Илья попытался было рассмеяться, но тут же сам осознал, насколько его смех выглядит сейчас неуместным. Смутившись, он вновь принял серьезное выражение лица и на всякий случай прокашлялся. — И все же, Дима, — осторожно произнес Лунин, — попытайся подробнее вспомнить, о чем в тот день, когда ты видел Алину в последний раз, вы с ней говорили. Пойми, любая мелочь, которая тебе кажется совершенно незначительной, может оказаться решающей. Понимаешь ты это? Решающей в ее поисках! Илья понял, что проиграл, еще до того, как услышал ответ Борискина. — Я ведь вам все уже рассказывал. Мне нечего вам больше добавить, честное слово. — Честное слово! Илья вздрогнул, услышав прямо у себя над головой возмущенный возглас неизвестно когда успевшего выкурить сигарету Зубарева. — Он тут еще словами разбрасывается! Честными! Да ты честного ни одного слова сегодня за день не произнес! — продолжал возмущенно орать на сжавшегося в комок мальчишку оперативник. — Думаешь, мы что, два идиота? Не понимаем, что ты отца своего выгораживаешь? Своя кровь, конечно, важнее какой-то девчонки. Ну, подумаешь, поелозили в койке туда-сюда, простыню измяли. Оно ведь дело нехитрое, перестелил заново, и все. Можно уже другую в постель тащить. Да? Правильно я рассуждаю? Губы подростка стянулись в узкую, пересекающую лицо бледную полоску. А подбородок заострился, угрожающе выдвинувшись вперед. — Да я и сам знаю, что правильно, — прищелкнул пальцами Вадим. — Я же говорю, своя кровь всегда верх возьмет. Отец — это ж святое дело, все правильно! А ты не думал, милый мой, что ты сам отцом вот-вот стать должен был. Сколько там еще оставалось? — Оперативник повернулся к онемевшему от неожиданности Лунину и вновь щелкнул пальцами. — Двенадцать недель, это ж почти три месяца прошло, значит, полгода всего подождать надо было. Ты кого больше хотел, мальчика или девочку? — Вы… — мальчишеские губы мелко задрожали, — о чем вы сейчас говорите? — Ну как о чем? — изумленно уставился на него оперативник. — Или ты что, не в курсе сам был? Так я тебя обрадую. Алина-то ведь у нас ребеночка ждала, поди, от тебя. Больше-то не от кого. Папкой ты у нас должен стать скоро. Ухмылка вдруг исчезла с лица оперативника. В одно мгновение оно сделалось злым, неприязненным. — Вернее, должен был. Так ведь? Теперь я ведь тоже все правильно говорю? Нет больше Алины? Так и ребенка твоего тоже не будет! Что, через него тоже переступишь? А ведь тоже родная кровь. Твоя кровь, Дима! — Но… но как же… Схватившись за голову, Дима прижал ладони к вискам, словно пытаясь остановить боль, разрывающую череп изнутри. — Что, думал, не случится? — злорадная ухмылка вновь появилась на лице Зубарева. — На контрацепцию понадеялся? Я тебе так скажу, автомат Калашникова, уж на что штука надежная, и тот порой осечку дает, а здесь резинка обычная, да еще сделанная где-нибудь таджиками по китайской лицензии. Что ты так смотришь? Мы ж, прежде чем к вам прийти, с самого утра в поликлинике вашей местной побывали, с врачом побеседовали, к которому Алина приходила на консультацию. Ты, вообще, в курсе, что беременных у нас в стране на учет ставят? — Но почему она мне ничего не сказала? — Оторвав руки от головы, подросток полными слез глазами уставился на сидящего напротив него Лунина, который был способен лишь на то, чтобы оставаться изумленным слушателем драматичного диалога. — Потому, милый мой, — отрезал Вадим. — Потому, что тест Алина сделала только в прошлую пятницу утром и сразу же побежала к врачу. У вас, слава богу, очередей нет, можно без записи. Так что и тебе сказать что-либо она тоже могла только в пятницу. Но вот получается, что либо не захотела, либо не успела, потому как ты сам ее опередил и поведал что-то ну очень интересное. Такое интересное, что она от тебя драпанула со всех ног, даже браслетик свой забыла надеть. Пугающе стремительным движением оперативник опустился на корточки и, крепко ухватив подростка за руку, прошептал: — Что ты ей такое сказал, Дима? Что ты сказал матери своего ребенка? Что убило ее? Лунин вздрогнул. Конечно, версия убийства, не важно кем, ненормальным или же недоброжелателем, была в числе приоритетных, но еще ни разу в общении с посторонними она не озвучивалась, к тому же столь безапелляционно. Сейчас, в гостиной этого небольшого, очень уютного дома она, уподобившись самонаводящейся ракете, взорвалась прямо над головой семнадцатилетнего юноши, только что узнавшего, что он сумел подарить миру и себе самому новую жизнь. Пусть еще не родившуюся, пусть существующую лишь в виде почти невесомого комка плоти. Даже не комка, скорее, щепотки. Не важно! Главное, что эта жизнь уже начала свое существование. И вот теперь настал новый этап. Новое открытие, узнавание, осознание. Осознание того, что эта, еще толком не начавшаяся жизнь уже навсегда, безвозвратно потеряна, так же как и жизнь любимой женщины, жизнь Алины. Его Алины. — Я рассказал ей про деньги, — отрешенно пробормотал подросток. Дима смотрел вперед, прямо на сидящего в кресле Лунина, но вряд ли мог что-либо видеть, кроме очертаний массивной фигуры следователя сквозь заливающие глаза слезы. — Очень много денег, которые ее папа перечислил моему, — Борискин всхлипнул и рукавом растер слезы по лицу, — а я сделал так, чтобы он ничего не узнал. — Он — это кто? — Илья наконец смог включиться в разговор. — Объясни нам. — Аркадий Викторович, — всхлипывания становились все чаще и вот-вот грозили слиться в непрекращающийся поток, — он не должен был узнать, кому перечисляет деньги. — А за что Аркадий Викторович перечисляет деньги твоему папе? — торопливо задал очередной вопрос Лунин, опасаясь, что контакт с подростком опять может быть утерян. — Я точно не знаю, — Дима закашлялся, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания, — это что-то связанное с производством. Там все как-то было организовано, что ему… Аркадию Викторовичу уходили очень большие деньги. А папа про это узнал. — Молодец, — одобрительно кивнул Лунин, не уточняя, к кому именно из Борискиных относится его похвала. — И что, много денег Аркадий Викторович перечислил твоему папе? — Триста тысяч долларов, — почти выкрикнул подросток, распахивая шлюз перед вырывающимся наружу потоком эмоций. — Сколько? — От изумления все еще сидевший на корточках Зубарев тут же вскочил на ноги. — Это сколько ж в рублях будет? Илюха, какой курс сегодня? — Завтра в любом случае еще больше будет, — буркнул в ответ Лунин, разглядывая заливающегося слезами подростка, — сходи лучше на кухню, еще воды принеси. — Я впечатлен, — причмокнув губами, Зубарев пару раз приложил Илью ладонью по плечу, причем эти удары весьма отдаленно напоминали дружеское похлопывание, — весьма впечатлен той формой, которую вы, Илья Олегович, выбрали для изъявления вашей мне благодарности. Принеси воды! Разве может быть оказана честь выше? Мне, простому оперативнику… — И пошустрее, — поторопил его Лунин, потирая место будущего синяка. Четверть часа спустя, после нескольких десятков вопросов, еще двух кружек воды, примерно такого же количества пролитых слез и Диминого похода в туалет, картина произошедшего стала Лунину более-менее ясна. Борискин-старший, получив неизвестным образом доступ к скрываемой от посторонних глаз информации, банально шантажировал своего начальника. Будучи хоть и хозяйственным, но все же работником уголовно-исправительной системы, к тому же заместителем начальника колонии, он прекрасно знал, что шантажисты, похитители детей и прочие вымогатели чаще всего попадают в руки правоохранительных органов в момент передачи денежных средств. А посему, решив не строить из себя супергероя, поступил так, как, по его мнению, должен был поступить нормальный отец-одиночка, отдающий своему единственному сыну всю любовь и заботу. Михаил Анатольевич посвятил Диму в свои планы, вернее, поставил ему задачу — продумать безопасную систему передачи денег, такую, что даже при самом худшем и маловероятном варианте обращения Кноля в полицию никто не смог бы определить, кому именно должны уйти денежные средства. Рассудив, что компьютерные познания сына должны наконец послужить укреплению семейного благополучия, Борискин-старший совершенно не задумывался над тем, как отнесется его отпрыск к морально-этической стороне задуманной комбинации. По мнению Михаила Анатольевича, экспроприация небольшой части награбленного никоим образом не могла нанести ущерба его образу идеального отца, а то, что подобные деяния карались, причем весьма строго, уголовным кодексом, было всего лишь досадным недоразумением, которое, несомненно, стоило элегантно обойти. Лишь одно обстоятельство осталось неучтенным. Тайный ото всех роман Димы Борискина и Алины Кноль. Выросший в семье, состоящей всего из двух человек — его самого и отца, Дима не смог отказать тому, кого любил всем сердцем, в его просьбе. Но, будучи влюб ленным по уши, а только так можно быть влюбленным в семнадцать лет, в конце концов не смог удержать в секрете от любимой самую важную для семьи Борискиных тайну. — Я думал, она поймет меня, — удивил откровением Дима. — Это как же она тебя понять должна? — изумился Вадим. — Вы же ее отца на такие деньжищи выставили. Ты себе это как представлял? — Отец все равно хотел эти деньги на меня потратить, квартиру в Москве купить, когда я поступлю уже, — горячо возразил подросток. — Мы бы там с Алинкой вместе бы и жили. Получается, что и деньги бы почти вернулись. — Интересная логика, — ухмыльнулся Зубарев. — А что, в этом что-то есть, да, господин следователь? Илья лишь молча покачал головой. — Это же всего лишь деньги! Вон, Ромео, он же Тибальта убил, так Джульетта ему и слова не сказала, — выдвинул новый аргумент Борискин. — Кто Тибальта убил? — нахмурился было оперативник, затем на его лице отразилось понимание. Оглянувшись на Лунина, он уточнил: — Я правильно понимаю, это что-то из классики? Илья кивнул, вновь не сочтя нужным произнести хотя бы слово. — А твоя Джульетта, значит, тебя прокляла, — пришел к очевидному выводу Вадим. — Небось, потребовала, чтоб все деньги вернули? — Примерно так, — подтвердил Дима. — И что потом, когда она ускакала? Давай уж, все выкладывай, — потребовал оперативник. — Потом я не знал, что делать, — признался Борискин, — а тут как раз папа на обед приехал, и я ему все рассказал. — Дальше, — нетерпеливо бросил оперативник. — А что дальше, — вздохнул подросток, — он меня отругал, конечно, сперва, но только совсем недолго, потом собрался и ушел. Сказал, что постарается поговорить с Алиной, убедить ее ничего не говорить отцу. А деньги мы тогда сможем вернуть так же, чтобы никто не узнал, от кого они поступили. — Что потом? — Потом он уехал на работу, а я ушел к ребятам, вы это и так знаете. Потом, уже вечером, я узнал, что Алина пропала. Папа сказал мне, что это всего лишь совпадение, что он разговаривал с ней еще до того, как она пришла на занятия музыкой, прямо у дома Анны Андреевны, и что они обо всем договорились. — И ты поверил? — язвительно фыркнул Зубарев. — Это же папа, — прошептал Дима, и на глазах его вновь проступили слезы, — разве можно отцу не верить? И потом, он же сказал, что был в штабе в то время… ну, когда у Алины занятия закончились. Как же я мог ему не верить? Ведь он — папа! — Вадик, принеси еще воды, — вздохнул Лунин. Единственным, но весьма существенным недостатком полученной от подростка информации было то, что сам Михаил Анатольевич категорически отказывался признавать свою причастность к исчезновению Алины. Деньги? Ну что же, отпираться нет смысла. Да, Кноль перечислил. Вымогательство? Нет, это слишком громко сказано. Спросите у Кноля, думаю, он сам вам подтвердит, что никакого вымогательства не было. Зачем перечислил? На этот вопрос он, возможно, ответит позже. Алина? Да, разговаривал. Нет, пальцем ее не тронул. И еще раз нет, понятия не имею, где она сейчас может быть. Все. На этом все, разговор окончен. Примерно так складывалось непростое общение с Борискиным-старшим, иногда переходящее на крик то одного, то другого участника и сопровождаемое почти беспрерывным поигрыванием кулаками готового ринуться в бой Зубарева, что, впрочем, не оказывало на Михаила Анатольевича никакого видимого воздействия. — Нам бы тело найти, тогда бы мы этого засранца точно прижали, — выйдя в очередной раз в прихожую, Зубарев, не сдерживаясь, закурил прямо в доме, — оно всяко где-то поблизости должно быть. Далеко увезти он не мог, это по времени было бы заметно. — Может, в доме? — наугад предположил Лунин. — Ага, в диване зацементировано, — фыркнул оперативник. — Где его тут спрячешь? Подвала нет, в гараже пол бетонный. На участке тоже никаких следов. Ты вспомни, это ж последний теплый вечер был, потом ночью погода резко переменилась, мороз вдарил, и снегу навалило. В тот же вечер ему закапывать тело точно некогда было, он с поисковой группой по лесу бегал, а потом выкапывать из-под снега яму таких размеров, да назад зарывать… Это ж часа два по времени самое меньшее, а то и все три будет. Ты видел, какой у них с соседями забор? Штакетник полтора метра высотой от силы. Кто угодно заглянуть может. Нет, здесь точно нет. — Часа два, говоришь? — Илья задумчиво потер отчаянно зачесавшийся кончик носа. — Тогда есть еще один вариант. Только надо сперва отвезти Борискина в опорный пункт. Когда задняя дверь «хайлендера» захлопнулась и мрачное лицо задержанного скрылось за тонированным стеклом автомобиля, Вадим с торжествующей улыбкой повернулся к Лунину. — Ну что, я, в конце концов, услышу от тебя слова благодарности? Признайся, такого красивого раскрытия ты еще никогда не видел. Ну же, Лунин, не жмись, скажи что-нибудь. — Что тебе сказать. — Несколько мгновений Илья задумчиво рассматривал приятеля, затем, печально усмехнувшись, отвел взгляд в сторону. — Во-первых, ты стал часто говорить «милый мой». Не знаю, как остальным, а мне режет ухо. — А, ну это я от Григорича нахватался, — отмахнулся Вадим, — отсюда уедем, оно само пройдет. Ты давай по делу скажи что-нибудь. — Во-вторых, по делу. Дело ты, конечно, раскрыл, вот только ход с беременностью, он, как бы это тебе сказать, — Илья вновь вздохнул, — слишком жестким у тебя получился. Ты же парня об колено сломал. — Ох, так уж и сломал, — фыркнул оперативник. — Ничего, в его возрасте все быстро срастается, так что и это заживет. Не на то ты смотришь, Илюха! Жестко оно тебе. Главное, что эффективно. Ведь эффективно, согласись. — Еще как, — неохотно признал Илья. — Вот! А в нашем деле значение имеет только эффективность. Остальное так, лирика, чтоб было о чем адвокатам на суде потрындеть. Илья вновь задумчиво взглянул на Вадима, затем дружески хлопнул оперативника по плечу.