Я стояла, в полной растерянности, и тоже смотрела в сгорбленную спину мужчины. Сердце сжалось от жалости к старику. Безусловно, он не заслужил такого отношения и такой участи. Внезапно старик обернулся. — Придут наши! И научат вас, собак ссыкливых, родину любить! — закричал он на всю улицу. — А может, Грэй наперед вас на столбах перевешает! Предатели позорные! Тфу, на вас! Теперь стало ясно, кто для дедушки «наши», и чью победу он ждет. Да кто такой этот Грэй, что им так пугают? Все произошло в секунду! Один из солдат метнулся к деду и врезал ему прикладом по голове. — Остановитесь! Что вы делаете? — бросилась я на помощь к падающему на асфальт старику. — Назад! — заорал на меня военный и направил на меня автомат. Я остановилась в паре шагов от него, будто налетела на бетонную стену. — Анна! — окликнул меня Марсель. — Уходим! — приказал нам второй военный. — Вызовите скорую! — в панике кричала я. — Я сказал, уходим! — громче повторил военный. Марсель обхватил меня за талию со спины и начал оттаскивать от старика, но я не давала ему этого сделать. Тогда военный, ударивший, а быть может и убивший деда, грубо схватил меня за шиворот и поволок меня в сторону. Я кричала, и брыкалась, просила прохожих позвонить в неотложку, но они просто проходили мимо, с опаской косясь то на военных, то на лежащего на асфальте мужчину. Солдаты вместе с Марселем заволокли меня за угол близстоящего здания, и только тогда отпустили. Мой шок сменился настоящей истерикой. Я набросилась на солдата, будто бы бессмертная: — Что вы творите! Зачем вы так с ним? Он же просто старик! — Эти берлессомордые совсем оборзели! — злобно выплюнул он мне в лицо. — Дед получил, что хотел! — Анна, — Марсель взял мое лицо в ладони и посмотрел в глаза. — Нам нельзя вмешиваться! Мы только показываем, что происходит! Успокойся, возьми себя в руки! Я отшатнулась от парня, будто бы он меня ударил. Как он может так говорить? Неужели Марсель совсем бесчувственный? Ему совсем не жаль этого старика? Он же даже не понял, о чем мы с дедушкой разговаривали, и за что на него набросился кижанский солдат! — Это ты тоже покажешь, Марсель? Ты все заснял? — закричала я на своего жениха на фрогийском. — Покажи, как ведут себя доблестные кижане! Я отошла от Марселя, присела на корточки и разревелась от бессилия, чем-то помочь старику, и разочарования в своем женихе. Военные не понимали фрогийского, они снова закурили, терпеливо дожидаясь, пока моя истерика закончится. Их взгляды были такими равнодушными… Как и взгляд Марселя. Только Берта проявила свое участие ко мне. Она присела рядом и обняла меня, чтобы утешить. Девушка ничего не говорила, она была так же напугана, как и я, но это простое объятие заставило меня собраться. Через несколько минут я вытерла мокрое лицо и поднялась на ноги. Берта протянула мне мой микрофон, который я, наверное, выронила, даже не заметив пропажи. Никакого настроения продолжить прогулку по городу у меня не было. Мне хотелось только одного — чтобы этого ничего не было. Но это было! А я ничего не могла изменить, забыть или сделать вид, что все в порядке. Солдаты были рады тому, что мы возвращаемся в часть. Я больше не пыталась заговорить с этими жестокими людьми, мне даже смотреть на них было противно. Берта же, напротив, принялась болтать с солдатами, расспрашивая их о планах на будущее и когда же состоится отправка военных на фронт из нашей части. Может быть, она расспрашивала этих двоих чисто по работе, но выглядело это все равно не очень. В автобусе Марсель присел рядом со мной и попытался меня обнять, но я оттолкнула его руку и уставилась в окно. Слушая в пол уха болтовню и смех соседки по комнате, я понимала, что нападение на старика расстроило только меня. Остальные вели себя так, будто бы ничего особенного не случилось. Это было за гранью моей реальности. Это было страшно. По дороге в часть мы зашли в небольшой супермаркет, купили сладостей, газировки и фруктов. Берта затарилась сигаретами, сокрушаясь о том, что нельзя пронести в часть спиртное. Наверняка нас обыщут на КПП, а "дарить" дежурному конфискованное не хотелось. Мы стояли на кассе в очереди, когда наши "бравые рядовые" прошли мимо нас, держа в обеих руках по огромному пакету. Что было в пакетах, я знать не могла, но солдаты просто вышли через кассу не, рассчитавшись. Для меня это стало очередным неприятным шоком. Этих мародеров никто не остановил, не сделал им замечания, но, судя по скривившемуся лицу кассира и ее взгляду, полному ненависти к военным, я догадалась, что это не первый случай, и что она ничего не может сделать, предпочитая не связываться с вооруженными мужчинами. Мне было стыдно за то, что мы пришли вместе, как будто бы я причастна к этому мародерству тоже, но я проглотила свое возмущение, расстроившись еще сильнее. Марсель еще несколько раз пытался заговорить со мной, но это еще больше отторгало меня от него. Он уже дважды разочаровал меня за последнее время. Мне пока хватит. Я сказала, что слишком расстроена, чтобы с ним разговаривать, и сразу по прибытию в часть, ушла в нашу с Бертой комнату. Там мы с ней вместе наревелись, и только потом пошли на обед. Марсель не стал к нам подсаживаться. Он нашел себе другую компанию. С солдатами из Фрогии ему было, видимо, интересней, чем со мной. Впрочем, я же сама дала ему понять, что не в восторге от его компании, так чего же я злюсь? После обеда мы с Бертой решили вздремнуть, а потом прогулялись по части, чтобы поглазеть на военную технику и самих военных. Вторя Берте, я тоже начала расспрашивать о планах военных, подходя к тем, кто не был занят.