Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 33 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Покахонтас смеялась. — Выйдет только хорошее, — отвечала она. Возвращаясь после этих посещений, она бежала по лесу впереди своего эскорта, снова чувствуя себя юной девушкой. Она распахивала дверь Варины и звала Джона Ролфа. Иногда он подшучивал над ней, заставляя искать его по всему дому — открывать шкафы с одеждой, заглядывать за двери, искать на конюшне и в подвале. Она полюбила своего мужа и свою жизнь с ним. Это был мягкий, религиозный человек, обладавший внутренней силой, и она привыкла полагаться на него и принимать его опеку. Ролф получил образование в Кембридже. Когда три года назад он впервые познакомился с Покахонтас, то сразу понял, что она обладает природной способностью к языкам. Теперь он постепенно обучал ее латыни и греческому, которые она постигала с такой настойчивостью, что он опасался за ее зрение. При свечах и свете от камина она проводила за книгами все вечера. Его удивило, что она не особенно интересовалась историей. Когда же он спрашивал ее, почему, она не могла ответить. Он считал, это происходит оттого, что ей еще трудно соотнести прошедшие события с тем, что пока свежо в ее памяти. Кроме того, ее народ не имел традиции изустной или письменной истории. Покахонтас гордилась своим домом. Ролф выстроил для своей семьи приятное кирпичное строение, и точно такое же было сооружено для Паухэтана в Веровокомоко. Слуги, присланные отцом, содержали дом Покахонтас в идеальной чистоте. Этим ясным утром она созвала их всех, чтобы сообщить, что вечером к ней на ужин прибудет сэр Томас Дейл. Каждые несколько недель он покидал Джеймстаун и объезжал форты и поселки, чтобы убедиться, что установленные им для колонии правила выполняются и производство различной продукции растет. Покахонтас держала двери своего дома открытыми для всех своих друзей и родни, но особенно радовалась визитам Дейла, потому что он часто рассказывал о Лондоне. Она вздохнула, идя по дому. — Лондон! Не могу поверить, что существует такое место, как Лондон! Вечером за ужином подавали устриц под соусом из выращенного на английском огороде хрена и помидоров с полей паухэтанов. Затем последовали крабы, как любили паухэтаны, с еще не затвердевшими панцирями, и не слишком поджаристые. Сэр Томас Дейл повернулся к хозяйке дома и сказал: — Принцесса, у вас лучший стол в колонии, видимо, ваши люди отменные повара. Покахонтас улыбнулась. Сэр Томас никогда не называл ее леди Ребекка, как некоторые из англичан, не называл он ее и миссис Ролф. — Я пытаюсь соединить мои родные блюда с тем, чему я научилась у своих друзей в Энрико, — ответила она. — Ролф, вам повезло, что у вас такая красивая и одаренная жена! Подали горячее — жареного вальдшнепа с грибами, индейку с устричной подливкой и — редкое угощение — баранину в мятном соусе. Крупный рогатый скот и овцы были новыми жителями колонии, и их не забивали, пока они не становились старыми, чтобы они, пока могли, давали потомство. Сладкий картофель, бамия и морская капуста дополняли мясные блюда. Сэр Томас снова обратился к Покахонтас. — Мне тоже хотелось бы заполучить прелестную жену из числа ваших соплеменниц. Теперь, когда мы в мире друг с другом, я узнал, какие паухэтаны веселые, приветливые и достойные люди. Но что самое главное, я вижу, как вы с Ролфом подходите друг другу, как довольны своей жизнью. Но, увы, боюсь, у меня это не выйдет. Покахонтас и Ролф изумленно переглянулись. — Вы удивлены, но, разумеется, вы не слышали, что я направил к вашему отцу посланника с просьбой отдать мне в жены вашу сестру Квимку. Но ваш отец отказал мне. Покахонтас была более чем удивлена, она была потрясена. Она знала, что у Дейла в Англии есть жена и что христиане имеют не больше одного супруга. Неужели англичане начинают перенимать обычай местных вождей? Она что-то пробормотала в ответ и занялась крылышком вальдшнепа, лежавшим у нее на тарелке. — Ваш отец сказал, что он уже устроил брак Квимки с вождем, живущим в трех днях пути от него. Он добавил, что мы, англичане, уже получили его дочь, которой он дорожит, как своей собственной жизнью. Хотя у него много детей, он никого так не любит, как вас. — И сэр Томас одарил Покахонтас одной из своих редких улыбок. Дейл откинулся на стуле и положил руки на подлокотники. — Я получил письмо от Виргинской компании. Теперь они называют себя Компанией Соммерса. — Ваш друг сэр Эдвин Сэндис приглашает вас обоих в Лондон в качестве гостей Компании Соммерса. Он полагает, что огромный интерес лондонцев к принцессе Покахонтас сослужит неоценимую службу в привлечении в Виргинию новых вкладчиков. В комнате стояла тишина. — Разумеется, вам нет нужды плыть раньше весны, пока не пройдут зимние шторма. Сопровождать вас в Англию буду я. Дейл взял нож и вилку и доел последний кусок баранины, лежавший у него на тарелке. Покахонтас задрожала от возбуждения. Лондон! И в ту же секунду ощутила толчок в груди. Джон Смит! Она постаралась взять себя в руки. Столкнувшиеся чувства радостного ожидания и страха лишили ее дара речи, но она понимала, что от нее ждут каких-то слов. — Какая честь, — едва слышно проговорила она. — Как это мило со стороны Сэндиса, — сказал Ролф. — Видимо, вы застали мою жену врасплох. Естественно, мы серьезно обсудим это предложение. Мы оба польщены, что в Лондоне о нас такого высокого мнения. Он озабоченно взглянул на жену. Было очевидно, что от этой новости ей не по себе. — Принцесса, — сказал Дейл, — столица ждет вас с распростертыми объятиями. В вашу честь предусмотрено множество празднеств. Я призываю вас серьезно подумать о том, сколько хорошего вы сделаете для вашего мужа, равно как и для всех ваших друзей в Новом Свете. Дейл не упомянул о том, что за прошедший год написал монаршей чете несколько писем, пытаясь преодолеть смешной страх короля Якова, что принцесса вместе с Ролфом могут создать собственную империю и заставить колонию отделиться от Англии. Сэр Томас был полон решимости сделать все возможное, чтобы убедить Покахонтас отправиться в Англию и раз и навсегда показать тем самым несостоятельность этого предположения. Покахонтас пыталась сосредоточиться на тыквенном пудинге и любовно приготовленном пироге с земляникой. Кусок не шел ей в горло. Она положила вилку и с улыбкой повернулась к сэру Томасу. — Предложение так неожиданно. Я очень хочу побывать в Лондоне, но он кажется таким далеким! — Ну, значит, решено! И Дейл с облегчением поднес к губам свой бокал. Но Джон Ролф знал, что еще далеко не все решено. Он дал знак Покахонтас оставить его вместе с Дейлом за портвейном и трубками. Она с радостью покинула стол и поспешила в комнату сына, чтобы взглянуть на маленькое спящее существо. Ей страстно хотелось взять его на руки и прижать к себе, чтобы почувствовать ободряющее тепло его тельца. Ее жизнь текла так приятно, так мирно, так полно, и вот теперь перед ней с угрозой вставало это испытание. Она никогда не думала, что увидит чудесный Лондон, сверкающий город ее воображения. Она никогда по-настоящему не верила, что отправится туда, где живет Джон Смит. В ее мечтах он всегда появлялся неожиданно, спускаясь с принесенного океаном корабля, и оказывался перед ней с ее давно похороненными чувствами. Но похоронены ли они? Она не представляла, как поведет себя, увидев его. По крайней мере, в Энрико она могла укрыться в своей наполненной любовью жизни. Она могла чувствовать себя хозяйкой положения. «В Лондоне я пропаду, — подумала она. — Все будет чужим и необычным. Я не буду знать, как вести себя. Недели тяжелого пути и воды океана отделят меня от знакомого покоя и уверенности. И там он снова войдет в мою жизнь. Правители Лондона станут вспоминать первые дни освоения Виргинии, когда Смит был главным лицом». — Я так боюсь, — прошептала она, — так боюсь того, что, взглянув на него лишь раз, полечу в пропасть. Она опустилась на колени у кроватки ребенка и молитвенно сложила руки, зная, что ее новый Бог, ее истинный Бог, в отличие от ее старых божеств, нетерпим к слабостям плоти. Она подумала, является ли грехом то, что ее сердце бьется так сильно при мысли о находящемся в Лондоне Джоне Смите. Никто не мог ей ответить. Через некоторое время она услышала шаги поднимавшегося по лестнице мужа и встала, чтобы встретить его в холле. Она уже чувствовала себя спокойней. Молитвы придали ей сил, и она вспомнила наставления мужа. Она должна предать себя в руки Господа, довериться Ему, и Он направит ее, а самой ей следует исполнить свой долг. Переплетая руки с руками мужа, она одарила его лучезарной улыбкой. * * * Потом то наступали дни, когда Покахонтас выполняла свои обязанности с оживлением, вызванным предстоящей поездкой в Лондон, то дни, когда облако дурных предчувствий окутывало ее. Она отметала свои личные тревоги, напоминая себе, что ее долг — совершить это путешествие. Со слезами на глазах она сказала мужу, что не поедет в Лондон без Томаса. Ролф согласился и вздохнул с облегчением, потому что решил, что нашел причину ее волнений. Когда на землю лег снег, она навестила в Веровокомоко отца. На этот раз она с особенным наслаждением воспринимала краски, песни, прекрасную пищу своего народа. Теплота приема подарила ей состояние счастья. Разные проделки, которым в этот раз научился Томас, казались особенно забавными. На мгновение вновь желая испытать ощущение безопасности, которое в детстве дарила ей жизнь, она как бы вернулась туда, где ее чувства были простыми и бесхитростными. Она не удивилась, узнав, что великий вождь всецело против ее путешествия. Он говорил долго и сказал, что она отправляется в чужую землю на другой стороне моря, где за каждым деревом притаился враг. Его забота тронула ее сердце, и когда они прощались, она искренне пообещала вскоре навестить Паухэтана опять. Однако, когда месяц спустя Покахонтас готовилась снова пойти к отцу, она получила от него сообщение, в котором он ни под каким видом не разрешал ей появляться у него. Гонец продолжал говорить, и удивление Покахонтас сменилось ужасом. Посланец сказал, что несколько паухэтанских поселков недалеко от побережья, включая Веровокомоко, поражены страшной болезнью. Некоторые взрослые, а за ними и дети стали вялыми, потом их охватил жар, и все тело покрылось красными пятнами. В течение нескольких дней многие из них умерли, включая обоих детей ее сестры Мехты и миловидную Сачу, неверную жену Паухэтана. В изгнании она исхудала и постарела, а теперь вот и унесена лихорадкой. Гонец заверил Покахонтас, что великий вождь чувствует себя хорошо. Он сказал ей, что, хотя кара была грозной, неспособность жрецов отвести зло напугала людей не меньше, чем сама болезнь. Впервые на памяти племени жрецы оказались не в состоянии принести облегчение людям колдовством и врачеванием. Великий вождь запретил кому бы то ни было покидать или навещать пораженные недугом поселки, чтобы злые духи не могли перейти с человека на человека. Гонец сказал, что южная часть Семи Королевств повержена в отчаяние. Когда Покахонтас посоветовалась со своими друзьями в Энрико, те сказали, что их дети иногда болеют такой болезнью, но большинство их выздоравливает. Некоторое время назад в Джеймстауне заболели два человека, но зараза не распространилась. В течение нескольких недель Покахонтас пристально наблюдала за Томасом. Она часто купала его, терла, пока он не начинал протестующе кричать. Лишний раз кормила его и молилась. Когда появились первые бледно-желтые нарциссы, приготовления к путешествию усилились, Ролфы должны были отплыть в ближайшее время. Покахонтас собиралась взять с собой дюжину сопровождающих, включая Мехту и ее мужа Томоко. Когда Покахонтас смогла навестить отца, он сказал, что поездка отвлечет Мехту от ее горя, а перемена обстановки может поощрить ее и мужа родить еще детей. Покахонтас согласилась и сказала, что у нее тоже есть одна просьба — Памоуик. Великий вождь дал согласие, но скептически поджатые губы выражали его отношение ко всей этой затее. Он крепко прижал ее к себе на прощанье. Покахонтас не сомкнула глаз в ночь перед отплытием в Старый Свет. Непривычная кровать в доме сэра Томаса в Джеймстауне, возбуждение, ожидание и неясный страх прогнали сон. Но, когда она увидела знакомые очертания «Трежера», отремонтированного и нагруженного товарами для путешествия в Англию, все ее сомнения улетучились. Пристань была заполнена людьми, пришедшими пожелать счастливого пути. Все, кто мог оставить работу, пришли сюда, чтоб прокричать юной принцессе, которая снова взяла на себя заботу о колонии: «Попутного ветра!» До самого последнего момента, когда корабль уже отдавал швартовы, Покахонтас надеялась увидеть отца или хотя бы его посланника. Во время ее последнего визита к нему ей показалось, что он хотел бы еще раз повидать ее перед отъездом. Ее острое разочарование смягчилось, когда на пристани она увидела Наху и Починса. Наха даже сама подумывала отправиться в Лондон, но Покахонтас знала, что она никогда не оторвется от Починса на такое долгое время. Сэмюэл Эргалл вел корабль по широкой — в милю — реке под легким бризом, по спокойной ее глади. Когда повернули к устью реки на выход в залив, впередсмотрящий крикнул: — Мелкие суда! Все бросились к перилам. Впереди от одного берега до другого плотно стояли каноэ, как цепь ярких цветов. Покахонтас схватила за руку сынишку, который громко закричал от удовольствия при виде воинов в полной боевой раскраске, в боевых головных уборах, гремевших морским напевом. Великий вождь прибыл проводить их. Паухэтан не ступил бы туда, где живут тассентассы, но река принадлежала ему, и он отказался дать кораблю пройти, пока не попрощался с дочерью и внуком. После первого ужина в море Дейл вынул письмо. — Сэр Эдвин Сэндис прислал письмо, принцесса, в котором сообщает, что ваш старый друг Джон Смит напишет от вашего имени ко двору. Сэндис уверен, что король и королева захотят принять вас. Волна гнева накатила на Покахонтас. «Я только начала путешествие, — подумала она, — и уже в ярости на себя. Я не могу позволить памяти вмешиваться в мою жизнь таким образом!» Она извинилась и вышла из-за стола, поднялась на тихо покачивавшуюся палубу и встала у поручней, глядя на светящуюся воду. «Я не хочу чувствовать себя загнанным зверем, — волновалась она. — Я должна найти в себе силы!» Глава 25 Лондон, июнь 1616 года Покахонтас нежилась в солнечном свете, падавшем на ее постель теплым озером. Прием, который оказывали ей на улицах, в комитетах парламента, на балах, наполнял ее ликованием. Казалось удивительным, что она так может нравиться людям. Покахонтас понимала, что не только она сама привлекала всех тех, кто завалил ее приглашениями, но и Новый Свет, который она представляла. Но все равно, так упоительно было чувствовать себя столь важной особой. Она испытывала удовлетворение оттого, что может предложить новую жизнь такому большому числу лондонских бедняков и бездомных, способствуя деятельности Виргинской компании. Наступило утро третьего дня пребывания Ролфов и их свиты в Лондоне, в гостинице, предоставленной им компанией. Покахонтас потянулась, вспоминая, как поразил ее вид Лондона в первый же день, как только они сошли на землю. А теперь уже даже запахи не беспокоили ее так сильно. Они казались небольшой платой за возможность видеть возвышающиеся белые здания, расчерченные крест-накрест тяжелыми дубовыми балками, парки, утопающие в цветах и полные птиц, а главное, людей — болтливые, шумные толкающиеся толпы, заполнявшие улицы. Она полюбила эту суету — громыхание карет, окрики носильщиков, несущих портшезы, мычание скота, ведомого на рынок, резкие голоса уличных торговцев. Если Покахонтас начинало казаться, что все происходящее слишком невероятно, чтобы быть правдой, ей достаточно было высунуть голову из окна гостиницы «Белль соваж», чтобы сразу окунуться в водоворот звуков и движения на улице внизу. Она настолько увлеклась уличными сценами, что иногда на несколько часов забывала о том стуке в дверь, который боялась услышать. Поначалу владелец гостиницы пугался слуг-паухэтанов, выглядевших в своих обычных одеждах несколько устрашающе. И кроме того, они чистили все, что попадалось на глаза, с такой яростью, что он вздрагивал при мысли, как бы эта сила не была использована в порыве гнева. Но когда исчезли мыши и крысы, он пришел к заключению, что в этих иноземных обычаях кое-что есть. Он сказал сэру Эдвину, что настолько привязался к маленькому сыну принцессы, что готов отдать свою гостиницу в полное их распоряжение, пока сэр Эдвин изволит платить. Сэр Эдвин Сэндис приказал Покахонтас отдыхать утром подольше. Череда балов, приемов, сборов средств и общественных мероприятий в ее честь и в пользу Виргинии очень быстро вымотают ее, если она не побережет себя. Ему не было нужды напоминать ей, что на ее приезд сюда были затрачены время, усилия и деньги, и делалось это для привлечения в Виргинию поселенцев и акционеров. Она исполняла то, что он говорил, потому что ей очень нравился ее влиятельный, но обаятельный покровитель. Она лениво вспоминала о шуршании и шелесте бального платья бледно-лилового цвета, которое было на ней накануне вечером, и о распорядителе, самым громким голосом возглашавшем их имена, где бы они ни появлялись: «Миссис Ролф, принцесса Покахонтас, и Джон Ролф, генерал Виргинии». Она с удовольствием вспоминала восхищенные взгляды мужа, которыми он одаривал ее, когда она безупречно выполняла сложные фигуры бранля, слегка опираясь пальцами на атлас рукава принца Уэльского. Принц Чарлз забросал ее вопросами о ее отце и народе. Он был увлечен всем, связанным с Виргинией, и негодовал, что ему не разрешают отправиться в Новый Свет, чтобы увидеть все своими глазами. — Мне говорят, что там пока небезопасно путешествовать, — сказал он, и на его приятном юном лице отразилось презрение к робости старших. Покахонтас внезапно села в постели и резко откинула одеяло, вспомнив все, что произошло в тот вечер. Прием в своем городском доме, увешанном брюссельскими гобеленами, давал крупный вкладчик Виргинской компании сэр Томас Легг. Восторженные гости внесли значительные суммы, поглотив при этом горы холодной лососины и залив ее бесчисленным количеством графинов рейнвейна. Сидя за столом хозяина, Покахонтас наслаждалась клубникой со сливками и, верная долгу, слушала пухлого младшего министра иностранных дел, разместившегося справа от нее. — В эти трудные для Виргинии времена вам посчастливилось выйти замуж за одного из нас. Остальные ваши люди могут оказаться не столь защищенными.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!