И все тут зашумели, заспорили, кто кричит: «Правильный мяч!» Кто возражает: «Неправильный – за линией!» Тогда судья решил так: «Раз вопрос спорный у нас, взрослых, пусть решают дети. У них глаза острые». Все были согласны и спросили сначала Котю: «Что скажешь? Видел, где упал мяч?» Тот сразу прямо заявил: «Нет, я стоял далеко, не видел». Тогда тот же вопрос задали Лёше. Тот страшно покраснел, медленно подошел к отцу и сказал: «Папа, я хотел очень, чтобы ты выиграл. Но… но мяч упал на линию. Я хорошо видел. Дядя Лёша выиграл». Все аплодировали, и мне показалось, что все радовались не так успеху дяди Леши, победителя, как правдивости обоих мальчиков. Я продолжала наблюдать за младшими братьями. Стояли они недалеко друг от друга и искоса поглядывали один на другого. Вдруг вижу, Котя приблизился к Лёше и неуверенно: «А ты молодец, что правду сказал, – и, помолчав: – Давай дружить!» Лёша с радостью подошел, просиял весь и говорит: «А ты молодец, что спас меня от наказания, хотя (тут он запнулся) сказал неправду. Ведь на самом деле ты упал из-за меня и разбил лоб». Оба рассмеялись. Я думала, что поцелуются, помирившись. Нет, по-мужски пожали друг другу руки, как только что это сделали их отцы, закончив соревнование. Таинственные звуки Первым услышал, навострив ушки, странные звуки Мишка: «Что это такое? Уже второе утро слышу, что кто-то над нами ходит, стучит и чем-то скрипит. Слышите?» – «Домовой», – равнодушно заметил Мяка, только что продрав глаза, хотя солнце уже заглядывало в наше окошко. «Не шути, а прислушайся», – ответил серьезно Миша. Мы спали с нашими детьми на втором этаже дома, и над нами мог быть только чердак. Заглянув однажды в щелку чердачной двери, мы увидели там разный хлам, старые вещи, ломаные стулья – ничего интересного. Кому понадобилось туда идти да еще что-то передвигать и как будто даже пилой работать? «Да, да, там кто-то есть, шумит по-человечески, не домовой, прислушавшись, заявил Мяка: – Да я слышал, дети говорили, что не надо бояться никаких домовых», – продолжал рассуждать Мяка. «Ой, как страшно! Как же дать знать дяде Лёше и всем взрослым?» – заволновалась я. «Странно, что ночью этих звуков нет. Воры обычно ночью залезают в дом», – рассуждает Мишка. «А разве ты не слышал, – заметил Мяка, – что по ночам ходит вокруг дома сторож и стучит в колотушку, чтобы воры знали, что дом охраняем?» – «Да, да. Значит, злые воры решили залезть в дом утром, когда сторож уже устанет и ляжет спать», – решила я. Мы страшно взволновались: «Как глупо, что не можем говорить по-человечьи! Будем наблюдать!» – сказал энергичный Мяка. И он действительно умел это делать. От детей наших нечего и ждать объяснений, – бегают с утра до вечера то на «Гигантские шаги», то на теннис, мальчики – в конюшню, с нами на минутку прибежит поболтать Катя, и то мало что расскажет. Но Мяка из воздуха что-то да узнает, вернее, угадает. Раздумчиво на следующий день говорит: «Заметил, что в столовой, когда Лёша вздумал со мной играть на ковре в пираты, дамы (это значит тетя Наташа и тетя Маруся) сидели еще и допивали, болтая, чай, мужчин наших уже за столом не было. Даже стаканы недопитые оставили. Когда Лёша меня отнёс в детскую, я вновь услышал скрежет на чердаке». «Уж не хочешь ли ты сказать, – с усмешкой спросил Мишка, – что солидные господа – дядя Лёша и наш папа, забравшись на чердак, топочат там и шумят, чтобы попугать нас, бедных кукол?» – мы с Мишкой ехидно рассмеялись. «Посмотрим», сказал Мяка, нисколько не обидевшись на наш издевательский смех. Еще три дня тайна оставалась неразгаданной. Но вот однажды Миша оказался свидетелем такой сцены. Мальчики задумали играть, как всегда, на ковре, превращенном по фантазии опять в море, – в морской бой с кораблями, сделанными искусной рукой дяди Лёши из картона. В игре мальчиков русский корабль, уж конечно, потопил японское судно и взял в плен японского адмирала. Вот тут-то и пригодился Мишка в роли пленённого адмирала. «Он маленького роста, как все японцы, подходит», – заявил Лёша. Так Миша и стал участником морского сражения и заодно невольно подслушал разговор за столом наших дам, оставшихся опять покинутыми мужчинами (кстати, и таинственные звуки на чердаке возобновились). Вот какой разговор услышал Миша: «Когда же, наконец, кончится эта чердачная работа? – сказала тетя Маруся. – Так хочется верхом прокатиться, и девочки уж неделю не тренировались в верховой езде». – «Скоро, через два дня будет испытание, говорят. Интересно, получится у них что-нибудь с их затеей?!», – ответила тётя Наташа. Итак, Мяка оказался прав: на чердаке шумели не домовые, а наши мужчины. Часть тайны открылась. Они над чем-то трудились. Но над чем? Вот вопрос! Подтверждением был еще такой эпизод. «Маленькие», как называли Котю, Лёшу и Катю, играли на площадке в песчаные пещеры с нами, куклами. Неподалёку уютно в тени пристроился учитель мсье Пьер в кресле с газетой. Вдруг распахивается чердачное окно, высовывается взлохмаченная голова и полтуловища в расстегнутой рубашке дяди Лёши: «Мсьё Пьер, будьте добры, найдите дворника (он где-то здесь поблизости) и скажите ему, что нужны еще десяток маленьких гвоздиков и побольше верёвок». – «Сейчас, – ответил мсьё Пьер. Кстати, в газете интересное сообщение о полёте на аэроплане смельчаков из Москвы в Петербург с одной только посадкой в нашей Тверской губернии. Это касается и вашей работы». «Положим, – ответил дядя Леша, смеясь, – результат нашей работы вообще, как говорят, «с печки на лавку»…» Окно чердака с шумом захлопнулось при громком смехе мсьё Пьера… Прерываю мой рассказ небольшим отклонением. Дети, читающие мои записки, обратите внимание на сделанное мсьё Пьером сообщение из газеты столетней давности! Итак, летчикам аэропланов потребовалась особая смелость, чтобы отважиться на перелёт от Москвы до Петербурга, – расстояние в 600 километров. Причем мсьё Пьер поражен, что при полёте допускается «только» одна посадка! Забегая вперед, скажу, что в следующем номере газеты сообщалось, что не все «отважившиеся» аэропланы благополучно добрались до Петербурга, где их встречала тысячная толпа. Большинство из них потерпело аварии. И не удивительно. Если бы вы видели такой аэроплан, вы бы теперь рассмеялись! Он похож, право же, на бабушкину этажерку. Открытый! Бедный пилот (от силы два), обдуваемый со всех сторон, с трудом справлялся с управлением аппаратом, плохо его слушавшимся. Он был весь во власти погодной стихии! Попросите вашего папу достать и показать вам фото первого аэроплана в России. Вы поймете, какая смелость требовалась, чтобы на нем полететь! Так было сто лет тому назад. А теперь ваши папы и мамы даже с вами, детьми, без всякого страха садятся пассажирами на тяжеленный самолет, чтобы, возможно, лететь даже в Америку через огромный океан на тысячи километров беспосадочного перелёта! Вот каких чудес достигли ученые-аэротехники!!! Не правда ли?! Чудеса! Продолжаю рассказ. Наши дети, увлеченные строительством пещер, не обратили внимания на слова дяди Лёши «с печки на лавку». Хоть шутка, но всё же это полёт! Но наш Мяка, уж конечно, прислушался к замечанию дяди и сделал вывод. «Ага! Вот они что задумали!!! – сказал он. – Они делают летательный аппарат! Ты Миша, имеешь шанс полететь на луну! Ура!» Мы с Мишей не очень поверили Мяке. Миша летит! То, что наши мужчины задумали смастерить летательный аппарат, было секретом, оказывается, только для детей и, значит, для нас, кукол. Мы это поняли, когда через два дня – в день первого запуска аппарата – на дворе собралось много народа: тут и соседи по имению, и масса крестьянской ребятни – что не удивительно, ведь в работе участвовал и садовник, и дворник. Они разболтали повсюду. Все собрались перед домом, и все волновались не меньше, чем изобретатели. Ну, конечно, и мы. А мы особенно трепетали после одного подслушанного разговора. Накануне торжественного дня на балконе после ужина наш папа вдруг говорит дяде Лёше: «Слушай, а что, если мы запустим наш аэроплан с пассажиром? Или по крайней мере с пилотом на борту?» – «Кого же ты имеешь в виду?» – удивился дядя Леша. «Ну, какую-нибудь легкую игрушку», – ответил папа. «Неплохая идея, – отвечал дядя Лёша. – Этого, как его, Мяку?» – «Нет, он тяжелый, один нос его потянет весь аппарат вниз. Вот Мишка лёгонький, плюхнется на землю – не расшибется». – «Отлично!» – поддержал дядя Лёша. (При слове «плюхнется» Мишка заметно побледнел.) Итак, Миша летит, правда, не на луну, о чем он мечтал, а, как оказалось, с крыши на Козью полянку, и то интересно, и прославится на всю округу. Вот какой у нас Мяка предсказатель оказался! А мы ему не верили. Пришли наши мужчины, пощупали нашего немного испуганного Мишку, даже взвесили и решили: «Годится!» Ну и задрал же нос наш Михаил: «Я буду пилотировать аэроплан в первом его полёте какая честь!» – «А не боишься?» – с сомнением заметила я. «Нет, я верю нашим изобретателям. К тому же, я видел, как они запускают «Змея», которого придумали китайцы; он летел высоко, и за длинную веревку потом его плавно спустили на землю». На сей раз разгадывателем тайны оказался наш Миша, – в основу летательного аппарата наши изобретатели взяли как раз «Змея». Это мы увидели, когда аппарат взвился над нами, но – по порядку. Итак, через два дня зрители собрались, и вся семья с тетей Марусей во главе. Мы в полном составе, кроме Миши. Он же участник полета! Врет он, наверно, что не боится. У меня сердце за него замирало. Глаза всех устремлены на чердачное окно. Сзади толпы стоит мсьё Пьер и держит наготове ракету для фейерверка, ждет сигнала с чердака. Вот открылась маленькая отдушина в окошке верхнего этажа, и оттуда высунулась чья-то рука и помахала. Раздался оглушительный выстрел, и в воздух взвилась огненная ракета. Сразу же распахнулось окно чердака. Все увидели… босую ногу. «Пардон, мадам!» сказала нога. Грянул неудержимый хохот публики. Затем из окон появилась крупная фигура дяди Лёши, с трудом вылезавшая сквозь узкое окошко чердака; смех усилился. «Осторожно!» раздался крик тёти Маруси. Кот, гревшийся на солнышке у окошка, с ужасом метнулся за трубу. Прошло некоторое время, пока дядя Лёша укрепился на приставленной к крыше лестнице и бросил стоявшему внизу дворнику громадный клубок веревки. «Ага! – крикнул Мяка. – Миша был прав: аппарат со Змеем!» Мы вздохнули с облегчением: наш Миша не улетит в небесное пространство, а будет пришвартован к земле. И вот в окне стал появляться, с трудом пролезая через узкое отверстие, размалёванный пестрыми красками аппарат. Разобрать, что он собой представлял, пока было невозможно. Тут и картонные части, и дощатые, и веревочные – всё сливалось в бесформенную пёструю массу. А на отдельной веревке висела беспомощная фигура нашего пилота Мишки. «Ура!» – закричал Мяка, чтобы приветствием подбодрить пилота. Мишка не откликнулся. Моё сердце сжалось от страха за него. Но вот медленно пополз по крыше, приняв всю машину с Мишей в объятия, дядя Лёша. Из окна стал вылезать и наш папа. «Не держись за раму, сорвется!» – предостерегающий крик на сей раз принадлежал тете Наташе, и вот уже оба на самом верху крыши с аппаратом, распростершим свои крылья для полёта. Ещё несколько неясных переговоров, и даже споров, между изобретателями, и рука махнула сигналом мсье Пьеру. Ещё одна ракета взметнулась к небу, наши герои подняли аппарат над головой в ожидании порыва ветра. Он не замедлил с силой подхватить крылья аэроплана, и все ахнули: машина поплыла, немного поднявшись над головами своих изобретателей. Гром аплодисментов и криков «ура!» раздались далеко за реку. Дворник побежал, держа верёвку, в сторону полёта странной пёстрой птицы, ловко перескочил один забор, задержавшись немного в кустах, вылез на просторную поляну и ещё быстрее метнулся по дороге в сторону, куда понесло наш аэроплан. Толпа ребятишек, в том числе и наши дети, понеслись вдогонку всего бегущего и летящего; Катю со мной на руках няня не пустила: «Куда еще побежишь! Через забор, что ли?» Мы отстали сразу же и стали следить за летящими. Вот уже Мишку почти не видно – высоко и далеко. А вдогонку дворнику раздавалось напутствие: «Разматывай веревку! Еще, еще! Смотри, чтоб не зацепила дерева!» – кричал с крыши в рупор дядя Лёша. Перемахнул дворник и второй забор, и слышны стали испуганные крики гусей, кур и индюшек. Видно, пришлось ему и в птичий двор перелезть… Но ветер вдруг повернул в сторону и погнал аппарат к реке. Не лезть же бедному дворнику в воду за летуном! «Снижай аппарат на Козьей полянке! – раздалось с крыши из рупора. – Сматывай веревку! Не то в воду угодишь!» (Надо вам, дети, объяснить, что такое Козья полянка. Младшая дядина дочь, Муся, очень любила козочек и ухаживала за ними. Козлята были очаровательные игруньи-попрыгуньи. Дети часто туда ходили ими любоваться.) Когда Муся услышала приказ дяди Лёши посадить аппарат на Козью полянку, она страшно испугалась за своих любимцев: «Ой! Что будет с козлятами?!» – закричала она. Но поздно: аппарат уж стремительно снижался туда, тем более, что дворник, перелезая и через этот забор, запутался сам в веревке и грохнулся в канаву, всё ещё держа вытянутую руку вверх, наматывая на неё веревку. Все смешалось в одну кучу: дворник, Мишка и сверх них аппарат. Козлята в страхе разбежались во все стороны. Их, к счастью, аппарат не повредил, а упал на дворника в канаву, откуда сбежавшийся народ с трудом выгреб всё по порядку: сначала аппарат, потом Мишку и, наконец, дворника, распутывая бесконечную веревку. Тут уж приняли участие виновники всего этого события – наш папа и дядя Лёша. «Ну, слава Богу, все живы-здоровы»! Папа нес нашего Мишку с почестями и в сопровождении криков «ура» на плече, украсив его голову заранее свитым девочками венком из полевых цветов. Ещё бы! Совершить первый полет и благополучно приземлиться на почетном поле, Козьей полянке! Это ли не подвиг! Долго вспоминали мы потом полет «Сокола», как назвали изобретатели свой аппарат. Особенно часто, конечно, Миша. Еще бы, он же герой! Хвастливо рассказывал о красотах, увиденных с высоты, о пугающих минутах взлёта и посадки. «А полетел бы еще раз?» – поинтересовалась как-то я. «С удовольствием!» – ответил он, не задумываясь. Тем более что мы уже узнали, что отбываем домой на следующий день. Как жаль нам было покидать уютный и такой весёлый дом дяди Лёши! «Обязательно приедем на будущий год!» – отвечали обещанием на приглашение хозяев и дети, и мы, куклы. Но нас, кукол, как всегда, не слышали… Однако наше обещание не осуществилось. Дача Почему мы не поехали к дяде Лёше на следующее лето, я не знаю. Но зато, прозимовав довольно скучно в Твери, мы отправились весной на «нашу дачу». И совсем не пожалели, хотя там не было ни конюшни с множеством лошадей, ни птичьего двора, ни «Гигантских шагов». В общем, скромная дача. Но теннис был. А то откуда же Лёша научился бы мячи подавать, и сам здесь уже начал в теннис играть. И Шура, конечно, уж большая гимназистка второго класса. А мячи подавать стала Катя, ловкая и быстро бегающая. Хорошо помнится мне происшествие, не такое уж важное, но для детей и для меня запечатлевшееся в памяти. Событием было для Лёши уже то, что он получил в подарок велосипед, «велик», его мечту. Трёхколёсный, со ступенечкой сзади. Это важно, – значит, и Катя (со мной, конечно) прицепиться могла. (На спине меня полотенцем приспосабливала.) Лёша позволял, да ему интересно было чувствовать себя водителем. И вот однажды… «Поедем путешествовать! Что тут всё кружиться на пятачке, надоело. Поедем за ворота. Хочешь?» – «Хочу! – отозвалась Катя. – А с Шурочкой можно?» – «Можно!» Поехали. Выехали на дорогу, широкую, пыли тут наглотались! Ужас! Но интересно. Главное, новое. С двух сторон канавы, а за ними заборы тянутся, за ними поля с травой или с рожью. Вдали церковь видится, куда мы в воскресенье ездим по другой дороге, чистой. И вдруг видим: впереди – сначала пылища ужасная, потом различаем человека с длиннющим бичом через плечо и слышим окрики: «Ку-уда полезла, рогатая!!!» – и свистящий звук от удара хлыстом. Да это же пастух гонит стадо. Прямо на нас! Вот уж морды рогатые, и большие, коровьи, и поменьше, козьи. В стаде-то бык, говорили, злющий. Как страшно! А нам куда податься?! Слева и справа канавы с крапивой. Стадо всё ближе, ближе… «Лезь через канаву и под забор», – Леша велит. «Там крапива», – хнычет Катя. А Леша: «Бык страшней крапивы. Живо!» – «А ты?!» – не решается без Лёши Катя. «У меня велик… его забодают». – «Что ты! Они только людей бодают. Велика не тронут…» Козы уже прошли, их дети не боятся, привыкли у дяди Лёши. Му-у-у надвигается. А тут и пастух: «Ребята, прочь с дороги. Мои коровы не со всеми ласковы». Тут уж делать нечего, оба схватились за руки и – прыг в канаву, а там под забор, как собачонки. Теперь никто не тронет. Лёша с трепетом следит за своим велосипедом. Ничего, коровы идут и не обращают никакого внимания на нашу прекрасную машину. А вот и бык. Страшенный! Копытом землю роет, глазищи красные. Дети даже от забора отпрянули. Но на нас не смотрит. Прошел и он. Велика Лешиного никто не тронул. Какое счастье, что забор нас защитил! Только очень о крапиву обожглись в канаве. Вот и телята уже прошли, а за ними – маленький подпасок и тоже с длиннющим кнутом. Вот уж он не прошел равнодушно мимо велосипеда. Остановился и про телят забыл, глаз от блестящей машины нашей отвести не может. Тут мы вылезли из-под забора. Леша подошел к своему «велику». Доволен, что им любуются! «Твой, что ли?» – спрашивает мальчик. «Мой». – «Нешто умеешь?» – с сомнением глядит на Лёшу. Тут уж Лёша про пережитый страх забыл. С гордым видом сел. «Катя, садись!» – и поехали. Я опять, на спине привязанная и вижу: мальчик всё смотрит нам вслед. Раздался окрик пастуха: «Лёнько, ты чего зазевался? Вот, гляди, черный опять в канаве застрял!» Подпасок медленно стал пятиться, всё глядя в нашу сторону, за ним волочился его длиннющий кнут, поднимая пыль… До церкви еще было далековато, и дети решили вернуться домой. «Вдруг еще стадо встретим», – Катя боится. О нашем путешествии Катя рассказала только няне, когда ложилась спать, долго тихо шептала с широко открытыми глазами. Няня всё ахала: «Как можно! Такие страсти! Не езжайте по этой дороге! Упаси, Боже! Опять стадо навстречу! Не, не, маме не скажу». Перекрестила Катю и ушла. На озере Второе приключение уж очень Катю напугало. Долго она не могла в себя прийти. Вот слушайте. Недалеко от нашего дома была дача большой семьи из Петербурга. Много там было детей. Для всей нашей молодёжи нашлись подруги и друзья, подходящие по возрасту: для молоденьких маминых сводных сестер – веселые девушки, уже взрослые кадеты, студенты; для Шуры – гимназистки и гимназисты; для Лёши – мальчики его возраста. Только для Кати сверстников не было, но она от мальчиков не отставала, они ее принимали – шустрая была. Меня в их игры она не брала: куда еще куклу с мальчишками! А вот Мяке раз повезло. Захотелось Кате его показать мальчикам (Боря и Игорь их звали): «Ведь Мяка может им понравиться? Правда?» посоветовалась она с Лёшей. Тот согласился. И вот отправились наши к новым друзьям (чьи-то именины у них были). Пошли без мамы, к ней свои гости приехали. Но я слышала, как мама сестрам строго наказывала, особенно старшей (уже институт кончала), за Катей и Лёшей присматривать. «Пусть лучше на озеро не ходят», – сказала она. «Не беспокойся, – ответила старшая. – Они меня слушаются». Я с какой-то грустью смотрела вслед уходящей шумной компании. Вернулись они поздно вечером, и слышу, Катя очень взволнованно что-то няне рассказывает, а та всё головой качает и нервно так платок на голове поправляет. Значит (я уж знаю), на кого-то сердится. Мяка на сей раз нам с Мишей сразу же стал рассказывать. Мы и не просили. Начал он горячо. Вот его рассказ. «Сначала всё хорошо было. Мальчики новые, конечно, сразу же за меня ухватились: «Ой, какой Полишинель замечательный! Он подойдет для нашего кукольного театра, я как раз новый спектакль придумал. Вечером он будет в нем участвовать, хорошо?» – сказал старший, Боря. Но до театра дело не дошло. Поймете, почему. Сперва поиграли дома (погода плохая) в шумную мальчишескую игру, так что взрослым молодым людям надоели. Они даже обрадовались, когда старший из мальчиков спросил: «Можно нам на лодке поиграть? Сегодня наш день». (Дело в том, что лодку они снимали пополам с соседями, – день они катаются, день соседи.) Взрослые с радостью разрешили. «Катя, пойдешь с нами?» – спросил старший. Катя поколебалась, но потом: «Пойду». И побежали. Как на озере хорошо! Я первый раз там был. Оно мне море напомнило, но уютное, ласковое, не то что море с бурями. Мы с Катей от мальчиков сразу отстали, когда они начали по деревьям лазать и на веревке качаться. А Катя в лодке мне уютную комнату устроила и уложила меня поспать, напевая песенку. Я уж засыпать стал. Вдруг она заглянула за борт лодки и кричит: «Мальчики! Сколько здесь рыбок маленьких! Смотрите! Их сотни тут на солнышке вьется». Мальчики прибежали. «Ух ты! Да их надо сачком сейчас выловить. Айда за сачками! Катя, а ты сиди в лодке, никого не пускай. Сиди, пока мы не придем». – «Хорошо», – отозвалась с охотой Катя. Ей так интересно было следить за рыбками! А я и заснул. Вдруг проснулся: какие-то голоса слышу. Пришли два мальчика, постарше наших, с веслами. Сразу к лодке: «Девочка, дай нам ненадолго покататься. Мы только вот за камыши съездим. Близко это». – «Не могу, мне велели в лодке наших мальчиков дождаться», – отвечает Катя. Ребята переглянулись, что-то меж собой пошептались. Один говорит: «Мы тебе яблочко дадим, хочешь?» Вынимает большое красное яблоко. «Нет, не хочу», – говорит Катя. «А это наша лодка», – наступает другой. «Всё равно не выйду, мне брат велел в лодке ждать». И прибавила: «Неправда, что ваша». Мальчики не стали спорить, но рассердились, а старший подошел и с силой толкнул лодку от берега: «Ну, и поплавай тогда, если упрямая!» И убежали. Лодка, качнувшись, стала медленно отплывать от берега. Сначала Катя не испугалась, сейчас, думает, наверно, наши мальчики придут и босиком (здесь неглубоко) приведут лодку к берегу. А лодка потихонечку всё дальше и дальше отплывает. К тому же, и ветерок как раз с берега крепчает, прохладный. Я-то смотрю на это спокойно, заметил, что лодка на длинном канате к столбику на берегу привязана. Ее легко можно пришвартовать. Но, конечно, силы нужны не Катины, девчоночьи. А ветер повернул и лодку за камыши загоняет. Её, наверно, с берега уж не видно. «Но мальчики-то, мальчики чего не идут?!» думаю. Вижу, Катя загрустила, губки задергались, плачет. «Да не бойся, ничего не случится, лодка далеко не уйдет – привязана», – говорю. Да ведь не слышит, не понимает. Так я досадовал, что глупые мы, куклы, по-человечески не говорим. Катя уж кричать начала. Никто не откликается! Смотрю, дрожит как-то, меня схватила, прижала к себе и навзрыд плачет. Ну, наконец, явились наши герои. «Катя, Катя! – кричат. – Мы здесь сейчас лодку притянем». А лодка-то глубоко в камышах застряла. Я чувствую, что они тянут, дёргают… а она ни с места. Катя немного успокоилась, было, и только всхлипывает, а дрожь не прошла. И вдруг дерганье прекратилось. Что это значит?! Потом понял: за подмогой убежали. Только Лёшу оставили. Он кричит: «Сейчас, погоди, не бойся». А голос-то плаксивый. Катя притихла, но всё дрожит: холодно ей, видно, уж накрапывать стало. А может, и не слышит, у меня-то слух лучше. На берегу я, наконец, услышал мужские голоса, что-то торопливо обсуждают, и опять дергается лодка, но не поддается. Наконец слышу, кто-то в воду плюхается. Доносится плесканье плывущих. Вот они уже тут, у лодки. Вдвоем, переговариваясь, стали лодку из камышей выталкивать. Тут уж, вижу, Катя успокоилась. Но как-то боязненно глядит на незнакомых мужчин. «Не бойсь! Свои мы. Мигом лодку выкрутим». И правда. Потихоньку, осторожно, ведь всё на плаву, вытащили на свободную воду. А с берега стали за канат тянуть, и скоро мы с Катей уже были в объятиях испуганной маминой сестры». Так закончил свой взволнованный рассказ Мяка. И всё же даром Кате приключение не обошлось. Ночью поднялся у нее жар. «Простуда плюс волнение, – заключил утром пришедший врач. – Ничего опасного, дня два в постели, и всё пройдет». Волнение в доме скоро успокоилось. Война