— Хотел бы посоветоваться, Томас. Получил неожиданное предложение и имею ночь на обдумывание. Надеюсь, понимаете, антр ну. Так вот, Алпатов спросил меня, что я думаю... одним словом, собирается привлечь меня к операции «Лима». Песковский посмотрел вопросительно, давая понять, что первый раз слышит это слово. — Хотят встретить по всем правилам одну советскую миссию. И, если можно так выразиться, отбить у Советов охоту к проникновению... — А что за сомнения тревожат юную душу? — Сказать честно, стрелять приходилось только по мишеням: За себя не боюсь, знаю, если приму решение, рука не дрогнет. Вам-то убивать приходилось? — Мне нет. Хотя и ходят по белу свету два-три человека... — Это ваши личные враги? — Вы недалеки от истины. — Не отношу себя к впечатлительным людям и все же... Слишком часто думаю о русском народе. Снова русская пуля в русского... — Это тот случай, Николай, когда трудно дать совет,— сказал Евграф. — А мне казалось, что советы давать легко... Следовать им трудно. Песковский спрашивал себя: «Что заставило вдруг Болдина делиться сомнениями? Почему он позволил себе произнести слово «Лима» и расшифровать его? Или пришла пора раскаяния? А может быть, просто шевельнулась элементарная жалость к тем советским дипломатам, которые должны прибыть в Перу в конце месяца? «Снова русская пуля в русского?» Один шанс из тысячи... из многих тысяч, но его нельзя не рассмотреть... Приняв решение не участвовать в операции, он, возможно, хотел сообщить мне об опасности, нависшей над миссией. А если провокация? Если ему поручено известить меня об операции? Предупредив предстоящий приезд миссии в Лиму, а о нем уже известили газеты, я выдам себя. Но это та информация, о которой я не имею права не известить руководство». Светает. Колючий и холодный дождь стучится в крышу. Не спится. Нужны непроверенные ходы, неординарное решение. Быть может, появляется самый ничтожный шанс склонить на свою сторону Николая, но и им нельзя пренебречь. Встретиться снова? Взгляд, выражение лица, случайный жест многое скажут. Может, испытать один из дерзких вариантов? Взять и сказать напрямую: «Я пришел к вам, не ожидая услышать быстрого ответа, Николай. Но только для того, чтобы дать вам повод задуматься, с кем вы и против кого. Представьте себе: вечер... сорок второй год... Россия. В незнакомый дом входит изможденный человек с рукой на перевязи. Выдает себя за бежавшего из плена советского офицера и просит приютить его. А потом, оправившись, уговаривает хозяина дома, старого бухгалтера, и его дочь помочь ему связаться с партизанами. Но он не хочет приходить к партизанам с пустыми руками и с помощью хозяев составляет план расположения фашистской части. Перед расставанием кланяется до земли и говорит, что до конца жизни не забудет этот дом. А уже через две ночи дом сжигают. А старого бухгалтера и его дочь ведут на расстрел. Человек, который выдавал себя за бежавшего командира, был провокатор Матковскис. Сегодня он именует себя борцом за свободу родины. Узнайте получше и Алпатова... Он причастен к гибели семнадцати тысяч соотечественников в Озаричском лагере, лично замучил и расстрелял более ста десяти человек. Рассказать вам о других? Тоже борцы за торжество справедливости. Надели на себя маски, нашли богатых хозяев и таких легковерных последователей, как вы. Повторяю, я пришел к вам, не ожидая услышать быстрого ответа. Мне хочется, чтобы вы осмыслили все, что услышали. Не сделайте опрометчивого шага. Обращаюсь к вашему разуму. И к вашему сердцу». ...Только вести такой диалог можно, увы, лишь с самим собой. ГЛАВА VI — С тобой хотел бы встретиться Арриба,— неожиданно объявила Чинику Кэтти. — Что вдруг? — У него появилась идея, небесполезная для тебя. — Не догадываешься, что за идея? — Я знаю одно: Арриба — человек деловой, кроме того, любит деньги. Как и его брат. ‘ — Кто его брат? — Полицейский бригадир. — Они дружны? — Неразлучны. Покровительство брата помогает Висенте, как он говорит, «ощущать себя в этой жизни». — Считаешь, что следует принять приглашение? — Все зависит от того, как ты воспринимаешь мои советы. — Любопытно, что он может предложить. Скажу по секрету, я тоже немножко авантюрист. А вдруг что-нибудь щекочущее нервы? — спросил Чиник, указательным пальцем водворяя на место очки. — Тогда позвони ему. — Расскажи, пожалуйста, в двух словах хотя бы, с кем имею дело. Кто он? Какие у него связи? Что за семья? — У него всегда было много женщин, но жены, кажется, не было никогда. Любит компании. Умеет блеснуть щедростью. Старается быть в центре внимания. Для этого нужны деньги. Что касается связей... по-моему, он знает, кто ему может быть полезен... считает, что наш век — век длинных рук и всеобщих ходатайств. — Личность современная в полном смысле. А когда ему лучше позвонить? — Хоть сейчас. Арриба неподдельно обрадовался гостю. Подошел к бару. Откинул дверцу. Взору гостя открылась батарея дорогих напитков, умноженная зеркалом на задней стенке бара. — Что предпочитаете? — Немного джина. — Но у меня есть и это,— пропел Арриба, любовно поглаживая нераскрытую бутылку «смирновской» и при этом испытующе посмотрев на Чиника.— Не подойдет? — Лучше джин. На столике появились маленькие бутербродики, фрукты, шоколад. Подойдя к кофеварке, хозяин сказал: — Это новая партия из Бразилии,— и разлил в прозрачные чашечки густой напиток. Поговорили о погоде. Чиник предоставлял хозяину инициативу, оставив себе роль человека, готового лишь поддерживать беседу. От погоды Арриба перешел к атомной бомбе. — Знаете, я в позапрошлом году путешествовал по Японии, был в Хиросиме и Нагасаки, — произнес Арриба, внимательно взглянув на Чиника. — Чашечка оттуда? — перевел разговор Чиник, разглядывая сосуд на свет.— Древняя работа. — Судя по цене, которую заломили за сервиз, очень древняя. Но у меня привычка... если что-нибудь понравилось, не стоять за ценой. — Ну вот мы и нашли нечто общее друг в друге. — Я чувствую себя в некотором роде неловко, получив от вас столь необычный аванс. Все ждал, что вы сами скажете, а теперь осмелюсь спросить, не изменились ли планы вашей супруги? Прошло уже немало времени. — Нисколько. Просто она у меня женщина не слишком решительная. — Позвольте, я налью вам. А я-то уже думал, что изменились планы. — Нет, тогда бы я вас известил. — Не известили бы, уважаемый сеньор Берг. Не в вашем это, сказать, стиле. Известив об этом, вы поставили бы меня в положение человека, который должен ломать голову над проблемой, возвращать аванс или нет. — У меня не было бы этого в мыслях. Авансы не возвращаются. — Вы говорите это только потому, что недостаточно знаете меня... Просто в тот же самый день я вернул бы ваши сто долларов по почте. Признайтесь, ведь у вас с Кэтти были разговоры обо мне. Она должна была сказать о том, что я щепетилен в подобного рода делах. — Действительно, я имел возможность составить о вас более полное впечатление. Кэтти заслуживает, чтобы ей верили. — Женщины, они открываются так неспешно. Но я ценю ее профессиональное умение, это настоящий помощник, она на голову выше всех моих предыдущих ассистенток. Но почему-то... с некоторых пор... я говорю об этом вам как человеку, к которому испытываю доверие, у нее появились от меня тайны. Я понимаю, у всякой женщины должны быть свои тайны, это только придает ей очарование... но если эти ее секреты начинают приносить ущерб делу... — Я не готов разделить это убеждение. Просто потому, что знаю ее отношение к вам, как и вообще ко всем, кто делал ей добро. — Не хотел бы думать так, сеньор Берг, говорю об этом самым искренним образом. Но как бы вы поступили на моем месте, если бы в один далеко не прекрасный день убедились в том, что ваша помощница, правая рука, находит доступ к вашим личным архивам и извлекает оттуда, правда совсем на малый срок, но, заметьте, без моего на то разрешения, несколько фотографий и передает их малознакомому мне человеку. — Я прежде всего сделал бы попытку выяснить, что это за фотографии, кому и на что они нужны. — Вы совершенно правы,— просиял Арриба,— вы просто не догадываетесь, до какой степени правы. Я именно так и поступил. И теперь, когда между нами возник этот доверительный разговор, я могу сказать прямо, сеньор Берг, что вы, и только вы, можете снять подозрение с Кэтти. Вы позволите спросить вас об одной вещи? Если вам не захочется отвечать на вопрос сегодня, не отвечайте, я нисколько не обижусь. Ибо гость в доме — хозяин в доме, я поступлю так, как велит древний обычай... но поверьте на слово, очень хотел бы услышать ваш ответ. Я могу задать вопрос? — О чем речь? — Тогда выпьем еще немного. Может быть, все-таки «смирновской»? На мой взгляд, человечество не изобрело пока ничего достойнее. — Давайте вашу «смирновскую». — Я хочу пожелать вам благополучия в нашей прекрасной стране и полного исполнения желаний... был бы счастлив содействовать этому исполнению в меру своих скромных сил.