Все эти визиты довели мисс Полли до полуобморочного состояния, и раздражение ее должно было на кого-нибудь вылиться. Нэнси удивленно уставилась на хозяйку. Впервые со времени болезни племянницы она говорила с ней в таком резком тоне. — Да, да, Нэнси, мне очень хотелось бы знать, — продолжала мисс Полли, — почему все, от Милли Сноу до миссис Том Пейсон, просят передать моей племяннице, что играют в игру, и играют благодаря ей? Если я все правильно поняла, теперь чуть ли не все в нашем городе повязывают голубые ленточки, или мирятся с домашними, или начинают любить то, чего прежде не любили. И все это тоже из-за того, что Поллианна обучила их какой-то игре. Я пыталась выяснить у нее самой, но она не говорит мне, а я не хочу настаивать, потому что ее нельзя сейчас волновать. Вот я и прошу тебя, Нэнси, объяснить мне, наконец, что все это значит? К великому удивлению и расстройству мисс Полли, Нэнси вдруг горько заплакала. — Это значит, — сквозь слезы проговорила она, — что с прошлого июня наша благословенная крошка из кожи вон лезла, чтобы заставить весь город радоваться. А теперь весь город старается, чтобы радовалась она. — Чему радовалась? — Просто радовалась. В этом-то и вся соль игры. Мисс Полли в негодовании топнула ногой. — Я вижу, ты не лучше остальных, Нэнси. — Я ведь о том тебя и спрашиваю, что это за игра? Нэнси подняла голову и посмотрела в глаза хозяйке. — Хорошо, мэм, я расскажу вам. В эту игру нашу девочку научил играть ее собственный отец. Как-то раз ей приспичило иметь куклу, но заместо нее в миссионерских пожертвованиях прислали пару костылей. И она, понятно, заплакала, и любой другой ребенок на ее месте сделал бы так же. Вот так я вам и скажу, милая моя. И вот, послушал ее папаша, как она плачет, а по— , том и скажи, мол, не бывает так, чтобы не найти, чему бы порадоваться. Надо, сказал он, радоваться костылям. — Радоваться костылям? — едва сдерживая слезы, спросила мисс Полли. — Именно, мэм. Я вот тоже удивилась. Вот так вам и скажу: удивилась и спросила: «Как можно радоваться костылям, мисс Поллианна?» И она мне тут такое ответила! Оказывается, папаша ее сказал, что радоваться нужно тому, что костыли ей не нужны. Мисс Полли вскрикнула. — Ну вот, мэм. После этого они и стали играть в свою игру. Они во всем искали, чему бы порадоваться. И она говорит, у них с первого раза стало получаться. Потому что, когда так все повернешь, мигом перестанешь убиваться, что куклы нет, зато радуешься, что костыли не нужны. И они с папашей назвали это «игрой в радость». Вот и все, мэм. — Но как, как, как… — и мисс Полли беспомощно умолкла. — Вы хотите знать, как это выходит, мэм? — подхватила Нэнси, и глаза ее засияли почти таким же воодушевлением, как у Поллианны. — Вы просто не поверите, но выходит, мэм. Если бы вы только видели, как теперь изменилась моя мама, и вообще все мое семейство. И все благодаря нашей девочке, мэм. Вы же знаете, она два раза ходила со мной вместе к моим. И меня она тоже научила радоваться — и мелочам, и важному, и теперь мне стало гораздо проще. Даже имя Нэнси меня не так огорчает, как прежде. Раньше я прямо убивалась, что меня так неказисто назвали. А потом мисс Поллианна возьми и скажи: «Ты должна быть рада, Нэнси, что тебя не зовут Гипзибой». И я стала радоваться. А взять хоть эти утра по понедельникам. Раньше я их просто не выносила. А теперь по милости мисс Поллианны даже радуюсь им. — Радуешься утрам по понедельникам? — изумилась мисс Полли. — Да, да, мэм. Ой, я понимаю, — засмеялась Нэнси. — Наверное, это очень глупо, но все же я вам расскажу. Однажды наша девочка узнала, что я страсть как не люблю вставать в понедельник утром. И что вы думаете? Она взяла и сказала: «Ну, Нэнси, думаю, утром в понедельник ты должна радоваться больше, чем в остальные дни. Ведь у тебя остается еще целая неделя до утра следующего понедельника». И с тех пор, , мэм, стоит мне проснуться утром в понедельник, , как я вспоминаю слова нашего ягненочка, и мне тут же легчает. Потому что, как я вспомню, меня прямо начинает закатывать со смеху. А смех очень помогает, мэм. Очень помогает, милая моя мисс Харрингтон. — Но почему же она мне не рассказала о своей игре? — спросила мисс Полли. — Ведь она промолчала даже когда я сама начала расспрашивать. Немного поколебавшись, Нэнси решительно тряхнула головой: — Вы, конечно, простите, мэм, но вы сами виноваты. Вы не велели нашей девочке рассказывать о своем папаше. Вот она и не могла рассказать. Игру-то папаша ее сочинил. Мисс Полли закусила губу. — Она давно уже прямо рвалась рассказать вам, — продолжала Нэнси. — Ей ведь совсем не с кем было играть. А потом она рассказала мне. Вот я и стала играть, потому что тогда ей больше не с кем было. — А другие откуда узнали? — дрожащим голосом осведомилась мисс Полли. — Ну, теперь-то, сдается мне, об игре в радость все знают. Одним рассказала мисс Поллианна, а другие узнали от тех, кто узнал от нее. Вот так оно и пошло. Да, мэм, так оно всегда и бывает. Вот так я вам и скажу: всегда так бывает. А она, наша девочка, наш ягненочек, так была со всеми добра и сама так все время радовалась, что каждый ее примечал. Вот все и переживают с той поры, как этот автомобиль ее сбил. Потому и приходят сюда что ни день. Они хотят, чтобы девочка наша узнала, как они сами теперь радуются. И все потому, что они надеются. Вот так я вам и скажу, милая моя: они надеются, что мисс Поллианне это поможет, и она станет радоваться, потому как она всегда хотела, чтоб они играли в игру вместе с ней, и вот они играют. Вот так я вам и скажу, мэм: они играют, и это все! — Ну, теперь-то ей все время будет, с кем поиграть, — проговорила сквозь слезы мисс Полли и выбежала из кухни. — Ну, ты и даешь, мисс Полли, — тихо проговорила Нэнси и, посмотрев туда, где еще несколько секунд назад стояла хозяйка, добавила: — Теперь меня ничем на свете не удивишь. Отныне для меня уже нет ничего без возможностей. Дождавшись, когда сиделка вышла из комнаты, мисс Полли, изо всех сил борясь с дрожью в голосе, сказала: — Сегодня к тебе приходила еще одна женщина, моя милая. Ты помнишь миссис Пейсон? — Миссис Пейсон? Ну, конечно, помню. Она живет по пути между нами и мистером Пендлтоном. У нее хорошенькая дочка трех лет, а мальчику ее почти пять. Если бы вы знали, тетя Полли, какая миссис Пейсон хорошая, и ее муж — тоже. Только вот сами они друг про друга этого пока не знают, и иногда ругаются. То есть, я хотела сказать, они не очень ладят. Они говорят, что это все от бедности. В общем-то, у них нет даже миссионерских пожертвований, потому что мистер Том Пейсон ведь не миссионерский пастор, как… Ну, в общем, он не пастор. Поллианна и тетя Полли разом покраснели. — Но, несмотря на то, что они такие бедные, миссис Пейсон иногда очень красиво одевается, — поспешно проговорила Поллианна. — У нее такие восхитительные кольца с бриллиантами, и с рубинами, и с изумрудами! Но она почему-то говорит, что одно кольцо у нее лишнее. Она хочет его выбросить и получить развод. Тетя Полли, вы не знаете, что такое развод? Мне кажется, это что-то скверное. Потому что, когда миссис Пейсон говорила об этом, она стала очень грустной. И еще она сказала, что если она получит развод, они больше тут жить не будут. Мистер Пейсон уедет далеко-далеко, и дети, наверное, тоже. Только, наверное, ей все-таки лучше не выбрасывать свое кольцо. Так что же такое развод, тетя Полли? — Знаешь, милая, они никуда не уедут, — избегая прямого ответа, быстро проговорила мисс Полли. — Они решили остаться вместе. — Ой, я так рада! Значит, я застану их дома, когда соберусь к ним!.. О, Боже мой, — вскричала девочка, — тетя Полли, ну почему же я никак не запомню, что мои ноги никогда не будут ходить и я больше никогда-никогда не навещу ни миссис Пейсон, ни мистера Пендлтона! — Ну, ну, перестань, милая, — еле сдерживая слезы, принялась успокаивать ее тетя. — Во-первых, ты можешь ездить к своим друзьям в экипаже. А во-вторых, я тебе недорассказала про миссис Пейсон. Она просила передать тебе еще, что они с мужем будут играть в игру и сделают все так, как ты хотела. — Правда? Неужели правда? Ой, я так рада! — и заплаканное лицо Поллианны озарилось улыбкой. — Правда, милая. Миссис Пейсон сказала, что специально пришла передать тебе это. Она надеялась, что ты будешь рада. — Но тетя Полли, — пристально посмотрела ей в глаза Поллианна. — Вы так говорите, как будто знаете… Вы знаете об игре, тетя Полли? — Вы?.. — у Поллианны от неожиданности перехватило дыхание. — Ой, тетя Полли, я так рада, — набрав новую порцию воздуха, затараторила она. Понимаете, все это время я больше всего мечтала, чтобы именно вы играли со мной! Теперь дыхание перехватило у тети Полли. — Да, милая, — едва слышно проговорила она. Я просто подумала: чем я хуже других? Весь город, кроме меня, играет в твою игру. Даже пастор. Кстати, совсем забыла, я встретила его сегодня утром. Он сказал, что непременно навестит тебя, как только будет можно. И еще он просил передать, что его до сих пор радуют те восемьсот текстов, о которых ты ему рассказала. Так что, даже мистеру Форду ты помогла, милая. По-моему, ты можешь радоваться. Целый город играет в твою игру. И все только потому, что ты расположила их к себе и научила испытывать радость. Полианна захлопала в ладоши. — Ой, я так рада! — весело закричала она. — Тетя Полли! Я, наконец, поняла, что у меня есть, чему радоваться. Я могу быть рада, что все-таки ходила. Ведь если бы я и раньше не ходила, я не смогла бы научить их играть. 29. ДЖИММИ БИН ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ДЕЛО Никогда еще короткие зимние дни не казались Поллианне такими тягостными и длинными. Однако присутствие духа она не теряла. Ведь теперь в игру включилась сама тетя Полли, и она придумывала столько всего, чему можно радоваться, что Поллианна просто не могла ее разочаровать. Именно тетя Полли разыскала однажды рассказ о маленьких бродягах, которые нашли упавшую дверь. Несчастные дети укрылись под ней от метели, а потом принялись жалеть бездомных, у которых такой двери нет. Позже тетя Полли рассказала племяннице об одной старушке. У нее осталось всего два зуба, и все-таки старая леди нашла, чему радоваться. «Как хорошо, — говорила она, — что мои два зуба растут один над другим, и я могу ими кусать». Поллианна старалась не проводить времени даром. Подобно миссис Сноу, она принялась вязать. Теперь по белому покрывалу, под которым она лежала, тянулись яркие шерстяные нити, а Поллианна радовалась, что в аварии не пострадали ее руки и пальцы. Друзья по-прежнему передавали девочке приветы и пожелания, а некоторым мисс Полли даже позволила повидать племянницу. Один раз Поллианну навестил Джон Пендлтон, а Джимми Бин был у нее уже дважды. Джон Пендлтон сказал ей, что Джимми с каждым днем его все больше! и больше радует. А Джимми рассказывал, какой у него теперь великолепный Дом. Он также утверждал, что мистер Пендлтон «оказался ну, просто отличной семьей». Кроме того, и Джон Пендлтон и Джимми сказали Поллианне, что обрели друг друга только благодаря ей. Ну, разве после этого можно не радоваться! — поделилась она с тетей Полли. — Знаете я все время благодарю Бога, что мои ноги когда-то ходили! Весну Поллианна встретила все в том же состоянии. Предписанное лечение пока не приносило сколько-нибудь видимых результатов, и домашние все больше свыкались с мыслью, что худшие опасения доктора Мида сбываются. Почти все жители Белдингсвилля постоянно получали информацию о Поллианне. А один из жителей собирал ее с особой тщательностью. Он знал историю болезни девочки настолько хорошо, словно каждый день лично осматривал ее, и с каждой новой сводкой о состоянии ее здоровья его охватывало все большее беспокойство. Когда же и к весне состояние девочки не улучшилось, человек этот понял, что медлить больше нельзя. Вот почему, поколебавшись еще недолго, доктор Чилтон (а это был именно он) отправился с визитом к мистеру Джону Пендлтону. — Пендлтон, — перешел он к делу, едва только хозяин провел его в кабинет. — Я решил обратиться к вам, ибо вы, как никто другой, знаете о моих отношениях с мисс Полли Харрингтон. Джон Пендлтон удивленно посмотрел на приятеля. Он и впрямь знал кое-что о взаимоотношениях Томаса Чилтона и Полли Харрингтон, однако отношения эти прервались больше пятнадцати лет назад, и он не мог понять, отчего доктору взбрело в голову ворошить эту старую историю. — Я помню, Чилтон, — стараясь вложить в слова как можно больше сочувствия, ответил он. Но вскоре он убедился, что церемониться нет надобности. У доктора была какая-то цель, и он был столь поглощен ею, что тон мистера Пендлтона волновал его меньше всего. — Итак, Пендлтон, дело в том, что мне необходимо осмотреть девочку, — быстро проговорил он, — поймите, я просто должен это сделать. — Ну, и сделайте, — отозвался мистер Пендлтон. Сделайте! — с отчаянием воскликнул доктор. — уж вам-то, Пендлтон, должно быть известно, что больше пятнадцати лет я не переступаю порог этого дома! Вы знаете, что сказала мне мисс Харрингтон, перед тем как мы расстались? Ну, так знайте: она заявила, что если я хоть раз получу приглашение в Харрингтонское поместье, это будет означать, что она готова признать вину и выйти за меня замуж. Вот почему я сомневаюсь, что она меня позовет. — Но зачем вам дожидаться приглашения? Пойдите просто так и осмотрите девочку. — Знаете, — хмуро ответил доктор, — я еще все-таки не потерял гордости. — Неужели вы даже ради Поллианны не можете забыть о гордости и об этой ссоре? — Забыть о ссоре? — возмущенно повторил доктор. — Да я совсем другое имел в виду. Если бы дело шло только о ссоре, я согласился бы пройти весь путь до ее дома на руках или на коленях, только бы помочь девочке. Нет, все дело в профессиональной гордости. Я доктор, а она больная. Не могу же я врываться в дом без вызова. Вот, мол, пришел и умоляю принять мои услуги. Понимаете, Пендлтон? — Слушайте, Чилтон, а из-за чего вы с ней поругались? — решился спросить мистер Пендлтон. Доктор в сердцах взмахнул рукой. — Из-за чего? — он вскочил с кресла и снова забегал по кабинету. — А вы, Пендлтон, часто можете сказать, из-за чего все началось? Иногда глупый спор по поводу глубины реки или размеров дома приводит к страшным конфликтам. Тем более, когда речь идет о влюбленных. Наверняка все началось с какой-то чуши, а кончилось годами несчастливой и неприкаянной жизни. Так что, забудьте об этой ссоре, Пендлтон. Я, во всяком случае, готов забыть о ней. Мне не обходимо осмотреть девочку! — воскликнул док тор. — Я верю, девять шансов из десяти, что она может снова начать ходить. И я хочу, чтобы Поллианна Уиттиер снова встала на ноги. Произнося последние слова, доктор, который по-прежнему быстро расхаживал по комнате, как раз приблизился к открытому окну в сад. В саду же, под окнами, Джимми Бин в это время старательно полол клумбу с цветами. Услышав, что говорит доктор Чилтон, он затаился и принялся слушать дальше. — Поллианна? Ходить? Что вы имеете в виду? — удивился Джон Пендлтон. — Я имею в виду, что история ее болезни, если судить по слухам, которые до меня доходят, очень похожа на ту, что была у пациента моего приятеля по колледжу. Но это неважно. Важно, что он вылечил ее. Мой приятель специализируется по таким болезням. Я тоже немного занимаюсь ими, и мы переписываемся. Вот почему мне просто необходимо осмотреть девочку. Джон Пендлтон выпрямился в кресле. — А если вам попробовать через доктора Уоррена? — посоветовал он.