– Вы об этом не докладывали. «Я что, дурной, что ли?» – подумал про себя Михаил. – Мы тогда не разобрались в ситуации и подумали, что просто вышли на связь не с теми людьми. – Хорошо. Сейчас это уже не актуально. Проработайте вопрос о повторном контакте, а я подниму все архивы по этому делу… В архивах, к огорчению Михаила Григорьевича и тихому бешенству Фитина, нашлись сопроводительные записки по всем ячейкам. Только вот ознакомить с их содержанием резидента, уезжающего налаживать контакты, никто не удосужился. Официально работал «товарищ Федотов» в МИДе, переход на нелегальное положение обеспечивал немецкий ОМС Коминтерна, а бумаги пылились в спецархиве НКВД, – отвлекся от воспоминаний комиссар. – А пока, Михаил Григорьевич, вкратце расскажите, как вы справились со всей этой анархией, которая вам досталась в польском генерал-губернаторстве? – Я решил не менять состав ячеек и оставить их такими же автономными. Но условно я разделил все ячейки на три группы. На «Левых» – это те, кто разделяет наши идеи и считает СССР другом. «Правые» – националисты всех мастей, в голове, как правило, две мысли: «Великая Польша от можа до можа» и «Британия нам поможет». А посередине «Центр» – все остальные. Личная месть, деньги и всякое такое. С этой группой, пожалуй, сложнее всего, ждать они не умеют, да и не хотят. – Что дало такое разделение? – Также все ячейки разделены по направлению деятельности. Информационное обеспечение, техническое обеспечение, исполнители. Так вот, мы следим за тем, чтобы по возможности взаимодействовали группы одной идеологической направленности. То есть, например, националисты-техники занимаются обеспечением националистов-боевиков, и наоборот, если исполнители левые, то и техническое обеспечение стараемся поручать левым группам. Хотя сейчас боевые звенья, по сути, законсервированы. – Ясно. Я читаю ваши донесения и примерно представляю ваши источники и то, чем вы занимаетесь. Есть что-то важное, что еще идет из Берлина в Москву диппочтой? – Пожалуй, есть. Мы нащупали выходы на «Союз вооруженной борьбы», преемника «Службы победе Польши», и на помощника самого Стефана Ровецкого[49]. – Что ж, это большая удача. Считайте, что вы реабилитировались за провал со студентами. Значит, товарищ капитан государственной безопасности, говорите, ваша сеть сможет осуществить то, о чем говорится в этом рапорте? Разведчик вскочил, вытягиваясь по стойке смирно. – Сможет, товарищ старший майор! – Хорошо, значит, для вас есть работа. – Я готов вернуться немедленно. – В Германию, Михаил Григорьевич, вы не вернетесь, по крайней мере, в ближайшее время. Для вас у меня есть другое задание. – Слушаю. – Сначала хочу задать вам вопрос. Возможно, он покажется вам немного странным, но тем не менее. Скажите, вы не заметили какого-нибудь сходства между тем, как вербовались агенты в Польше, и этим рапортом? – Заметил, товарищ старший майор. – Просто Павел Михайлович. – Хорошо, Павел Михайлович. В обоих случаях я бы отметил крайнюю степень цинизма. Я понимаю, случись война, с врагом миндальничать никто не будет, но вот так, загодя планировать ликвидацию не офицеров и генералов, а простых инженеров и даже рабочих… Есть в этом что-то иезуитское. Страшный человек это планировал. В Польше так же: наплевать на мораль, главное – эффективность. Потом эти Яцеки, Юлии и даже Агнешки, – чуть дрогнул голос разведчика, – будут использованы как одноразовый инструмент. Врать, обещать заведомо невыполнимое, рядиться в чужие флаги – все дозволено. А ради какой цели? Как же солидарность трудящихся? – Вижу, не одобряете, Михаил Григорьевич? – Не то чтобы не одобряю, умом-то я все понимаю, а вот на душе, знаете, Павел Михайлович, осадочек. Все это даже для разведки как-то… не могу подобрать слова, – разведчик сложил перед лицом вместе три пальца, как бы пытаясь выхватить из воздуха ускользающую от него мысль. – В Испании ведь тоже, с одной стороны, грязь, кровь, смерть друзей каждый день. С франкистами дрались люто, те еще звери, гражданских убивали не задумываясь. А немцы вообще испанцев за людей не считали, даже союзников. А с другой стороны, было там и чувство свободы, и боевого братства. Вначале, я бы даже сказал, некий флёр рыцарства… Михаил внезапно замолчал, как будто вдруг вспомнил что-то важное. «Дворянин, прадед – герой Отечественной войны 1812 года, – размышлял старший майор, давая подчиненному время обдумать свою мысль, – гимназия, потом изучал право в Женеве, где увлекся идеями Плеханова. В 1917-м, бросив учебу, возвращается в Россию, строить новую жизнь. Активный участник Гражданской войны, завершил ее в должности начальника разведки 16-й кавалерийской дивизии 2-й Конной армии в ноябре 1921 года. Перешел на работу в ЧК, где под руководством сначала Феликса Дзержинского, а затем Менжинского проработал до 1934 года. Не сработался с Генрихом Ягодой и отправился фактически в ссылку военным атташе в Монголию. Вспомнили о нем в 36-м, когда для помощи Республиканской Испании понадобились советники со знанием хотя бы английского языка и пониманием специфики работы. Интеллектуал, идеалист». Фитин видел показания осужденных испанцев-интернационалистов и знал, что только ранение спасло команданте Мигеля от ареста – можно сказать, искупил кровью. Оказалось, не зря. За год под его руководством разрозненные агенты, доставшиеся Фитину от Ямщика, не только не вышли из-под контроля, а образовали вполне рабочую структуру. И даже начали поставлять развединформацию о военно-промышленном потенциале польского генерал-губернаторства. Но самое главное, что выделило теперь уже капитана ГБ среди других рассматриваемых претендентов, его способность вычислять перевербованных предателей. Дважды по каким-то совсем незначительным мелочам на грани понимания – по изменившейся мимике, по вдруг появившемуся запаху – он начинал подозревать человека в измене и проводил проверку. В обоих случаях люди оказались перевербованы германской разведкой и были вовремя ликвидированы. И, несмотря на все вышеперечисленное, Павел Михайлович сомневался. Кандидатура, как, впрочем, и две другие, согласована с наркомом внутренних дел комиссаром государственной безопасности 1-го ранга Берией, одобрена самим товарищем Сталиным, но все равно последнее слово, по результатам собеседования, за ним, старшим майором Фитиным. – Рыцарство закончилось очень быстро, – так же внезапно и зло продолжил капитан, – франкисты не особо и скрывали свои зверства. А вот дисциплина не появилась. Я предложил бы то же самое, если б мозгов хватило додуматься. Рапорт писал коммунист и профессионал. – Поясните. – Свобода в Испании закончилась анархией, армия развалилась – Республика пала. Если для того чтобы выстоять нужны жесткие меры, значит, коммунисты должны стать тверже кремня. Потребуется, я самолично задушу хоть немецкого инженера, хоть польского металлиста. – Что ж, я рад, что не ошибся в вас, Михаил Григорьевич. Вставая, Фитин протянул руку и, дождавшись крепкого рукопожатия, продолжил: – Сейчас я расскажу, в чем будет заключаться ваше задание, товарищ капитан государственной безопасности. Глава 10 Засланный казачок и кое-что из биографии Старший майор не поленился подойти к стальному, еще дореволюционной конструкции сейфу с полузатертой надписью «Ф. Санъ-Галли» и достать картонную папочку светло-серого цвета. Фитин аккуратно положил ее на стол, смахнул одному ему видимую пылинку, сел и только тогда посмотрел на так и замершего стоя капитана. – Вот и ноги размял. А ты чего стоишь? Садись. Фитин дождался, пока капитан сядет, сам сел напротив и, смотря немного сквозь Федотова, совершенно неожиданно спросил: – Это ничего, что я к тебе на «ты»? – Ничего страшного, Павел Михайлович. – Правильно, – отвечая больше каким-то своим мыслям, чем реагируя на реплику, согласился товарищ старший майор. Фитин придавил папку тяжелой ладонью, не торопясь передавать ее собеседнику. – Тут, если справишься, внеочередное звание. Но и ошибиться тебе нельзя. За тебя я поручился перед наркомом, а он в свою очередь поручился там, – старший майор ткнул пальцем куда-то в потолок. – Дело… на… контроле… у самого… – веско, словно вбивая сваи в судьбу капитана, выделяя каждое слово, припечатал и так охреневшего подчиненного товарищ Фитин. – В папке некоторые материалы из личного дела майора Самойлова Виктора Степановича. Это копию его рапорта Жукову ты сейчас читал. И это он же, практически в инициативном порядке, наперегонки со временем вербовал поляков на территории, уже занятой вермахтом. – Интересный, я смот… – Я не закончил. – Простите, товарищ старший майор. – Да сядь, не мельтеши. Договорились же – Павел Михайлович. Ты слышал что-нибудь об отдельной разведывательно-диверсионной бригаде Генерального штаба? – Нет. – Правильно, о ней мало кто слышал. Так вот, бригаду с нуля создал этот майор Самойлов. Отдельная структура, подчиняющаяся не Голикову, а напрямую Генеральному штабу. – Ох ни хрена ж себе! Простите, товарищ старший майор. – Меньше эмоций, капитан, они вам еще пригодятся. Соединение во многом экспериментальное. По штатам и структуре сам черт ногу сломит. Но, как бы то ни было, майор с успехом отбивал все атаки не только Голикова, но и маршала Кулика. Сейчас, со смертью маршала, ему, наверное, полегче будет. Вот теперь можешь материться и спросить меня – как? – Как, Павел Михайлович?! И понятно Филипп Иванович, а каким тут боком артиллерист Кулик? – Самойлов еще на Халхин-Голе сделал ставку на никому не известного комдива Жукова, сумел заинтересовать и показать потенциал своей спецроты глубинной разведки. И, как мы видим, не прогадал. Также он пользуется поддержкой Шапошникова и Мехлиса. Хотя связь с последним старается не афишировать. Это на вопрос «как?». Что касается товарища маршала, то Кулик лишь один из многих. Хотя он, пожалуй, был самым ярым недоброжелателем майора. Я так думаю, человек двадцать-тридцать, занимающих очень серьезные должности, на радостях точно бы напились, узнай, что майор отправлен в отставку. – Но как может простой майор насолить маршалу? Хотя я помню его по Испании – Генерал Купер, храбрый командир, но характер тяжелый, мог из-за любой мелочи наорать на человека, критики не терпел. – Ха-ха. Товарищ майор критиковать любит и прекрасно умеет это делать. Кроме бригады он занимает малозвучную, но очень интересную должность консультанта коллегии наркомата вооружений. – Человек с двойным дном, – понимающе улыбнулся Михаил. – С двойным ли? – отзеркалил улыбку Фитин. – Также Самойлов, как депутат Верховного Совета, входит в различные комиссии и, насколько мне известно, не стесняется пользоваться всеми вытекающими из этого статуса правами. – И как он все успевает? – В последнее время дела в бригаде все больше перекладывает на заместителей и, можно так выразиться, ближний круг. Там тоже в кого ни ткни – объект для разработки. Один тибетский монах чего стоит. – Настоящий монах? – Ха, ладно бы просто монах, а этот еще и специалист по восточной медицине и оздоровительной гимнастике, которая в Китае нераздельна с рукопашными единоборствами. Понял? – Однако.