— Жалко только, что она не зелёная. — Ничего, с нами поживёт — позеленеет. Дюймовочка Пук. Пук. Пук. Бух. Да, это заставило мавров вздрогнуть. От смеха. Все тридцать две пушки крепости пульнули своими ядрышками по лагерю, и марокканское войско вздрогнуло от хохота, даже на стенах Мазагана был слышен их презрительный гомерический хохот. Вильстер прислушавшись даже вычленил из общего смеха попискивание в кулачок одной из наложниц султана, которую он взял с собой в поход на неверных. Потом ещё одна прыснула, потом ещё. Да этот член… книги рекордов Гиннесса, всю гарему свою прихватил на войну. Жаль. Девиц жаль. — Дон Фернандес, теперь зарядите пушки полным зарядом пороха, а одну тройным там что ли. Какую не жалко. Её должно разорвать. Ядро ещё заклиньте какой-нибудь железякой. Нужен взрыв на стене. Только пусть канонир на палке какой фитиль поднесёт… и тоже, которого не жалко. — Да зачем всё это⁈ Всё одно еле достанет всего несколько орудий до лагеря. Только порох зря истратим и орудие… — рачительный, блин, полковник. — У нас снято с галеотов больше сорока орудий, десяток отдадим вам взамен за это орудия и порох тоже частично передадим из трофейного. — Но зачем всё это⁈ — возопил тесть. Теперь не от рачительности. Другой грех — любопытство. — Чтобы вас унизить, — развёл руками Вильстер. — Это оскорбление, Юлий⁈ — схватился за шпагу тестюшка. — Это — военная хитрость. Прикажи палить, как я сказал, дон Фернандес. — А жена не такая горячая, как тестюшка??? Тьфу. Точно ведь — горячая. Сам испытывал. Пук. Бах. Бах. Пук. Бабах. — Вот, другое дело, — адмирал взобрался назад на башню после второго залпа и осмотрел дело рук своих. В мавританском лагере суетились. Было две небольшие воронки и один убитый или раненый. Люди вокруг носились и кулаки португальцам показывали. Только это всего несколько мавров. Зато все остальные опять, наверное, ржали и показывали пальцем на то место, где взорвалась пушка и рядом с ней бочонок пороха. Стена даже чуть пострадала. Здорово получилось. Реалистично. — Что теперь? — комендант был злой. — Раз в полчаса постреливайте половинным зарядом. Так, чтобы ядра не долетали из одной — двух пушек. До темноты. — А потом? — У потом… Всё нормально будет, папа. Потом был пир. Гости на нервах. Особенно местные офицеры. Действия русских были совершенно непонятны. Они были полностью согласны с комендантом — эти выстрелы просто трата драгоценного пороха. Да, адмирал обещал выдать десять орудий и порох из трофеев, но одно другому не мешает. Пусть и свой порох останется и трофейный будет. Там не меньше десяти тысяч мавров и видно, что они собирают штурмовые лестницы и подтягивают на передний край свои орудия. Русские тоже немного нервничали. Не от опасения. От непонятного затягивания времени Вильстером. Они и сейчас могут обстрелять лагерь марокканцев, даже сейчас лучше можно поставить несколько сигнальщиков и корректировать стрельбу, а что ночью. Бить наугад. Чем ночью лучше? Спят. Так Шрапнели всё равно, спит человек или нет. Она и спящего найдёт сверху и бодрствующего не пропустит. После пира капитаны фрегатов с офицерами ушли готовить ночной обстрел лагеря противника, а Юрий Данилович уединился с Авдотьей Геннадьевной в ту каморку, что ему выделили. Граф хотел было им отдать свою супружескую спальню, но там проходная комната, а тут есть крепкая дубовая дверь, через которую рычание и стоны Авдотье не будут разноситься по всей цитадели. Наверное. Графинюшка не подвела, отвлекла на несколько часов и самого преизрядно нервничавшего адмирала. Всё же много народу за стенами. Армия целая. И попытка у них будет всего одна. Правы капитаны, загостились они пора выдвигаться в поход вокруг Африки. — Милый давай ещё раз. — Да, легко. Событие шестьдесят девятое Все знают, что смерть неизбежна, но так как она не близка, то никто о ней не думает. Аристотель Буря унеслась дальше на север, потом за ней величественно прогрохотали тучи, после несерьёзными овечками пробежали облака и к вечеру после свадьбы небо полностью очистилось и на него стали одна за одной высовываться сначала крупные звёзды с Луной, а после уж высыпали все, перечеркнув небо светящейся дорогой Млечного пути. Всё же звёздное небо у них на севере и здесь — это разные небы. Только взглянешь на эти яркие и близкие звёзды и сразу понятно становится, почему всякая астрономия возникла в Греции или здесь в арабских странах. Ту хочешь не хочешь, а станешь астрономом. Такая красота у тебя над головой. А вот дождя не случилось. Ночь навалилась душной жарой. И это не редкость. Адмирал Вильстер не мог слышать песню группы «Белый орёл», про дождь над Касабланкой, а слышал бы, то и не удивлялся так, там ведь чётко сказано, что дождь последний раз был двадцать лет назад. Юрий Данилович стоял на башне рядом с тестем и вытирал платком вспотевшую шею. Платок хоть выжимай, солёным дождём. — Ну, что они медлят⁈ — говорили на латыни. Португальского не знал адмирал Вильстер, а ни немецкого, ни русского, ни уж, тем более, норвежского не знал граф Фернандес. Зато оба окончили университеты, а там преподавание на латыни. — Не спешите, дон Фернандес, еще просить будете остановиться. Четырнадцать орудий правого борта всех шести фрегатов, а это, если что, восемьдесят четыре двухпудовых Единорога, рявкнули словно в подтверждение слов адмирала. Уже наученные обстрелом Касабланки, этой самой — без дождей, орудия стреляли не залпами. Теперь палили по очереди. Первое, через пару секунд второе и дальше, но на втором фрегате команда дана такая же и на всех остальных тоже. Поэтому вместо дружного рыка восьми десятков орудий, с калибром двести сорок пять миллиметров, получился странный звук. Словно огромного слона тяпнул за ногу не менее огромный крокодил, и слон, вскинув хобот, затрубил во всю мощь своих лёгких. И трубил чуть не целую минуту. Жуткий звук. Начальная скорость снаряда, выпущенного из Единорога — около трёхсот метров в секунду. Дальность до середины лагеря вражеского почти предельная, а значит лететь шрапнельной гранате туда секунд семь — восемь. Заслышав этот рёв, Вильстер вскинул трубу, то же самое проделал и комендант крепости Мазаган. Почти все костры в лагере мавров были погашены. Только в районе шатра любвеобильного султана горело десяток и по краю лагерю, что ближе всего к стене крепости ещё несколько десятков. И хоть ночь была и звёздной, и лунной, примерно половина Луны соперничала со светом, что проливал на лагерь мавров Млечный путь, лагерь отсюда с восточной башни был почти не виден. Чернота. Бабах, первое двухпудовое ядро долетело до определенного длинной запальной трубки рубежа и разорвалось над лагерем, отправляя по ходу движения и вниз десятки двухсантиметровых свинцовых шариков. Дальше уже ничего не было слышно. Рёв слона, кусаемого крокодилом, позади крепости в бухте и разрывы гранат в лагере мавров слились в один гул. Вильстер представил себе, что сейчас творится на фрегатах. При выстреле орудие хоть и удерживаемое системой канатов отскакивает от порта в фальшборте и к нему сразу бросается расчёт, глаза у людей слезятся от уксусных испарений, нужно пробанить ствол, чтобы очистить от тлеющих тряпочек, и заодно немного его охладить. Потом начинают закладывать картузы с порохом, досылая их в коническую часть ствола. Следом двое самых здоровых из расчёта волокут вкатывают в ствол двухпудовую шрапнельную гранату. И тут же бросаются помогать остальному расчёту накатить орудие назад до открытого уже порта фальшборта. Наводчик клинышком добивается нужного возвышения ствола. — Орудие три к стрельбе готово! — кричит старший канонир. — Пли! — орёт, пересилив рёв соседних орудия офицер, и к общему слоновьему рёву добавляется и басовитое бабах третьего орудия. Адмирал Вильстер понимал, что шанс разобраться с маврами у него только один. Больше они так не подставятся. Потому, решили сначала сделать по десять выстрелов орудиями правого борта шрапнельными гранатами, а потом орудия с левого борта перекатить на правый и восстановив систему канатов, удерживающих орудие, после выстрела опять произвести десять выстрелов, но уже картечными гранатами. Ну, а дальше должны сработать сигнальщика. Флажков ночью не видно, потому на башне рядом с адмиралом дежурили трое матросов, которые должны зажечь факела и просигналить, нужно ли продолжать обстрел. Если горизонтально будут размахивать факелами, значит, нужно продолжить обстрел картечью, если вертикально, то шрапнелью. Если же факела будут неподвижно держать сигнальщики, то всё, конец артподготовке и начинается наземная операция. С каждого фрегата было выделено по сто матросов и офицеров, и они сейчас вместе с таким же примерно количеством португальцев — гарнизоном крепости Мазаган стояли у всех трёх ворот. Воевать ночью дело непредсказуемое. Но тут Вильстер предложил тактику этот риск минимизирующую. Триста человек подходят к краю лагеря противника у своих ворот и делают залп, потом продвигаются ещё на сто шагов и делают следующий. Огнестрельного оружия у мавров не много, и потом не так просто будет тем организовать оборону, после такого-то артобстрела. Если одиночные стрелки и будут на пути наступающих, то триста пуль… да хоть одна из трёхсот пуль проковыряет новую дырдочку в его организмусе. Сам Юрий Данилович, что этот ночной обстрел, во-первых, выкосит большую часть смельчаков, а во-вторых, такую панику там наведёт, что никто организовать нормальный отпор русско-португальскому войску не сможет. — Не видно ничего! — пожаловался дон Фернандес. — Им тоже. Смирнов. Горизонтальный сигнал. Пусть ещё отведают гостинцев русских. Картечных гранат у нас поболе. Выглянувшее из пустыни на востоке красное большущее солнце осветило ужасную картину. Всё большое поле к востоку и северо-востоку от крепости было усеяно трупами. Тысячи людей. Тысячи коней. Сотни верблюдов. Над полем уже кружили десятки разных размеров стервятники, изредка вступающие друг с другом в схватки скоротечные из-за будущей добычи. — Ваше Превосходительство, нашли султана. Убит. Две дыры в голове. С ним три девицы, тоже мёртвые. И одна живая. Под султаном нашли без чуйств. От страха сомлела небось, — капитан-лейтенант Изотов отряхнул штанину и вытянулся, бросив руку к козырьку кепки. Вильстер глянул на ноги офицера. Да, это не отряхнешь. Сколько же там кровищи в этом поле. Почти по колено у моряка его синяя форма была в каплях и целых пятнах больших чужой крови. Тестюшка говорит, что у них тут султаны вечно режутся и свергают друг друга. Что ж со смертью Исмаила похотливого у его соперников и врагов будет чем заняться. Не до русских с португальцами будет. Своих дел будет в избытке, а потом герцог Бирон, как и планировал, пришлёт сюда пару кораблей с экипажем и гарнизоном для крепости. Ну, и понятно с новыми пушками. Если через несколько лет какому-нибудь дурачку снова захочется отведать шрапнели, то его мечта осуществится. — А веди султаншу к лекарю. Подлечим. И пошлём принцессе Елизавете Петровне в подарок. Чего добру пропадать. — Юлий, ты точно решил не брать Амалию с собой? — возник непонятно откуда пьяненький тестюшка. Они, в смысле португальские офицеры отмечали свою великую победу. — Да, пора нам выдвигаться к следующей вашей крепости в Африке — Сан-Жуа́н-Бати́шта-де-Ажу́да (Fortaleza de São João Baptista de Ajudá — «крепость Помощи святого Иоанна Крестителя») в Дагомее. Глава 26 Событие семидесятое Как известно, каждый коллекционер способен на воровство и даже на убийство, если речь идет о том, чтобы пополнить коллекцию новым экземпляром. Карел Чапек Про короны Августа III и его дражайшей половины Марии Юзефы — будущей королевы Речи Посполитой, Брехт слышал от гида в дрезденских «Зеленых сводах», когда ходил в эту сокровищницу с экскурсией. О! Там целую книгу про это можно написать. Два с лишним века эта история длилась. Сейчас Иван Яковлевич держал эту реликвию в руках. И мысленно сравнивал с той короной, что в виде фотографии была в Дрездене. Прав был гид — природные камни, особенно вот в эти времена, когда только начали отходить от кабошонов, то есть, округлых камней, и у них появились грани и плоскости, и стеклянные стразы, обработанные настоящими ювелирами — это разные по красоте камни. Природные полудрагоценные камни, даже когда знаешь, что это рубин за кучу миллионов, а рядом стекляшка за тысячу рублей, выглядят блёкло и ущербно, что ли. Чуть мутноватые, плохо обработанные, разного оттенка. Хрень, одним словом, а не рубины. Особенно если рядом страза с отличной огранкой, насыщенным цветом, идеально прозрачная, да и крупнее. Про всё это рассказал гид в Дрездене. В Реальной истории Август Саксонец с женой короновались специально для этой цели изготовленными коронами из серебра. Так как та корона, которой короновался отец — Август Сильный была у сторонников Лещинского, но и сам Август третий короновался новой короной, потому, как и у него были проблемы с коронацией, тоже настоящие регалии были у противников. По польским традициям коронация нового избранного короля проводилась средневековой короной Болеслава I. Сейчас она у Брехта. Но это другая история. А вот с этой короной, что сейчас Иван Яковлевич вертел в руках случится куча приключений. Начать стоит с того, что сейчас в неё, и в чуть меньшую корону Марии Юзефы, вставлены настоящие камни. Придворные ювелиры в Дрездене вынули (наковыряли) их из всяких разных семейных реликвий Веттинов (саксонских курфюрстов) и вставили в две короны и прочие регалии для коронации. После коронации, в Реале, саксонские мастера камни вернули на место, а в серебряную корону вставили стеклянные стразы. Короны попали в сокровищницу, именуемую «Зелёные своды», и пролежали там почти два века, до 1918 года, вместе с двумя скипетрами и двумя державами, тоже изготовленными придворными ювелирами из серебра, и тоже со стразами. В 1918 году последний правитель Саксонии Фридрих Август III (Наполеон сделал Саксонию королевством) отрекся от престола, после чего бывшая правящая семья Веттинов обратилась с просьбой отдать ей драгоценности, ранее бывшие семейными, а теперь ставшие национальными. Но немцы же, рачительные все. В результате, после долгих дебатов и даже драк, Парламент Саксонии решил отдать небольшую часть, в том числе не очень ценный комплект польских регалий из серебра со стразами. Это не сразу произошло. Лет семь прения длились. Веттины же, получив регалии, тут же предложили Национальному музею в Варшаве купить этот комплект. Польша выкупила комплект из двух корон с двумя скипетрами и двумя державами в 1925 году за 175 тысяч злотых (35 тысяч долларов). Но не долго пробыли королевские регалии в Варшаве. Во время Второй мировой Национальный варшавский музей не успели эвакуировать, в результате, немцы захваченные музейные ценности уволокли в Германию в качестве трофеев. Начальник рейхсканцелярии Ганс Генрих Ламмерс объявил, что это достояние немецкого народа, символ мастерства саксонских ювелиров. И тут удивительный факт, всё же поляки купили регалии, и в обмен в Польский музей уехал набор Саксонского фарфора. После войны дрезденские сокровища оказались на территории ГДР и были вывезены в Москву в числе прочего по договору о репарациях. А дальше Хрущёв, чёрт бы его лысый побрал, в 1958 году вернул Дрездену его культурные и исторические ценности. А Польша сумела подсуетиться, чтобы регалии Августа III снова отдали варшавскому музею, ведь они были когда-то законно выкуплены. — Тут вам не там. — Герцог Бирон, мотнул головой, и Иван Салтыков подобным же движением привёл в действие сложный механизм из четырёх солдат, одних носилок и одного сундука. — Ваше Высочество, а давайте меняться. Я вам настоящие регалии польских королей, а вы мне эти… дешёвые поделки. У меня есть корона Болеслава I Храброго, Ягеллонский скипетр, Копье Святого Мориса, Торжественный меч Сигизмунда I Старого. Поставили носилки солдатики на землю, и Иван открыл крышку сундука. Смотрелось это на самом деле гораздо серьёзнее новоделов, у Брехта даже, когда их утром доставил Карл Бирон, захвативший Краков, возникло желание увезти всё это в Ригу. Передумал. И так-то у России с Польшей непростые отношения, зачем давать полякам лишний повод ненавидеть русских. А вот эти, только что изготовленные и ещё не принимавшие в коронации участия регалии, к Польше пока не имеют никакого отношения, почему бы им в Ригу не перебраться. — Да… Конечно, — сразу видно, что Август впечатлён. Он же коллекционер. А тут такой раритет есть среди прочих. Копьё Святого Морица — это очень и очень древняя копия того самого Копья, преподнесённая Болеславу I Храброму Оттоном III — императором Священной Римской Империи, ещё в том тысячелетии. И в него входит кусочек гвоздя от Святого Креста. — Только в короны и скипетры с державами вставлены драгоценные камни из фамильных… — Вспомнил и решил поторговаться саксонский курфюрст. — Часть гвоздя из креста… — деланно вздохнул Брехт, пытаясь закрыть крышку сундука.