— Ника, убирай свои рисунки. Давай ужинать. Шар продолжал висеть над столом и прилежно освещать комнату, пока мы с дочерью разбирали сумки и готовились к ужину. — Мам, — позвал ребенок, наколов на вилку кусок ветчины, — у тебя глаза другие стали. И волосы. Устав удивляться, я сначала прожевала кусок сыра и только потом уточнила: — Что значит «другие»? — Ну… — протянула Ника, запивая еду соком, — цвет другой… Глаза — зелёные, волосы — белые, как у блондинки. Прощайте, каштановые пряди и синие глаза. Зеленоглазая блондинистая ведьма? А что, звучит. Как раз для какого-нибудь фильма ужасов со мной в главной роли. Смотреть на себя в зеркало я не хотела: хватит на сегодня потрясений. Хорошо хоть внешность дочери осталась прежней. Её большие карие глаза, обрамленные густыми длинными ресницами, и вечно взлохмаченную темную шевелюру в толпе точно не потеряешь. Спали мы вдвоем на единственной в доме кровати. У родителей в деревне ночевки тоже были без удобств, так что обе мы к такому сну привыкли. Ночью мне снились шестиногая Глашка и уставший от жизни телёнок, а ещё Бурёнка, медленно цедившая мою настойку. Разбудил меня непонятный скрежет. Сначала, спросонок, я решила было, что кто-то пытается просверлить в окне отверстие, затем, помотав головой и придя в себя, догадалась, что звук идет от двери. Встав, я на цыпочках, чтобы не разбудить дочь, подошла ко входу, подумала немного и все же открыла дверь. На пороге оказалась потерянная живность. Васька? Баюн? Какая разница. Кот вальяжно прошел мимо, намеренно задев пушистым хвостом мою голую ногу, подошёл к столу, повернулся и нахально посмотрел на меня. — Кормить будешь? — Ой, мамочка, утро уже? — донесся с кровати сонный голос Ники. Какое там утро. Солнце еще не взошло. Так, рассвет только. Ещё спать и спать. — Ника, если проснулась, в туалет и умываться. Ты, как тебя? Васька, Баюн? Где у вас тут удобства? Работа в школе, помимо уймы минусов, имеет несомненный плюс — помогает довольно быстро развить командный тон. Даже если говоришь негромко, все равно люди тебя слушаются. И коты тоже. Укоризненно взглянув на меня, это не в меру разговорчивое создание показало нам с Никой, где именно на улице нужно искать умывальник и туалет, подождало, пока мы приведем себя в порядок, и потребовало, вновь сидя перед столом, уже накрытым к завтраку: — Корми. — А как же мыши? — театрально вскинула я брови. Нашелся тут нахлебник. Кот самым натуральным образом скривился. Никогда не подумала бы, что у животных такая богатая мимика. — Вот сама их и ешь. Мясо давай. Ника прыснула в кулачок и активно заработала челюстями. Я тоскливо покосилась на тарелку с нарезкой. — Кто бы мне мясо дал. Колбасу будешь? — Давай, — снисходительно кивнул кот, попробовал упавший на пол кусочек и недовольно зашипел. — Не нравится? — удивилась я. — Ну уж прости, что есть. — Дашка! — дверь распахнулась, на пороге появился знакомый дедок, внимательно оглядел наше сборище, подошел, согнал кота с места, пододвинул стул, без разрешения цапнул сыр и хлеб. — Дашка, ты чем Глашку напоила? Я последовала примеру дочери и начала усиленно жевать. Чем, чем. Что под руку попалось, тем и напоила. — В общем, собирайся давай, ведьма, — разгадал мой маневр доедавший уже второй бутерброд Пихто. — Снова пойдем в деревню, будем Глашку лечить. — Чем и от чего? — я тоскливо покосилась на остатки нарезки, поняла, что в меня больше не влезет, запила всё съеденное сладким чаем и взглянула на гостя. — Сама увидишь и решишь. Ведьма ты, али кто. — Не ведьма, — пожала я плечами. На сытый желудок никуда идти не хотелось. — Не была бы ведьмой, не прошла бы в дом, — последовал вполне логичный ответ. Я вспомнила искры, возникшие во время уборки, потрясла головой, зажмурилась. — Может, и ведьма, — согласилась с Пихто, — только не знаю ничего. Отговорка, естественно, не подействовала, и мы с Никой вскоре снова входили в деревню. На этот раз встречала нас тишина. Ни плача, ни крика, ничего. Даже, казалось, птицы петь перестали. — Это они от Глашки все спасаются, — пояснил дед. Я поправила на плече сумку и уточнила: — Почему спасаются? Ответ появился из-за угла, шатающийся, с измазанным золой лицом, в рваной одежде и с запахом… Перегаром, что уж там. — Пить… — протянул «ответ», и я по голосу узнала Глашку. — Воду не пьет, самогонки на нее не напасешься, — сообщил Пихто. — Чем ты ее вчера поила-то? Если б я помнила… Пока Глашка не дошла до нас, время найти настойку было, и я стала рыться в сумке. «От гнева», «для доброты», «после ссоры», «грусть и сон»… «От доброты» бабе сейчас точно не надо было. «От гнева»? Так она вроде и не… — Мама, а телёнок рычит, — сообщил непоседливый ребенок, выглядывая из хлева. Я мельком глянула в сторону дочери, отметила краем сознания еще не грязную одежду, пропустила мимо ушей слова и, посомневавшись немного, достала «Веселье и радость». Стараясь не думать о составе настойки, я протянула пузырек подошедшей Глашке и велела: — Пей. Глава 2 Ты уймись, уймись, тоска У меня в груди! Это только присказка - Сказка впереди. В.С. Высоцкий. «Лукоморья больше нет» В заповедных и дремучих, страшных Муромских лесах Всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх. Воет воем, что твои упокойники. Если есть там соловьи — то разбойники. Страшно, аж жуть! В.С, Высоцкий. «Песня про нечисть» Дома нас с дочерью ждал довольный собой кот. А на деревянном пороге лежала… — Крыса! — завизжала на ультразвуке перепуганная Ника. Я присоединилась к ней, оглушив своим визгом и ребенка, и нахальную живность. На пальцах вновь появились искры, крыса сама собой подпрыгнула, перекувырнулась в воздухе и понеслась на ошеломленного моим вероломным поведением кота. Следующие две-три минуты мы с Никой, обе резко замолчавшие, с удовольствием наблюдали, как Васька пытался скрыться от собственной добычи в лесу, то носясь по траве, то залезая на деревья, то учась летать. Деревья, словно подчиняясь моей воле, расступались на всем пути кота и охотно демонстрировали нам его перепуганную тушку. — Ника, пойдем домой, — я кивнула на освободившийся проход. — Пусть этот боец почувствует себя в роли добычи. Дочь хихикнула, а потом спросила. — Мам, а ты сегодня готовить будешь? Или на обед — остатки сыра и колбасы? — Ты тут где-то видишь печь? — приподняла я брови в удивлении, мысленно гадая, чем мы будем питаться до конца импровизированного отпуска.