> Не стану обещать то, что не смогу выполнить. Но помни то время, которое мы провели вместе, . А если тебе когда-нибудь представится возможность навестить прошлое, Мэдди была настолько потрясена, что не сообразила, почему отец снова перешел на эмодзи, не говоря уже о том, чтобы выполнить мысленно перевод. Мысль, что она, возможно, больше никогда не увидит своего отца, что сеть, связывающая ее с остальным миром, может разорваться, когда весь мир развалится на части, вызвала воспоминания обо всех тех годах, когда ей приходилось учиться жить без него. «Больше такого не случится». Мэдди показалось, что она задыхается. Происходящее навалилось на нее всем своим весом. Хотя она на протяжении нескольких месяцев готовилась к этому дню, подсознательно ей не верилось, что он действительно когда-нибудь наступит. Комната закружилась, мир померк. Затем Мэдди услышала встревоженный голос матери, окликающий ее, торопливые шаги по лестнице. «Даже понимая, что ты никогда не победишь, нужно продолжать сражаться». Мэдди заставила себя дышать глубоко и размеренно, пока комната не перестала кружиться. Когда в дверях появилась мать, ее лицо уже было спокойным. – Все будет хорошо, – сказала Мэдди, заставляя себя поверить в это. * * * Телевизор работал весь день; Мэдди, ее мать и бабушка целый день сменяли друг друга у экрана и скачивали самые свежие новости из интернета. По всему земному шару государства объявляли друг другу войну. Казалось, в одночасье выплеснулись долгие годы нарастающей взаимной подозрительности, порожденной глобализацией и усиливающимся неравенством, и ненависти, которая вроде бы сдерживалась экономической интеграцией. Продолжались кибератаки. Выводились из строя электростанции, энергосети на всех континентах переставали работать. Протесты начались в Париже, Лондоне, Пекине, Нью-Дели, Нью-Йорке… Президент Соединенных Штатов объявил на всей территории страны чрезвычайное положение, а в крупнейших городах был также объявлен комендантский час. Соседи устремились к заправкам с канистрами и ведрами, а полки в продуктовых магазинах опустели уже к исходу первого дня. Электричество отключили на третий день. Не осталось ни телевидения, ни доступа в интернет – наверное, роутеры в сетевых центрах тоже остались без электричества. Коротковолновое радио еще работало, но вещание продолжали лишь несколько станций. К облегчению Мэдди, генератор в подвале поддержал работоспособность сервера, в котором обитал ее отец. «По крайней мере, он в безопасности». Мэдди лихорадочно набрала в окне чата на компьютере: > Пап, ты там? Ответ был краток: «Моя семья, защищай мою семью», – мысленно перевела Мэдди. > Ты где? «В моем сердце?» Постепенно до нее дошла страшная правда. > Ты ведь не весь здесь, да? Это только огрызок? «Ну конечно», – обреченно подумала Мэдди. Ее отец уже давно разросся до таких размеров, что перестал помещаться на одном сервере. К тому же было слишком опасно хранить его здесь всего целиком, так как по характеру обмена информации противник мог привязать его местонахождение к дому, в котором жили Мэдди и ее мать. Отец уже давно готовился к этому дню и переместил себя в другое место, а ее он не поставил в известность, так как посчитал, что она уже сама обо всем догадалась, а может быть, из желания подарить ей иллюзию, что она делала нечто полезное, оберегая этот сервер. Отец оставил здесь лишь простенькую программу искусственного интеллекта, способную отвечать на простые вопросы, и, возможно, какие-то фрагменты личных воспоминаний о семье, которые не хотел хранить в другом месте. Девушку захлестнула скорбь. Она снова потеряла своего отца. Он где-то далеко, ведет войну, в которой не сможет победить, а она осталась одна, вместо того чтобы быть рядом с ним. Мэдди ударила кулаком по клавиатуре, показывая отцу свое отчаяние. Его модель ничего не сказала, снова и снова присылая ей «сердечки». * * * Прошло две недели, и бабушкин дом превратился в центр притяжения всей округи. Соседи приходили, чтобы подзарядить видеопроигрыватели, телефоны и компьютеры, чтобы было чем занять своих детей, а также ради электронасоса, качавшего из скважины чистую, свежую холодную воду. У кого-то заканчивались продукты, и они стыдливо отводили бабушку в сторону и предлагали деньги за несколько банок консервированных бобов. Но бабушка неизменно отказывалась от денег и предлагала остаться на ужин, а домой к себе они возвращались, нагруженные тяжелыми сумками. Надобность в ружьях до сих пор не возникала. – Говорила я тебе, что не верю в апокалиптические видения твоего отца, – сказала бабушка. – Мир не станет таким отвратительным, если мы сами этого не позволим. Однако Мэдди с тревогой наблюдала за тем, как уменьшаются запасы солярки для дизельного генератора. Она очень злобно и раздражительно относилась ко всем тем, кто приходил к ним в дом, высасывая электричество и продукты, закупить которые самим им не хватило предусмотрительности. Ей хотелось оставить все горючее для сервера, чтобы сохранить последний уцелевший фрагмент папиной души. Умом она понимала, что отца там больше нет, что это лишь набор байтов, воспроизводящий некоторые его воспоминания – крошечную часть того появившегося совсем недавно целого, чем являлось обширное новое сознание отца. Но это была единственная связь с ним, которая у нее осталась, и Мэдди держалась за нее, как за талисман. А затем, как-то раз вечером, когда бабушка, мама и соседи сидели внизу в гостиной под большой люстрой и ужинали салатом и яйцами из бабушкиного хозяйства, свет вдруг погас. Привычный гул генератора умолк, и какое-то мгновение в кромешной темноте царила полная тишина, лишенная шума проезжающих мимо машин и звуков телевизора из соседних домов. Потом раздались голоса и восклицания. Генератор наконец остановился, выработав последнюю каплю солярки. Мэдди сидела у себя в комнате и смотрела на погасший экран компьютера, иллюзию фосфоресцирующего свечения, соответствующего полному звезд небу за окном, – она уже давно не включала монитор, чтобы беречь электричество. В радиусе многих миль вокруг не было ни огонька, и звезды в этот летний вечер казались особенно яркими, такими яркими, каких Мэдди не помнила. – Прощай, папа, – прошептала она, обращаясь к темноте, и не смогла сдержать горячих слез, хлынувших по щекам. * * * По радио передали, что в некоторых крупных городах электроснабжение было восстановлено. Правительство обещало стабильность – им повезло, что они находились в Америке, а не где-нибудь в другом месте, которое защищалось не так надежно. Повсюду по-прежнему бушевали войны, но люди начинали кое-как справляться с повседневными заботами, довольствуясь сиюминутными делами. Миллионы уже умерли, и миллионам еще предстояло умереть: войны неудержимо неслись, подобно потерявшему управление вагончику на «американских горках», следуя своей собственной логике; но многие останутся жить в новом, медлительном, менее удобном мире. Мир гиперсвязанный, гиперпереполненный информацией, где «Центиллион», «Шэр-Олл» и прочие компании, в которых биты стали многократно ценнее атомов, где все, казалось, можно было осуществить с помощью сенсорного экрана и беспроводной связи, вероятно, больше никогда не вернется. Однако человечество, по крайней мере какая-то его часть, выживет. Власти призывали в большие города добровольцев, тех, кто будет восстанавливать разрушенное. Мама решила отправиться в Бостон, где прошло детство Мэдди. – Историк там обязательно пригодится, – уверенно заявила она. – Тот, кто знает, как все было раньше. У Мэдди мелькнула мысль, что мама, возможно, просто хочет чем-нибудь занять себя, почувствовать, что делает что-то полезное, чтобы справиться с горем. Папа обещал защитить их, но смотрите, чем это обернулось. Мама заново обрела мужа, вернувшегося из могилы, – и тут же потеряла. Мэдди могла только гадать, какие страдания испытывает мать под внешним спокойствием. Мир стал суровым и жестоким, и каждому нужно было вносить свою лепту, чтобы это исправить. Бабушка решила остаться. – Здесь, со своими курами и огородом, я в полной безопасности. А если дела станут совсем плохи, вам будет куда вернуться. Поэтому Мэдди и ее мать крепко обняли бабушку и собрались в дорогу. Бензобак в машине был полный, и еще они захватили пластиковые канистры с бензином, которые им дали соседи. – Спасибо за все! – сказали они. Здесь, в сельской Пенсильвании, жителям приходилось заново учиться работать в огороде и делать все своими руками: невозможно было сказать, когда здесь восстановят электричество, но один бак бензина все равно погоды не сделал бы. Эти люди никуда не собирались уезжать. Прежде чем сесть в машину, Мэдди сбегала в подвал и извлекла из компьютера жесткий диск, в котором видела оболочку обиталища своего отца. Не могло быть и речи о том, чтобы оставить его, даже если это было не более чем бледным отголоском живого человека, просто портретом или посмертной маской. И еще у Мэдди теплилась искорка надежды, которую она не смела раздувать, чтобы не испытать разочарования. * * * Вдоль обочин шоссе тянулись брошенные машины. Когда бензин в баке подходил к концу, они останавливались и сливали его из чужих баков. Пользуясь возможностью, мама рассказывала Мэдди про историю тех мест, где они проезжали, про значение сети автомагистралей, а до нее – железных дорог, которые связывали между собой различные штаты, сокращая расстояния и помогая становлению цивилизации. – Все развивается слоями, – сказала мать. – Образующие интернет кабели, по которым со скоростью света мчатся биты информации, проложены вдоль линий железных дорог девятнадцатого века, а они, в свою очередь, повторяли тропы первопроходцев, которые шли вслед за индейцами. Когда мир рушится, рушится он тоже слоями. Мы срываем шкурку современности, чтобы жить на костях прошлого. – А что насчет нас? Мы также развивались слоями, и теперь нам предстоит скатиться вниз по лестнице цивилизации? – Тут я ничего не могу сказать, – подумав, призналась мама. – Кто-то полагает, что мы проделали долгий путь от тех времен, когда дрались палками и камнями и оплакивали умерших, украшая могилы цветами, но, возможно, с тех пор мы не так уж изменились, хоть и получили возможность творить с помощью наших технологий многократно больше (как плохого, так и хорошего), до тех пор пока не приблизились к тому, чтобы стать богами. Неменяющаяся человеческая натура может вызывать отчаяние или уют – зависит от того, с какой стороны смотреть. Когда они въехали в пригороды Бостона, Мэдди настояла на том, чтобы заглянуть в офис «Логарифма», компании, в которой когда-то работал отец. – Зачем? – спросила мама. «Если тебе когда-либо представится возможность навестить прошлое…» – Это история. * * *