Что было потом, Долгих уже помнил плохо. Вроде бы расчистили вторую полосу, и, казалось бы, должно было стать полегче. Но прилетающим пилотам никто отдыхать не давал. Смушкевич и, там, где не успевал он, майор, не стесняясь, ставили летчикам новые, условно боевые задачи. Над бомбардировщиками из-за наступающей темноты довольно быстро сжалились, а вот истребители должны были по очереди кружить над аэродромом, внося еще больше сумятицы в работу аэродромных служб. Разумеется, и машины, и люди выходили из строя. Кажется, было поломано еще две машины, но старлей уже ни в чем не был уверен. Он как угорелый носился по аэродрому, на кого-то орал и даже обещал отдать под трибунал. В какой-то момент, уже после того как в свете прожекторов села 5-я эскадрилья, майор тормознул Ивана, отловив около склада горюче-смазочных материалов. – Иван. Иван! Алё! Ты с нами, лейтенант, или уже спекся? – А? Очумевший от навалившихся проблем Долгих долго не понимал, чего от него хочет этот странный человек. Но несколько спокойных минут и интенсивное растирание ушей снегом более-менее привели Ивана в чувство. – Лучший отдых – это смена деятельности. Правильно я говорю, товарищ старший лейтенант? – Правильно, товарищ майор. – Сказал же – Виктор. А раз правильно, вот тебе лопата. – Зачем? – Долгих, как на змею, уставился на саперную лопатку в руках Самойлова. – Как зачем? Во-первых, лопата – лучший друг солдата. А во-вторых, щель-то ты еще не отрыл. Копание противовоздушных щелей, по мнению Долгих, было, пожалуй, самым изощренным издевательством над личным составом со стороны майора, но лично Ивану это занятие, как ни странно, помогло. Взяв предложенный инструмент, старлей начал яростно расшвыривать снег и даже не сразу сообразил, что майор, со словами «здесь так здесь», также принялся орудовать лопатой в паре метров от него. Минут через пять, немного запыхавшись, лейтенант с удивлением понял, что потихонечку начинает приходить в себя. А вот то, что майор, которого язык не поворачивался назвать Виктором, копает в два раза быстрее и в четыре эффективнее, его нисколько не удивило. Майор, похоже, заметил изменения в состоянии старшего лейтенанта и, улыбнувшись, спросил: – Ты как, Иван? Полегчало? – Похоже на то. – Ты, если куришь, покури. Помогает. Никто нас не гонит, сейчас докопаем, поедим, и можешь вздремнуть. Ночные полеты Яков, то есть Мадрид, решил не проводить, так что техники будут готовить технику, летчики отсыпаться, а мы с товарищем генерал-лейтенантом до утра начерно результаты по первому дню подобьем. У тебя же все вылеты отмечены? – Да. – Молодец. И я кой-чего записал. Докопаем, отдашь мне тогда свои записи и до утра свободен, если ничего не случится. Иван достал папиросу и хотел спросить, что может случиться, но не спросил. Есть такие люди, как майор, с шилом в одном месте, а он, старший лейтенант Долгих, простой истребитель. Будет война, будет воевать не хуже других. Ему есть кого защищать! А майор пусть катится ко всем чертям со своими проверками! Старший лейтенант Долгих, привалившись спиной к стенке ангара, сидел на каком-то ящике с ничего ему не говорящей надписью «РСБ-Ф» и чувствовал себя как старая кляча, которую привели на живодерню да там и бросили. Хотелось вывалить язык на плечо и по-волчьи завыть. Он только что съел полкотелка пшенной каши с мясом и выпил стакан крепкого, очень сладкого чая. И, казалось бы, думать Иван сейчас должен о чем-то приятном, например, о своей жене Ольге и дочке Катеньке. Но если бы кто-то смог залезть в его голову, то этот кто-то был бы сильно удивлен. «Господи, а еще ночь впереди, и следующий день, и еще одна ночь. Черт бы побрал эту проверку! Черт… нет, тысяча чертей побрали бы этого наскипидаренного майора!» Долгих прекрасно понимал, почему он злится на майора, и злился от этого еще сильнее. Дело было не в усталости, просто этот чертов Виктор, даже не прилагая к этому усилий, напрочь перевернул представления старшего лейтенанта о том, что такое настоящая военная служба. «Вот на подводной лодке сейчас хорошо, тишина…» – Долгих! Иван, подъем! Хорош храпеть, как трактор. – А? Что? Да не храплю я. – Да? Значит, показалось. Вставай и приводи себя в порядок. Уже светает, а нас сегодня снова ждут великие дела. – Прям великие? – Великие, даже не сомневайся. Чует моя чуйка, сегодня прискочит к нам, то есть к вам, большое начальство. – Да куда уж выше! – Ну, Рычагова или Тимошенко не обещаю, а вот командующий округа товарищ Пумпур, уверен, прилетит. Странно, что еще вчера не появился. Похоже, Яков всех там в штабе так зашугал, что не сразу доложили. – Это да, товарищ генерал-лейтенант так вчера кричал, наверно, во всех уголках аэродрома было слышно. – Так, товарищ старший лейтенант, отставить разговоры. Даю пятнадцать минут, чтоб оправиться, и найдешь меня в оперативном штабе. – Где найду? – Автобус рядом с ВПП, стоит примерно в том месте, где вчера СБ на брюхо грохнулся. – Ясно. Совершив при помощи немолодого старшины авиатехника и бочки ледяной воды утренний моцион и даже побрившись, Долгих выскочил из приютившего его на ночь ангара на улицу… застыл… И понеслось. Прямо около входа стояла новенькая полуторка, приписанная к хозвзводу аэродрома. Насколько Иван помнил, капитан Петренко машины свои очень берег, и выпросить автомобиль для каких-либо нужд было сродни подвигу. Но сейчас при виде персонального авто Долгих нисколько не удивился: вчера майор среди прочих успел пообщаться и с капитаном Петренко. – Товарищ старший лейтенант, садитесь, я вас жду, – приветливо замахал из кабины усатый шофер. Дважды просить старшего лейтенанта не пришлось: как говорится, лучше хорошо ехать, чем по снегу идти. К тому же водитель, младший сержант Николай Захарчук, оказался кладезем самой последней информации. Оказалось, это ему дали выспаться почти до шести часов. А большинство пилотов и практически все техники этой ночью вкалывали. Генерал-лейтенант пообещал командиру дивизии, что, если они провалят проверку, он сделает все возможное, чтобы их соединение отправилось служить поближе к полярному кругу. Как выразился Смушкевич, «белых медведей охранять будете, минус пять вам за счастье покажется». Подтверждая слова Захарчука, по обеим сторонам полосы стояло с десяток самолетов. Примерно у половины машин была снята обшивка у винта, и техники, подсвечивая себе самодельными прожекторами, ковырялись в моторах. Также Ивана удивило обилие автотранспорта: казалось, у полосы сконцентрированы все автомобили дивизии. – А это что? – старлей указал на проезжающий мимо ЗИС-5 с кунгом, вернее на большой зеленый крест, нарисованный на его борту. – Техническая летучка. Если у самолета проблема, с которой экипаж и обслуживающие его техники сами не справляются, то вызывают помощь. – И как? Получается? – Да вроде получается. Там же и бригада опытная, и инструмента побольше, и приспособы разные. Помните «Чайку» из четвертой эскадрильи без хвоста? – Это об которую осенью Кривошеев лоб разбил? – Точно, она! Вот сделали. – Как смогли-то? – Да откуда ж я знаю, но дружок мой Петрович говорит, полетов пять точно выдержит. Иван промолчал, но сделал себе в мозгу зарубку, проследить чтоб временный хвост разобрали после проверки. – А самое интересное, товарищ старший лейтенант… – Говори «Иван Кузьмич», а то от твоего «тащстарш-лейтенант» зубы сводит. – До сего момента Долгих нравилось слушать, как подчиненные выговаривают его звание. А вот сейчас это почему-то показалось глупым. – Э… понял, Иван Кузьмич. Ну так вот, ночью приехали два полковника. Из самой Москвы. Их товарищ генерал-лейтенант прям ночью вызвал. Вот теперь они заместо него бегают. Всюду нос свой суют и ругаются ужасть как. Петрович говорит, услышал, так вмиг цигарку выкинул и побег дальше вкалывать. – А генерал-лейтенант тогда что делает? – Так они с майором этим сидят, значица, в автобусе, ну, штаб который, и чегой-то пишут. Сам я не видал. Мне Василич сказал, ну, писарчук который при штабе, дружок мой. Вот он, значица, говорит, полковники сначала бумаги какие-то секретные привезли генералу, а уж потом тут и остались. Генерал сказал: некогда мне, вы сами тут, а я, значица, приказ буду секретный писать. – Что за приказ-то? – Так, Иван Кузьмич, откуда я знаю-то?! Секретный приказ. Мож по нему заарестуют кого. А мож наградят. «Наградят, ага, держи карман шире. А вот наказать могут. И есть за что. Войны нет, а треть самолетов дивизии уже взлететь не может. А что сегодня будет? Неудивительно, что техники как ошпаренные всю ночь работали». – А может, подкрепимся, Иван Кузьмич? – прервал невеселые мысли Долгих младший сержант. – Что? – А вон, видите, полевая кухня рядом с автобусом. Там круглосуточную точку питания устроили. Чай, компот, какава и бутерброды с маслом. Захарчук решил не уточнять, что сам он подкреплялся уже два раза и не прочь бы третий, только повариха, на его беду, запомнила хитрована и пригрозила в следующий раз сломать об него, «паразита такого», половник. Вот и предположил Николай старшему лейтенанту подкрепиться, не без оснований предполагая, что и ему, может быть, что-то да обломится. – Хорошо. Притормози там. И надо бы попросить с собой чего-нибудь, а то неизвестно, когда пообедать сможем. В какой-то степени слова старшего лейтенанта оказались пророческими. Только доложил о прибытии, и завертелось. Генерал-лейтенант с майором на самом деле засели в штабном автобусе и работали с документами. Только вот если Смушкевич делегировал свои функции сразу двум полковникам, то майор, нисколько не сомневаясь, стал гонять с поручениями старшего лейтенанта. И если задания типа «привези из штаба справку о дисциплинарных нарушениях за прошлый год» понятны и относительно легки, опять же, относительно, то вот как понимать «пробегись по аэродрому, удели особое внимание штабу и столовой и гони всех бездельников сюда»? Раз самолеты прямо в открытом поле ремонтируют, то хотя бы капониры надо вырыть.