— Едем! — решительно приказал оперативник и, ухватив Кноля под локоть, потащил его к «хайлендеру», по дороге успев сунуть ему в руку смартфон. — Звони, звони сыну, мышь тюремная! Не дай бог и второй сам помрет, я ведь всю вашу семейку прямо на месте перестреляю. Взревев мотором и выбрасывая из-под колес комья грязного снега «хайлендер» рванулся с места, оставляя позади себя ничего не понимающую толпу сотрудников колонии и запертое овощехранилище, в котором лежало тело задушенной Алины Кноль. Впрочем, растерянность в толпе длилась недолго. Уже спустя несколько мгновений самые сообразительные бросились к своим машинам. Всем хотелось присутствовать при развязке разыгрывающегося у них на глазах представления. Каждый понимал, что самое интересное всегда кроется в развязке. — Так значит, это ты Алинку убил? Ринат удивился тому, как равнодушно прозвучал вопрос. «Похоже, парень сам себя вогнал в такой транс, из которого ему так просто уже не выбраться». — Я… Я один. — Ринат постарался взглянуть подростку в глаза, но тот, словно не замечая своего пленника, отрешенно смотрел куда-то на противоположную стену гаражного бокса. — Этого не было, — мотнул он головой в сторону притихшего Михайлова. — Не было, говоришь. — Холодно улыбнувшись, Олег сместился немного в сторону. — А мы сейчас об этом у него самого спросим. Как следует спросим. Мелькнула монтировка, и гараж вновь наполнился очередным, полным боли и отчаяния, воплем. — Да что ж ты есть-то такое! — отчаянно рванувшись, выкрикнул Ринат. Чувство страха куда-то исчезло, уступив место ослепительной, нарастающей с каждой секундой, стремительно заполняющей каждую клеточку организма ярости. — Сними меня, паскудник! Немедленно, слышишь! Ты хочешь знать, где она? Где ее тело? Тогда снимай. Снимай сейчас же, и я отвезу тебя к ней. Ты слышишь меня, гаденыш? Мы либо сейчас едем к ней, либо никогда. Ты понял меня? Никогда! А ты, хоть обмашись своей железякой, и слова из меня больше не вытянешь. — Не смей! Первый удар стального прута оказался неточным. Скользнув по левой щеке, монтировка лишь раздробила Ринату скулу и рассекла кожу до самого подбородка. — На меня! Второй удар был точнее. Наотмашь, точно в правый висок. — Орать! Третьего удара, по переносице, Ринат уже не почувствовал. — Орать он на меня будет, — отступив на шаг назад, Олег несколько раз шумно выдохнул, — на меня даже отец никогда не орет. Никогда, ты понял? Сделав еще один глубокий выдох, он взглянул на замершего в ужасе Михайлова. — А теперь ты. Расскажешь мне, где сейчас Алина. А потом… Звонок мобильного телефона не дал ему докончить фразу. — Да, папа! Слышу! Что? Рината? — Подросток растерянно улыбнулся. — Не могу, папа. Он умер. Только что. Прервав разговор, Олег отшвырнул телефон в сторону. Затем, издав яростный вопль, с силой обрушил монтировку на металлическую поверхность верстака. Вырвавшись у него из рук, стальной прут отлетел в сторону. Потерев ушибленную ладонь, подросток сунул руку в карман. Увидев выскочившее из рукоятки лезвие выкидного ножа, Михайлов отчаянно задергался из стороны в сторону. — Поздно уже трепыхаться, — мрачно усмехнулся Олег. — Ну что? — Вадим ткнул локтем Кноля, сидящего рядом с ним на заднем сиденье «хайлендера». — Не отвечает, — покачал головой полковник и тут же вновь нажал кнопку повторного вызова, — как бы с ним чего не случилось. — С ним уже все случилось, — жестко отрезал Зубарев, — в любом случае больше десятки ему не светит. У нас государство доброе, малолетних душегубов жалеет. — Вам кто сказал, что мы нашли Алину? — на мгновение обернулся Лунин. — Ревенко? Или Колычев? — Колычев, — кивнул Кноль. — Ревенко, должно быть, не знал ничего. Он приехал, отдал мне машину, и я поехал в колонию. На повороте как раз Колычева и встретил, он мне чуть под колеса не бросился. — Что ж вы сразу сыну не позвонили? — Так я ведь сразу к вам помчался, — не сразу нашелся с ответом полковник, — у меня и мысли не могло быть, что там что-то может случиться. Господи ты мой, лишь бы с Олежей ничего не было! Кнолю принадлежал сдвоенный гаражный бокс, стоявший чуть в стороне от длинного ряда своих кирпичных собратьев. Чтобы попасть к нему, надо было свернуть влево, не доезжая основной массы гаражей метров сто, а затем еще столько же проехать по тщательно вычищенной от снега подъездной дороге. Не успел «хайлендер» остановиться, как Аркадий Викторович, распахнув заднюю дверь, буквально вывалился из машины, не обращая внимания на грозный окрик устремившегося вслед за ним Зубарева. — Олежа! Олеженька! — подбежав к гаражу, Кноль что есть сил заколотил по запертой двери. — Олежа, открой мне! Остро наточенное лезвие справилось с веревкой довольно быстро. Повалившись на бетонный пол, Михайлов отчаянно вскрикнул от боли в переломанных ногах и тут же потерял сознание. Когда он пришел в себя, руки у него уже были развязаны. Совсем рядом, не более чем в метре от него, поджав под себя ноги, сидел Олег. Увидев, что лежащий неподвижно человек открыл глаза, он облегченно улыбнулся и протянул руку. — Ты сесть можешь? Сядь! Михайлов боязливо ухватился за протянутую ладонь и с трудом сел, тут же издав мучительный стон. — Ноги? — понимающе уточнил Олег. — Да уж, с ногами теперь долго беда будет. Но ничего, медицина сейчас знаешь какая, что угодно вылечить могут. Олег помолчал. Михайлов непонимающе моргал, боясь произнести хоть слово в ответ. — А я и не знал, что у тебя с женой такая беда, — вновь заговорил подросток. — Мне казалось, я ее дня три назад видел, так она ничего, сама шла, вполне бодро. Даже странно. Михайлов понял, что если сидеть неподвижно, то боль в ногах немного притупляется и ее можно терпеть, но на всякий случай еще раз протяжно застонал. — Ладно, — кивнул Олег, — это сейчас не важно. Ты мне скажи, ты рукой вот так махнуть можешь? Сжав правую руку в кулак, он согнул ее в локте, на мгновение поднеся кисть к плечу, а затем резко распрямил, опуская вниз. — Так сможешь? Давай! — настойчиво потребовал он. Не очень понимая, что от него требуется, но, боясь ослушаться, Михайлов повторил движение. — Еще раз, резче! Николай вновь бросил руку вниз. На этот раз, должно быть, у него получилось лучше, потому что подросток одобрительно кивнул. — Хорошо. А теперь возьми нож и сделай то же самое, только с ножом. Вложив нож в руку окончательно переставшему понимать что-либо Михайлову, Олег встал на колени и придвинулся чуть ближе. Опустив руки вдоль туловища, он стоял неподвижно, глядя Николаю прямо в глаза. В то самое мгновение, когда Михайлов понял, что от него требуется, дверь загудела от обрушившихся на нее ударов. — Олежа! Олеженька! — Выкрикиваемые человеком снаружи слова звучали приглушенно, но все же не составляло большого труда узнать голос полковника. — Олежа, открой мне! — Бей, — коротко приказал Олег и тут же, увидев промелькнувший в глазах Михайлова испуг, добавил: — Бей, скажешь, что защищался. Тебе ничего не будет. Бей, или я сам ударю. Николай почувствовал, как пальцы сомкнулись на рукояти ножа. Все, что от него сейчас требовалось, — это сделать одно, совсем простое движение. Разогнув руку, вогнать лезвие в грудь человеку, который только что мучил его безо всякой жалости, а потом еще и убил другого беззащитного пленника. Впрочем, до того, другого, ему особо дела не было, а вот себя было жалко. Что теперь будет с ногами? Там ведь перелом на переломе. Он вообще когда-нибудь вновь сможет ходить? Михайлов ощутил пока небольшой, но с каждым мгновением разгорающийся все больше огонек ярости у себя в груди. А этот, Ринат? Ведь если разобраться, он во всем признался только ради того, чтобы оттянуть время. Получается, этот Ринат ему спас жизнь? И что с ним сделал этот мальчишка? Да за такое убивать мало… В дверь заколотили еще сильнее, затем стук оборвался. — Говорит майор Зубарев. Немедленно откройте дверь! Олег, не ухудшай свое положение. Открой и выходи! Михайлов сильнее стиснул рукоять ножа. Закрыв глаза, он медленно согнул руку, отчего лезвие поднялось к плечу и теперь смотрело прямо в лицо застывшему неподвижно подростку. — Я ведь уже пытался тебе сегодня объяснить, что я не убийца. Выпавший из разжавшихся пальцев нож упал на бетонный пол и, отскочив немного в сторону, остался лежать между двумя людьми, один из которых уже почти не чувствовал своих ног, а другой, казалось, и вовсе утратил способность что-либо чувствовать. — Хочешь покончить со всем этим? — Губы Николая дрогнули, силясь изобразить усмешку. — Тогда сделай все сам. Ты же можешь. Ты ведь уже доказал. Так давай, бей! Кого ты хочешь ударить? Меня, себя? Давай же, пока они дверь не вынесли. Рука метнулась к лежащему на полу оружию с такой скоростью, что Николай успел лишь испуганно моргнуть, когда лезвие блеснуло у него перед глазами. Выставив перед собой левую руку, подросток правой, держащей нож, подтянул на ней рукав, обнажая запястье. Секунду, может быть, даже дольше, два человека смотрели в одну и ту же точку, на светлую полоску кожи под черной тканью пуховика. Затем Николай почувствовал, как в голове его нарастает какой-то странный, заглушающий все на свете гул, от которого невозможно укрыться, даже зажав уши. Пытаясь защититься от этого нового источника боли, он втянул голову в плечи и уже собирался было зажмуриться, как холодная сталь рассекла сперва воздух, а затем кожу на левом запястье Олега Кноля. Поняв, что самому ему с дверью не совладать, Зубарев обернулся. Рядом с «хайлендером» Лунина стояли еще несколько автомобилей уже успевших подъехать сотрудников колонии. Саданув еще раз по двери ногой, оперативник, поигрывая пистолетом, решительно направился к толпящимся возле машин зевакам. — Так, болельщики, — рявкнул Вадим, сплевывая себе под ноги, — у кого тут гаражи рядом? Болгарку сюда надо, иначе никак дверь не вскроем. Упрашивать никого не пришлось. Уже через несколько минут мощная дисковая пила была подключена к удлинителю, который в свою очередь удалось подсоединить к взломанному Колычевым распределительному щитку, висевшему на наружной стене гаражных боксов. Пронзительный визг бешено вращающегося диска наполнил округу в тот самый момент, когда в кармане у Лунина завибрировал телефон. Взглянув на экран, Илья чертыхнулся, время для разговора было явно не самое удачное. Поколебавшись еще пару секунд, он все же принял вызов, хотя что-то ему подсказывало, что делать этого не стоит. — Алло, Илюшенька, ты меня слышишь? Голос матери едва прорывался сквозь истошные завывания режущей металл болгарки. Илья плотнее прижал телефон к одному уху и попытался свободной рукой зажать другое, но тут же понял, что тише от этого почти не становится. — Не очень! Что-то срочное? — Я у папы. — Мать явно поднесла телефон ближе ко рту, и теперь ее было слышно немного лучше. — У папы! Ты слышишь меня? — Да. Вращающийся диск, выбрасывая сноп тающих в воздухе искр, с легкостью входил в листовую сталь. — Папу сегодня утром перевели из реанимации в палату… Как ты говоришь? — Ольга Васильевна уточняла что-то у бывшего супруга. — Интенсивной терапии палата. Ему уже лучше, я сейчас трубку передам. Поговорите немного. Пронзительный вой вдруг сменился разочарованным затихающим гулом, и тут же его перекрыл возглас выхватившего пистолет Зубарева: — Отошли все! Олег, я вхожу. Без глупостей! Стальная створка распахнулась. Держа оружие на изготовку, оперативник бросился внутрь. Следом тут же заскочил Аркадий Викторович, за которым последовал участковый.