– Хорошо. Женщина выглядела такой очаровательной, стоя здесь, с отблесками света на стене за спиной и с ребенком в руках. Она сделала все правильно, придя сюда. – Берегите себя, – проговорила женщина. – Но это не прощание. Мы увидимся снова, когда все это закончится. – Надеюсь, – произнесла она, позволив себе еще раз бросить взгляд на бледную, словно луна, щечку малыша. Она сделала еще один шаг назад. – Когда все это закончится. Она повернулась и через вторую дверь вернулась в израненную ночь. Выйдя через калитку, она поспешила к перекрестку, но затем остановилась, оглядываясь, зная лишь одно – ей нужно продолжать бежать. Она позволила себе всего на секунду закрыть глаза, чтобы в последний раз увидеть личико малыша. Резкий скорбный вопль разорвал воздух, заставив ее распахнуть глаза. Грудь сковало ударной волной от бомбы, попавшей в здание на противоположной стороне улицы; в воздух, словно надоевшие капризному ребенку игрушки, взлетели кирпичи, осколки стекла и штукатурка. Что-то тяжелое ударило ее в спину между лопаток, швырнув на тротуар. В голове промелькнула шальная мысль, что она никогда не сможет починить свой наряд. Лежа на земле, она наблюдала, как медленно, будто во сне, падали вокруг нее обломки, как опустился на тротуар и погас горящий кусок обоев в цветочек. Она попыталась встать: боль обожгла, словно лихорадка, отогнав кровоточащие порезы на ладонях и лбу на второй план. Колено правой ноги согнулось не так, как положено. Нет, нет, нет. Только не сейчас. Только не так. Сделав глубокий вдох, она поползла обратно к убежищу; угасающий проблеск самосохранения гнал ее вперед, прочь от наступающей на пятки смерти. В ее глазах плясала тьма, соблазняла, манила ее. Она сопротивлялась: подползла к калитке, дотянулась до щеколды – заставляя себя оставаться в сознании, пока не почувствовала, как та поддалась. Оттолкнувшись локтями, она покатилась вниз по ступенькам. Ее тело с грохотом врезалось в дверь, лицо запрокинулось к небу в молчаливой мольбе. На короткий миг она представила себе, что прогуливается по песку, а в воздухе слышен звук далекого моря. Дом. Он был там, как и всегда, вне досягаемости. Пожалуйста. Слово эхом отдалось в ее голове, но с губ не сорвалось ни звука. Темнота поглотила ее, и небо кричало над нею множеством безответных молитв. Глава 1 Лондон май 2019 года Самолет, вздрогнув, коснулся взлетно-посадочной полосы Хитроу. Привычный дождь серого лондонского утра забрызгал окна, робкое солнце изо всех сил пыталось пробиться сквозь облака. Качнувшись, самолет, наконец, остановился, и утомленные путешествием пассажиры, встав в проходах, принялись вытаскивать сумки из багажных отсеков над головами; звуки «молний» и защелок заполнили ряды, словно это была срежиссированная процедура, сообщающая об окончании путешествия. Я осталась сидеть, перебирая в мыслях свежий сон, воскрешая в памяти образы старой магнолии и больших белых колонн в доме моей тети Кэсси и тех красных цветов, которые она каждый год высаживала вдоль парадных ступенек в память о моей маме. Вежливое покашливание отвлекло мое внимание к проходу, где очередь пассажиров ожидала, когда я выйду. Я поблагодарила кивком, схватила свой рюкзак из-под сиденья и двинулась на выход, мыслями все еще находясь в том месте, которое я звала домом первые восемнадцать лет своей жизни и которое я называла, когда люди слишком настойчиво спрашивали меня, откуда я родом. Что было глупо вообще-то. Я жила в Нью-Йорке уже семь лет, не была в Джорджии последние три года и не собиралась возвращаться туда в ближайшем будущем. По пути к зоне выдачи багажа я включила мобильный телефон. Он тут же тренькнул, выдав пять сообщений: одно от моего отца; одно – от мачехи, Сьюзан; одно – от сестры Сары Фрэнсис; одно – от тети Кэсси; и самое последнее – от Арабеллы, моей подруги из годичной оксфордской программы обучения за рубежом и причины, по которой я сейчас оказалась в Лондоне. Разблокировав телефон, я сначала прочитала сообщение Арабеллы и тут же улыбнулась про себя, увидев, что она отслеживала мой полет в приложении на телефоне, знала, что я уже прилетела, и ждала меня на краткосрочной парковке. Я должна была написать ей, когда пройду паспортный контроль, чтобы она могла встретить меня снаружи у Терминала 2. Это типично для Арабеллы – она из тех людей, чьи организаторские способности были одновременно полезными и раздражающими. Несмотря на успешную карьеру редактора мод в британском «Вог», казалось, что ее основная работа – это организация календарей общественных мероприятий и жизней для большого круга друзей. Я сунула телефон в рюкзак, решив, что остальные сообщения могут подождать, и влилась в толпу людей, проходящих паспортный контроль и таможенный досмотр, а затем, выбравшись наружу, начала писать Арабелле. Едва я успела напечатать первое слово, как услышала резкие гудки клаксона. Подняв глаза, я увидела свою подругу в красном кабриолете «БМВ», перешедшем ей от ее мамы, на котором Арабелла ездила еще в колледже. Несмотря на хмурое небо, верх был опущен, и я сумела разглядеть ее кудрявые волосы, создающие белокурый ореол вокруг ее мальчишечьего лица. Она походила на куклу Барби – образ, который ей нравилось поддерживать хотя бы потому, что он скрывал ее острый ум и сногсшибательный интеллект. Я бросила удивленный взгляд на огромного зверя на водительском сиденье, пытаясь переварить увиденное, но вспомнила, что британцы ездят на другой стороне автомобиля и по другой стороне дороги, и поняла, что пес на самом деле сидел не за рулем. – Мэдди! – закричала моя подруга. Автомобиль со скрипом остановился, одновременно распахнулась дверь. Она подбежала ко мне с совершенно небританским восторгом и заключила меня в объятия. – Сто лет тебя не видела. – Она еще немного пообнимала меня, затем, сверкая сияющей улыбкой, отстранила меня на длину вытянутых рук. – Все такая же красотка, Мэдди. И все так же носишь те же джинсы и рубашку. Я отстранилась, ухмыляясь. – Ты просто завидуешь, что мне по утрам нужно всего пять минут, чтобы собраться. – О, Мэдди, – проговорила она с чопорным акцентом, который я любила изображать почти так же часто, как и она – мой южный акцент. – Что же мне с тобой делать? – Она посмотрела мне за спину и нахмурилась, увидев стоящий в одиночестве небольшой чемодан. – А где остальной багаж? Я с завистью и восторгом окинула взглядом ее спортивный костюм с леопардовым принтом и туфли на шпильках. Я любила трендовую одежду – при условии, что ее носил кто-то другой. Пальцы моих ног заболели из солидарности, когда я оценила высоту каблуков. – Мой ноут и камера в рюкзаке, а одежда – в чемодане. Не беспокойся. Все джинсы чистые, и я прихватила одно платье. Ты сказала, что это займет не больше двух недель, но я на всякий случай набрала нижнего белья на три. – Ну, Жанна Дюбо работала моделью у Коко Шанель в Париже. Так что ты быстрее найдешь с ней общий язык, если будешь одеваться так, как будто тебя это заботит. – А меня и заботит история, и как ее написать в меру своих способностей. А не во что я одета, когда провожу интервью. Кроме того, Жанне Дюбо – девяносто девять. Сомневаюсь, что она обратит на это внимание. Арабелла открыла багажник, все еще хмурясь. – Как бы там ни было, не зови ее старой. Это ей не идет. Я знаю ее всю жизнь и, даже когда была ребенком, никогда не считала ее старой. Но она же твоя родственница, так что ты, возможно, уже знаешь это. – Очень дальняя родственница, и я ее никогда не видела, не забывай. Предки по ее линии переехали в Теннесси из Джорджии сразу после Гражданской войны, поэтому не скажу, что наши семьи близки. По сути, я бы так никогда и не узнала, что мы родственники, если бы сестра не провела одно из генеалогических исследований и не нашла их. Мисс Дюбо я прихожусь пятиюродной внучкой или вроде того, а это значит, что я уже прощена за то, что называю ее старой, ведь мы не просто семья, но еще и южане. Она скажет «Господь с тобой» и пойдет себе дальше. Я положила чемодан в крошечный багажник, оставив рюкзак при себе. – Ну, вообще-то я никогда не слышала, чтобы она говорила «Господь с тобой». Но слышала, как она говорила: «Ты уверена, что хочешь это носить?», чаще, чем хотелось бы. – Арабелла захлопнула багажник. – Ты, наверное, вымоталась. Давай я отвезу тебя к мисс Дюбо, чтобы ты немного вздремнула. Я хотела, чтобы ты остановилась у меня, но мисс Дюбо была непреклонна. У нее большая квартира, и она редко выходит. За ней круглосуточно ухаживают, так что тебе ничего не придется делать, кроме как расспрашивать ее о том, как она работала моделью, и о тех обворожительных старомодных нарядах, которые мы вместе вытащили из кладовой. И там в передней комнате есть очаровательный стол, за которым ты сможешь писать. Выставка в музее пройдет не раньше июля, и мне бы хотелось опубликовать статью одновременно с открытием. Еще не аврал, конечно, но лучше не терять времени. – Она сделала паузу. – Мэдди, мисс Дюбо не в лучшей форме, так что я подумала, что чем раньше, тем лучше. У меня уже есть название и для выставки, и для статьи, но писатель у нас – ты, так что сможешь поменять их, если тебе они не понравятся. – Она прочистила горло. – «Меха, платья и униформы: меняющаяся роль моды мира в войне». – Немного громоздко, но что-то в этом есть, – проговорила я, обходя машину. – Я не пойму, пока не поговорю с мисс Дюбо и не начну писать. Но такое ощущение, что у меня будет достаточно покоя и тишины, и никто меня не потревожит, так что смогу все быстро закончить, моргнуть не успеешь. Я уже освободила свое расписание и сдала несколько других проектов раньше, так что никакой спешки не будет. – Чудесно. Хотя есть еще кое-что… – Она остановилась, улыбнувшись. – Еще кое-что? – Ну да… – Она подошла к водительской двери и нырнула внутрь, а я уставилась на большого зверя на пассажирском месте – то ли лошадь, то ли собаку, сказать было сложно, – чей свисающий язык заставил меня держаться на почтительном расстоянии. – Мне назад сесть? – спросила я поверх темно-коричневой головы. – О боже, прости. – Она повернулась к этому чудищу. – Давай, Джордж. – Она повернулась и похлопала по кожаной обивке заднего сиденья. Пес испустил что-то похожее на вздох, поднялся над приборной панелью, затем протиснул свою тушу между спинок сидений и уселся на ужасно маленькое заднее сиденье. – Джордж? – спросила я, забравшись в машину со своим рюкзаком и накинув ремень безопасности. – В честь принца Джорджа – они вроде бы как одного возраста. Колин решил, что у маленького принца и этого пса одинаковые выражения лиц. – Колин? – спросила я с неожиданным удивлением, которое вызвало это имя. – Твой двоюродный брат Колин, наш одногруппник? Колин, который все время избегал меня? – Вообще-то он мне троюродный брат. Его дед Дэвид – муж его бабушки по отцовской линии Софии – и моя бабушка Вайолет были братом и сестрой. – Она избегала моего взгляда, сосредоточившись вместо этого на рычаге коробки передач. – И не тупи, Мэдди. Колин тебя избегал только потому, что ты четко дала ему понять, что не хочешь иметь с ним ничего общего. Вы двое просто… Ну, вы были разные, как небо и земля, но мне кажется, что все проблемы были из-за языка. – Ха. Как будто это у меня был акцент. Арабелла искоса глянула на меня. – Надо признать, он немного разозлился, когда ты уехала из Оксфорда, не попрощавшись с ним. Он думал, что уж прощание-то заслужил. Я втянула ртом воздух. – Я ни с кем не попрощалась – дело совершенно не в нем. Попрощалась только с тобой, потому что ты отвозила меня в аэропорт. Сомневаюсь, что он сейчас помнит это… или меня. Прошло уже семь лет. – Ну, в общем, он уехал в Девон – в Салькомб, небольшой прибрежный курорт, – на неделю с друзьями и попросил меня присмотреть за Джорджем. А раз уж… – Она остановилась, словно внезапно поняла, что собирается сказать. – Что «раз уж»? Арабелла успешно изобразила сосредоточенность, встраиваясь в уличное движение и чуть не чиркнув такси. В целях самосохранения я позволила ей вырулить из аэропорта, дождалась, когда мы окажемся на шоссе А4, и только тогда повторила: – Что «раз уж»? Она помолчала немного, а затем слова безостановочно полились из нее, словно быстрая речь могла помешать мне уловить их смысл. – Раз уж Колин живет с мисс Дюбо, я решила, что убью одним выстрелом двух зайцев: привезу и тебя, и Джорджа за один раз. Холодный пот выступил у меня на лбу. – Извини? Колин живет там? В квартире, где я собираюсь остановиться? – Да. Они очень близки, он всегда считал мисс Дюбо второй бабушкой. Она постоянно с ним нянчится, он даже зовет ее «бабушкой». Я не могла представить себе, чтобы Колин со своим каменным выражением лица называл кого-нибудь таким ласковым словом. Я, например, всегда была для него Мэдисон – между нами всегда стояла крепкая кирпичная стена, которую я вряд ли когда-нибудь перелезла бы. Арабелла продолжила: – София, бабушка Колина, владела этой квартирой. Когда она умерла, ее унаследовали родители Колина. Но даже при жизни Софии она позволяла мисс Дюбо жить там. Они были большими подругами еще до войны. Дело в том, что мисс Дюбо никогда не была замужем, и детей у нее нет, поэтому она относилась к семье своей лучшей подруги как к собственной. Когда она поехала в больницу в прошлом месяце и врачи сказали ей готовиться к худшему, она попросила Колина переехать к ней, чтобы они могли проводить больше времени вместе и уладить все финансовые вопросы. Это его специальность, так что это вполне разумно. – Ты сказала, что она не в лучшей форме. Значит, она больна? – Никакой особенной болезни нет, но ей же девяносто девять. У нее слабое сердце, врачи говорят, что ее тело вот-вот перестанет функционировать. Хотя выглядит она неплохо. Без обследования и не подумаешь. – Значит, мисс Дюбо, сиделка, Колин и я будем жить в одной квартире. Вместе. – Точно. И Джордж тоже, не забудь. Это очень большая квартира, и Колин часто работает сверхурочно, так что вы, возможно, ни разу не пересечетесь. Она замолчала, словно больше не считала нужным объяснять еще что-то. – И ты не собиралась упомянуть об этом пораньше? Например, с самого начала, когда я согласилась? Что сказал Колин, когда ты сообщила ему?