Но Мяка мог быть и серьёзным, и многое нам пояснял. И откуда он всё знал?! Объяснил он мне также, как тёти продевают ленточку сквозь яйцо, да так, что у них ничего не льётся на ковёр. Вот как: «Надо взять сырое яйцо, проткнуть осторожно иголкой дырочки с двух сторон и сильно дунуть в одну дырку. И вся жидкость выскочит с другой стороны в подставленную чашечку… Тогда и ковёр цел, и яичко пустое для раскрашивания. Ленточку-то и проденут сквозь обе дырочки, и даже можно из жидкости яйца сделать гоголь-моголь с сахаром, если долго взбивать», – закончил Мяка свое объяснение. А Мишка при этом облизнулся. Его уж, конечно, заинтересовал гоголь-моголь. А ещё Мяка нам рассказал про Кронштадт. «Это, – говорит, город-крепость. Он защищает Петербург от нападения врагов с моря (ведь воздушного нападения сто лет тому назад не могло быть), поэтому здесь много военных кораблей с пушками и крепкие стены крепость, и много военных моряков. Стоит он на острове. Кругом вода, и попасть в Петербург можно зимой на лошадях (машин тогда тоже почти не было, только в Петербурге редко попадались). А стает весной лёд, тогда можно и на лодке, на катере, на яхте». Вот какой у нас Мяка: и шутник, а всё знает. Мы все его полюбили. Мишка настоящий, живой Матрос Шевченко очень любил мою маму-Наташу и упросил её папу-капитана разрешить для забавы девочки привезти в дом настоящего живого медвежонка. Где он его взял? Оказывается, во время отпуска он охотился в лесу и там подобрал сиротку-мишку (его мать-медведицу убили). Всё это я услышала в кухне, когда няня с Наташей (я у неё неотступно на руках) пришла за молоком. «Сам-то (это капитан), – сказала кухарка, – любит животных, а уж дочку ещё больше. Ну как не побаловать девочку! Разрешил держать медвежонка в комнате Шевченко. Но строго-настрого запретил выводить медвежонка из каморки, когда его самого нет. Только при капитане и на поводке». Как Наташа была рада увидеть настоящего мишку, такого смешного шалуна! Он ей и нам очень понравился и казался совсем не страшным, а забавным. Но вот однажды пришли мы с прогулки: няня, Наташа со мной и Мякой в коляске. Няня с Наташей разделись и пошли мыть руки, а нас в коляске оставили в прихожей. Слышу, кто-то позвал Шевченко, а дверь в его комнатку выходит в переднюю. Он быстро вышел и не закрыл плотно за собой дверь. Вдруг эта дверь распахнулась, и из каморки выскочил медвежонок. Теперь, без поводка, он мне показался страшным. Шалун-мишка увидел пёстро одетого Мяку и хвать его лапой – поиграть с ним, видно, захотел. А вы знаете, дети, какие у него когтищи?! Вмиг Мяка очутился в его страшных лапах. «Ай-яй-яй! Спасите!» – закричала я. Но ведь люди не слышат, не понимают. Мишка поволок Мяку в столовую, что рядом. А там как раз был накрыт стол – ждали гостей. Я не видела, что там происходит, но услышала страшный крик прислуги и затем звон разбитой посуды. Няня потом рассказывала, что медвежонок вцепился когтями в скатерть, хотел что-то стащить со стола и через минуту уже барахтался под скатертью и всем, что на нём: тарелки с едой, рюмки, бутылки с вином – всё, всё разбилось и пролилось. В переднюю, где я оставалась в коляске, вбежал взлохмаченный и сердитый Шевченко (первый раз его таким вижу), таща за собой на полотенце испуганного мишку. Мне их обоих было жалко – воображаю, как им обоим попадёт! Но Мяка, Мяка! «Что с ним?!» – подумала я. А с ним произошла беда: «Мишка разорвал Мяке ногу, – сказала вечером няня. – А уж посуды перебил – не счесть!» Наташа заплакала – всех жалко: и Мяку, и Шевченко, и мишку. Мы все притихли – что-то будет?! Как попало Шевченко, не знаю, а медвежонок исчез из дома. «И правильно, – заявила няня. – Нечего зверей в квартирах разводить. Ещё не то могло бы случиться. Боже упаси!» И ещё долго про себя ворчала на «барина». Это значит на капитана… и на Шевченко. Но негромко. А Мяки тоже три дня не было. Я думала, что мишка его съел. Но на четвёртый день появился, немного грустный. И я увидела, что одна нога у него короче и немного тоньше, видно, пришлось, зашивая, ему ногу подрезать немного. Но Мяка у нас – настоящий мужчина. Когда Тамара не очень деликатно ему заявила: «Ой, у тебя одна нога короче», – он ответил шуткой: «Ничего, зато другая длиннее». Шутка хорошая, но мне почему-то не хотелось смеяться. А Наташа Мяку ещё чаще стала брать с собой гулять. И ещё попросила тётю сшить ему новый костюм. Однако выдумщиком он остался по-прежнему. И стал как-то больше фантазировать. Вот пример. Тамара все приставала к нему с вопросами: «Тебе было очень страшно, когда тебя схватил медвежонок?» – «Да нет, не очень. Я и не в таких когтях побывал», – сказал он небрежно. «Ой, расскажи!» – в один голос попросили мы все. «Ну, не сегодня, я спать хочу!» – и замолчал. Тут уж проси-не проси, – слова не добьешься. Но на следующий день… Мякин рассказ Про бурю на море вы уже знаете от Шурочки. Только она эту бурю слышала, но не видела, а я не только видел, но страшную силу её на себе почувствовал, потому что на палубе очутился в самый разгар её. Вот как это было. Мой хозяин, который меня купил в Марселе, в лавочке, где и Шурочка продавалась, сдружился с рулевым. Это важный человек на корабле. Он стоит за рулём (называется штурвал) и управляет кораблём. Куда повернёт штурвал – большое колесо, – туда корабль и пойдёт. А капитан ему приказывает, куда повернуть, значит, он ещё важнее рулевого. Вот слышу, мой хозяин-офицер с рулевым поспорили. Тот говорит: «Будет большая буря скоро – буревестники летают, и ветер тучу гонит». А мой хозяин возражает: «Какая буря может быть в море? Это в океане бури сильные бывают, а здесь – пустяки, да и погода солнечная». А рулевой своё: «Нет, будет буря». А мой офицер: «Нет, не будет! Давай поспорим: если я выиграю, то ты мне отдашь то, что в Марселе купил. Если ты – то я тебе отдам, что там купил». «Хорошо, – отвечает, – давай! Только ты мне покажи, что ты купил: мой прекрасный нож новый, что я там приобрёл, ты уже видел», – говорит рулевой. «Ладно», – ответил мой офицер и принёс меня (конечно, вынув из яйца) на палубу. Ну, понравился я штурману, говорит: «По рукам». Это значит – согласен. И только они руки друг другу пожали, как задул страшный ветер, волны сразу с дом величиной. И пошли волны бросать наш корабль так, что матросы еле на ногах держатся. «Полундра!!!» – кричит матрос в трубу. Это значит – все на палубу, по местам. Тут и капитан выскочил, сам встал за штурвал, но и командует, кому что делать, как паруса направлять. Про меня уж забыли, конечно, хоть рулевой меня себе взял – ведь он спор выиграл. Сунул меня в угол между канатами. Да какое там… Как волна хлынула на палубу, меня подхватила и унесла в море. «Ой, – закричала Тамара, – и ты стал тонуть?!» – «Нет, я хорошо плаваю. Носит меня волна вверх-вниз, вверх-вниз. Ну, думаю, отнесёт меня от корабля далеко. Но случилось самое страшное – громадная акула. Пасть свою зубастую открыла и на меня… а я ей как раз и вставил доску, что тут плавала, стоймя в ее пасть так, что закрыть рот она уже не могла. Тут я и вывернулся, а акула так с разинутой пастью и уплыла». «Ой, как страшно! Ну ты и молодец!» – восхищались мы его находчивостью. А Миша говорит: «Постой! А как же ты говорил, что в каких-то когтях побывал?» – «А это ещё не всё, – сказал Мяка, подумал и продолжал: – Вот уплыл я от акулы, и вдруг – страшная встреча ещё с одним морским хищником. Кружит надо мной буревестник – такая большая серая чайка. Он решил мной поживиться. Хвать в свои когти и взлетел высоко-высоко. Ну, думаю, тут мой конец. А мой враг, видно, понял, что не рыба я, не гожусь для еды, и бросил, да как раз угодил мной на наш корабль. Вот повезло! Тут меня подхватил наш Шевченко и понёс меня подправить матросам-мастерам. Славные такие матросики – Санька, Митяй и Лёша. Они мне все дырки зашили». – «Ой! – вскричала я. – Да это те мастера, которые и меня в порядок привели!» «Да-да, они», – обрадовался Мяка. Вот что рассказал нам Мяка. А вы уж, дети, решайте, что тут правда, а что выдумка. Но слушали мы его рассказ, затаив дыхание. Это-то Мяке и нравилось – значит, интересно. Только ночью мы, девочки, плохо спали: всё акула снилась, кому с доской во рту, кому без доски – ещё страшнее. Мои наблюдения и думы Прошла зима. Затем весна, наступило весёлое лето. Потом и оно прошло, и опять осень… И мы заметили, что нашу Наташу всё чаще и чаще стали взрослые отвлекать от игры с нами. То её мама зовёт – хочет ей новую книжку почитать, то заставит её саму азбуку читать или что-то писать. Потом появилась какая-то строгая тётя, худющая, с очками на носу. На нас, кукол, никакого внимания – будто нас нет. И вот посадила она Наташу за громадный чёрный рояль и заставила пальчиками ударять по чёрным и белым косточкам (клавиши называются). Наташины пальчики не могли так быстро по этим клавишам бегать, как у её мамы. И не получалось маминых красивых песенок и танцев, которые мы так любили. Ничего похожего – всё отдельные звуки – тюк-тюк… И неужели песенки и весёлые танцы её мамы состоят из таких отдельных звуков? И неужели Наташа тоже научится так быстро бегать пальчиками по клавишам, как её мама? Мяка говорит: «Научится», – а я не верю. Сколько же терпения надо!!! А как весело мы с Наташей кружимся, когда её мама танцы играет! Но это теперь так редко бывает… Жаль… Мне уж даже плакать хочется. «Глупая, – говорит Мяка. Разве ты не видишь, что наша Наташа изменилась, выросла? Мы же учимся, а людям, знаешь, сколько всего знать нужно, сколько надо учиться. Вон, капитан корабли водить умеет. Думаешь, он долго в куклы играл?» Мяка рассмеялся, и я за ним, когда представила себе, как капитан в куклы играет. «Выросла», «изменилась» – какие странные слова. А мы же не растём, не меняемся. А когда Мяка сказал, я и вправду заметила, что Наташа выше стала, и косички ей няня уже длинные заплетает – бантика уже на голове нет, а только на конце косички, и небольшой. А вот няня не выросла, но тоже изменилась, толще стала, и белые волоски на голове появились. А у капитана волос ещё меньше на голове стало. Все они меняются, а мы нет, почему? Мяка говорит: «Они живые». Да и не только люди. У соседей котёночек какой игрун был, так смешно за бумажкой-комочком бегал. А теперь стал большой кошкой, лежит всё на диване. И спит. Неинтересно. Мяка говорит, что медвежонок, что ему ногу ободрал, наверно, в большого и страшного медведя превратился. Хорошо, что капитан велел его в зоопарк отдать. Вот пойдём в петербургский зоопарк, может, его увидим. Наверно, и не узнать изменился. Интересно. «А ты думаешь, только люди и животные меняются? А заметила, как травка к Пасхе быстро выросла, где кухарка крашеные яйца раскладывала? А бутончик… помнишь?.. в розочку превратился, а потом розочка завяла и пропала. Вот как все живое изменяется». А жаль, что завяла, лучше бы осталась такой красивой, – подумала я. – И уж не знаю, хорошо, что мы, куклы, не растём и не изменяемся, или плохо? «Хорошо, хорошо, – говорит Мяка, – не хочу вянуть, как розочка!» – и смеётся, что сравнил себя с розочкой. И тотчас сочинил песенку: Не хочу меняться, не хочу расти, лучше оставаться куклой детворы! Я повеселела. А скоро и ещё веселее нам стало жить, и Наташа опять к нашим играм приблизилась, правда, ненадолго. Расскажу завтра, как это случилось. Ещё учительница Начался следующий день с огорчения и для нас, и для Наташи, но потом… вот увидите. Только затеяла Наташа с нами интересную игру, вдруг приходит в детскую её мама и сообщает: «Наташа, сегодня вечером придёт с тобой знакомиться новая учительница. Она будет с тобой заниматься французским языком и поедет с нами на дачу. Будь с ней вежлива и послушна. Кукольный уголок приведи в порядок, что-то у тебя вещи разбросаны, куклы не причёсаны», – и ушла. Мы все погрустнели. Придёт такая же строгая, в очках, как учительница музыки, на нас не поглядит и будет к Наташе приставать с книжками и тетрадями. И совсем не останется у Наташи времени играть с нами. Я, конечно, заплакала, а Наташа тоже нахмурилась и пошла искать няню. Она всегда свои беды ей выкладывает. Наша игра расстроилась. К вечеру Наташа с няней всё в наших кукольных комнатах убрали. Нас, кукол, Наташа за стол посадила, нам новые платья надели. Мишке новый галстук повязали, а Мяке втиснули в руку перо – будто пишет. Открылась дверь, и в комнату вошла Наташина мама, весело болтая по-французски с молоденькой, улыбающейся толстушкой: «Я вас попрошу Наташу не утомлять чтением и письмом, а просто в игре развязать ей язык. Она начинает уже говорить, но мне некогда с ней заниматься, да вы это сделаете с умением. Вы ведь знаете, что в институт принимают девочек, понимающих французскую речь. Вот моя Наташа. Наташа, подойди, поздоровайся с мадемуазель Анн». Наташа робко подошла и присела в реверансе это такой поклон перед взрослыми. Вижу, что она внимательно посмотрела на подошедшую и вдруг… улыбнулась, что с ней редко бывает при знакомстве со взрослыми. А учительница взяла её за руку и сразу подвела к нам: «Ну, познакомь меня с твоими куклами, как их зовут? А Миша не кусается?» – и защебетала то по-русски, вставляя французские слова, то по-французски, а увидит, что непонятно, на русский перейдёт, да так ловко и весело, что Наташа сразу охотно отвечать стала на её быстрые вопросы. И игра с нами продолжилась. «Да это не учительница, а подруга и Наташе, и нам», – заявил Миша. А Мяка засмеялся: «Я вижу, ей ещё и самой в куклы поиграть хочется». И жизнь у нас пошла – одно веселье, с выдумками новой нашей «подруги». А её длинное имя Наташа быстро сократила и превратила в Мдзель-Анн. Её в доме все полюбили, прогулки с ней были одно удовольствие. Французский Наташе нисколько не мешал, ну, а мы-то с Мякой всё понимали – родной он нам. Что-то будет на даче?! Вот уж где наиграемся в Павловском парке! Только бы нас всех разрешили взять! Едва ли… И позволили взять только двух: «Если тебе покажется мало, купим ещё новую в Павловске», – сказала мама. Наташа выбрала меня и Мяку. А Мдзель-Анн взяла в свои вещи маленькую Тамару, конечно, с разрешения «Мадам» (это Наташина мама). Едем!!! Происшествие в парке И вот мы на даче в Павловске. Там дивный парк. Только не всегда можно было тогда детям бегать всюду по дорожкам. Во дворец тоже не пускали, как теперь. «Там живут родные царя», – с таинственным видом заявил Мяка-всезнайка. Мы видели, в каких красивых каретах они приехали. Целая вереница верхом скачущих блестящих военных и за ними карета, которую везут шесть лошадей, запряжённых по паре… (Совсем как в сказке про царевну, что Наташина мама читала.) Вот тогда и не пускали в парк около дворца, и можно было только далеко от дворца гулять.