— Что если это просто уловка, чтобы вернуть меня домой? — Звони! Не уснём же теперь... Несмотря на поздний час, папа взял трубку. Ставить на громкую связь было опасно, поэтому Берта прилипла ухом рядом с со мной, чтобы слышать разговор. — Анна? Господи, Анна! — завопил отец, а на его фоне я услышала рыдания мамы. — Привет, пап! — еле сдерживаясь, чтобы не зареветь, поздоровалась я. — Как ты? Марсель сообщил, что нашёл тебя! — Я в порядке, папа! Марсель наговорил мне ужасные вещи про атомную станцию! Это правда? Мы с Бертой затаили дыхание, чтобы не пропустить ни слова, сказанного Андре, ведь от этого зависели наши жизни. — Погоди, Анна, я выйду в коридор! — сказал отец. Чтобы мама не слышала нашего разговора, — догадалась я, и мне стало плохо. — Ты слушаешь меня, Анна? — через несколько секунд снова заговорил отец. — Да. — Я не могу рассказать тебе всего, мой телефон наверняка прослушивают берлессы, поэтому срочно, повторяю срочно, уезжайте как можно дальше от АС! Значит, это правда. У меня затряслись руки. Я вся затряслась от бешенства и отчаяния. — Папа, ты понимаешь масштабы этого шага? Ты должен это остановить! Я знаю, что ты можешь! — Нет. Всё уже решено! Я тяну время ровно до тех пор, пока ты не будешь в безопасности. — Это же массовое убийство людей! Чем тогда мы будем отличаться от берлессов? Или Гитлера? Папа, пожалуйста... — Это война! Так нужно, Анна! Торопись, мы ждём тебя дома! Не в силах совладать с собой, я разрыдалась от бессилия. Мой отец — бессердечное чудовище? Ну а кто же ещё? Берта, которая всё прекрасно слышала, обняла меня за плечи и судорожно вздохнула. Она тоже плакала. Даже моя смелая и стойкая подруга понимала, что надвигается горе катастрофических масштабов. — Я никуда не поеду! — твёрдо и решительно сказала я. — Тебе придётся убить меня тоже, папа! Вместе с жителями Северо-Боровинска, сепаратистами и их маленькими детьми, вместе с берлессами и нашими солдатами! — Анна, умоляю! Просто сделай так, как я прошу! Хочешь поговорить с мамой? Это был запрещённый приём! Я была уверена, что мама способна уговорить меня на что угодно. — Я остаюсь в Кижах! Погибну на своей родине, от руки своего отца. Я люблю тебя, папочка! Пока! Я закончила разговор, а потом вынула батарею из смартфона. — Ты серьёзно, Анна? Останешься? — снова закуривая спросила Берта. — Я не хочу возвращаться во Фрогию! Я разочарована в своей стране и своём отце! Они меня предали, Берта, понимаешь? Предали! Я уже рыдала в голос от боли и обиды. Всё, во что я верила, ради чего я приехала сюда, оказалось обманом, пустышкой. Страна, которая меня приютила и обогрела, будет пострашнее Берлессии, а люди в ней, хуже зверей. Но больней всего мне сделал отец. Я видеть его не могу! Вся моя жизнь показалась мне бессмыслееной и глупой. Я же ради отца здесь! Ради своей страны! Это было похоже на наебалово вселенских масштабов. Меня обманули, провели, как ребёнка, использовали в каких-то грязных целях. Андре весь мир хочет обмануть? Смысла в моём существовании не осталось ни крупицы. У меня не осталось родины, не осталось семьи, не осталось идеалов, в которые я верила, которые пыталась отстоять и защитить. — Посмотрим, как сильно любит меня папочка! — успокоившись, произнесла я. — Дай мне закурить, Берта? Девушка угостила меня сигаретой и дала прикурить. Я закашлялась от дыма, дерущего глотку и меня начало тошнить, но я всё же скурила половинку сигареты. — Я уеду, — через некоторое время сказала Берта, и я получила новый удар под дых. — Я жить хочу. — Поезжай тогда с Марселем, — затушив окурок, решительно сказала я. Мне было непросто произносить эти слова. Больше всего на свете я боялась оставаться в Кижах одна, но отступать было нельзя. Да и некуда. Я ещё не знала, что я буду делать в Кижах, но точно знала, что во Фрогию я больше не вернусь. — Пойдём, найдём Марселя, и я провожу вас, — с упавшим сердцем сказала я.