дыша как загнанная лошадь. Или все-таки нет? Или сержант Жуков чего-то не знает, а делает выводы за пределами своей компетенции? Кто он вообще такой, чтоб с ним так персонально прощаться, если только Мэй на самом деле не испытывает к нему симпатию? От таких логических заключений сердце Ивана еще раз бухнуло, и вселенная снова перевернулась, вставая на свое исконное место. Жук огляделся и с удивлением понял, что, думая о Мэй, сам не заметил, как перемахнул ручей. До финальной схватки оставалось пробежать каких-то двести метров сквозь островок молодых березок, отвоевавших себе место среди моря дубов и вязов. Березы практически примыкали к обжитой зоне, и несколько тропинок, смыкаясь, образовывали настоящий тракт. Иван опустился на одно колено, приняв позу бегуна перед низким стартом, и начал гипервентиляцию легких, одновременно стараясь понизить артериальное давление и войти в боевой транс. – Пять… четыре… Жук сосредоточился на цифрах, убирая из головы мысли и эмоции. – …Три… два… Надпочечники выбросили в кровь первую порцию гормонального коктейля из кортизола, норадреналина и адреналина. – …Один… Зрачки расширились, автоматически перенеся фокусировку на отдаленные предметы, а фокус восприятия, наоборот, сжался, концентрируя внимание прямо перед собой. – Ур-ра! Слово-триггер мгновенно заставило тело вскочить на ноги. Но сержант, вопреки ожиданиям, не бросился бежать сломя голову, а, наклонив корпус и прижав подбородок к груди, начал медленно, словно преодолевая сопротивление воздуха, идти вперед. Сделав несколько шагов, Жук резко выдохнул и с размеренной основательностью бездушного механизма начал плавно ускоряться. Когда бежать оставалось от силы несколько десятков шагов, на черно-белом фоне мартовского леса мелькнуло темно-красное пятно цвета спелой вишни. Надпочечники выдали новую порцию гормонального коктейля, на этот раз состоящего в основном из норадреналина, стараясь за оставшиеся секунды бега вывести организм к оптимальному для боя состоянию. Иван неосознанно то ли захрипел, то ли зарычал и, выбивая сапогами крошки снега, устремился к цели. – Командир? – Слабая тень удивления пробилась через толстый слой ледяного спокойствия. Впрочем, мнимое безразличие не помешало мозгу, подстегнутому правильными гормонами, начать с бешеной скоростью просчитывать варианты схватки. «У него травмирована левая нога, значит, атаковать нужно слева. Ложный выпад справа и атака с другого направления». В голове Жукова, сменяя друг друга, проносились мыслеобразы. Мозг работал на пределе, стараясь успеть выработать единственно верное решение, пока ноги Ивана пожирали последние разделяющие соперников метры. «Он знает, что я знаю о травме. Он ожидает атаки со стороны поврежденной ноги. Значит, единственный шанс – с ходу ударить туда, куда не ожидает. Показать, что удар ложный, а самому сразу врезать со всей силы». Сержант вплотную приблизился к уже давно ожидающему его Командиру. Успел увидеть диссонирующую с ситуацией легкую улыбку на его лице и глаза, излучающие космическое спокойствие и непоколебимую уверенность. И сделал выпад. Эпилог 2 апреля 1941 г. Москва. Метрополитен, станция «Комсомольская» Старший сержант Иван Жуков, стараясь не крутить по сторонам головой, вошел в вагон московского метрополитена. Как ему объяснили сослуживцы, первая ветка, как будто специально для Ивана, пересекала под землей всю Москву, соединяя Киевский вокзал (куда он и держал путь) с площадью трех вокзалов, и заканчивалась в Сокольниках. Хотелось, конечно, увидеть Кремль, Мавзолей, где лежит вождь мирового пролетариата, храм Василия Блаженного, да и просто побродить по столице. Но, видно, не в этот раз, поезд ждать не будет. Ивану повезло: хотя станция «Комсомольская» была на линии третьей по счету, вероятно, по причине рабочего времени в вагоне еще оставались свободные сидячие места. А как любит повторять Тор, лучше плохо сидеть, чем хорошо бежать. Да и сидеть было очень даже неплохо, мягкие кожаные диванчики совсем чуть-чуть уступали креслам в их конференц-зале. «Как же меня так угораздило-то?» Поставив фибровый чемоданчик между ног и умостив на коленях вещмешок, теперь уже старший сержант прикрыл глаза и мысленно переместился на несколько дней назад, в прошлое. Открыв глаза, Иван увидел небо. Лазурно-голубое, с белыми островками облаков, уже по-настоящему весеннее мартовское небо. Точно такое же, как было несколько секунд назад. Затем в поле зрения появились здоровенные сапожищи, из которых куда-то в небо уходили колонны ног. Где-то еще выше, по идее, должны были быть туловище и голова. Принимая во внимание все вышесказанное, получалось, что Иван лежал спиной на земле, то есть на снегу, и смотрел в небо. А рядом кто-то стоял, вероятнее всего Командир. – Жук, хорош лежать, жопу отморозишь. Точно, Командир. Иван сжал протянутую ладонь и упруго вскочил на ноги. Прислушался к ощущениям. Болел затылок, но терпимо. Впрочем, самочувствие Жукова сейчас интересовало постольку-поскольку. Сейчас намного важнее… – Ну ты неистовый, боец невидимого фронта, – не давая Ивану закончить мысль, рассмеялся Командир. – Налетел, как басурман какой, с ног чуть не сбил. Шапка вот из-за тебя в снег упала. Командир наклонился и не спеша взял в руки комок багряно-красной материи. И вдруг, не давая парню опомниться, нахлобучил его Жуку на голову. – Сбил, вот сам теперь и носи. Иван захлопал ресницами, пытаясь понять: сейчас произошло именно то, что произошло? Или он все еще в отключке и это ему только снится? Стараясь унять дрожь в руках, Жук осторожно, словно боясь разбить, снял головной убор и прижал его к лицу. Да! Да! Да! Прикосновение мягкой фетровой ткани приятно холодило разгоряченную от бега кожу. А в нос ударил специфический запах мокрой от успевшего растаять снега шерсти, с нотками чего-то химического, возможно красителя. Да… Именно то, ради чего Жук, да и все остальные курсанты, последние три дня рвали жилы, выжимая из себя все возможное… и немного сверху. Бордовый берет.