Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 20 из 36 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Отец, я внимательно прислушиваюсь к твоим пожеланиям. Но сейчас я должна доставить провизию и исполнить свой долг. Через несколько дней я вернусь. Сохраняя бесстрастное выражение лица, она попрощалась с ними обоими и вышла из помещения. * * * Передвигаясь по лесу, Покахонтас была непривычно резка со своими сопровождающими. Внутри у нее все кипело. Конечно, она не могла винить Кокума за то, что он взял другую женщину, или много женщин, раз уж на то пошло. Она не могла по-настоящему обвинять и Мехту. Ведь Покахонтас открыто воспротивилась своему браку. Но почему, продолжая настаивать, что хочет меня, Кокум спит с моей сестрой? От этого все только усложняется. Его двуличие хуже всего. Она заставила братьев и воинов бежать легкой рысцой. Ей казалось, что так она убегает от нелегких дум. К тому времени, как они добрались до своего лагеря, мысли Покахонтас прояснились. Она только беспокоилась за Секотина. Можно ли на него положиться? Кто отправил ее отцу донесение о новых колонистах до того, как она успела сама сообщить ему об этом? Внезапно Покахонтас ощутила одиночество. Отца она рассердила, сестра предала ее, и в брате она не уверена. А что до Кокума... — тут Покахонтас тряхнула головой. «По крайней мере, его поведение освободило меня от его власти над моим телом», — сказала она себе. Следующее утро было необычно теплым, и солнце светило ярко, когда Покахонтас, ее братья и воины совершали короткий переход в форт, неся провизию от Паухэтана. Крытые тростником крыши форта сверкали в прозрачном воздухе, часовой прокричал приветствие, а несколько человек побежали помочь паухэтанам донести груз. Мужчины радовались в предвкушении пищи, неся на кухню и на склад кукурузу и сушеные продукты. Еды все время не хватало. Ступив в форт, Покахонтас почувствовала облегчение. Она попыталась скрыть свое оживление, оглядываясь в поисках капитана Смита. Как много новых людей, подумала она, наверное, сотня. Большая их часть собралась у церкви. Вероятно, сегодня особый день богов — воскресенье. Теперь она уже знала, как отличить рабочего от джентльмена. На джентльменах были яркие одежды из блестящего атласа и тафты, богато вышитые и украшенные фестонами, на головах у них красовались большие шляпы с перьями. — «Но перьев несравненно меньше, чем носим мы», — сказала она себе. Рабочие же носили тяжелые башмаки, простые камзолы из домотканого холста или полотна и такие же брюки, головными уборами им служили маленькие плоские береты. Новые колонисты с любопытством смотрели на оказываемые Покахонтас и ее братьям знаки внимания. Они уже знали, что перед ними принцесса, знаменитая дочь великого короля Паухэтана. В теплом воздухе носилось предчувствие веселья, и мужчины шутили и смеялись, направляясь по тропинке от церкви к речному берегу. Все население форта было приглашено на борт «Сьюзн Констант» на обед с вином и ромом, чтобы отпраздновать день рождения капитана Ньюпорта. Можно было немного отдохнуть: кладовые полны, пятьдесят книг ждут их, и отношения с дикарями относительно добрые. Более того, Лондон не выражает неудовольствия медленным расширением колонии и уверен в будущем их предприятия. Покахонтас приняла приглашение от Смита и Ньюпорта подняться на борт вместе с братьями, хотя знала, что испытание будет жестоким. Она никогда не сможет привыкнуть к этому запаху. Она как-то сказала Джону Смиту, что хотела бы прислать на корабль паухэтанских женщин, чтобы они отмыли его дочиста, но он только рассмеялся. Своих воинов она оставила ждать на берегу, и они тесной группкой стояли или сидели у ворот. Солнце, теплый воздух и хорошая еда ободрили людей. Они рассказывали друг другу разные истории, пели песни и передавали по кругу бутылки с ромом. И никто не обратил внимания на спираль дымка, поднявшегося из помещения по соседству с кухней, потому что из груб обычно шел дым. А немного спустя никто не заметил и вырвавшихся следом за дымом языков пламени. Высокий отчаянный крик наконец ворвался в празднество. Все глаза повернулись к берегу. Воины Покахонтас кричали и махали луками. А позади них кухня была объята огнем. Люди бросились к веревочным трапам и посыпались в баркасы. Многие прыгали прямо в море и плыли — до берега было недалеко. — Ведра, ведра! — крикнул кто-то из яростно гребущих к форту. Быстро образовалась живая людская цепь, по которой от берега в форт стали передавать ведра с водой. Но справиться с пламенем, раздуваемым слабым ветром, не удавалось. Крытые тростником крыши стреляли огнем, и скоро загорелось большинство деревянных и глинобитных домов. Обжигающий воздух пожара отгонял воюющих с огнем, столбы пламени взвивались в ночное небо, как знамена. — Кладовая! Обливайте кладовую! — закричал Смит, перебегая от одного строения к другому и направляя водоносов. — Смотри, церковь занимается! Покахонтас подбежала следом за ним и принялась гасить пламя своей накидкой. Ее братья и воины тоже пустили в ход свою кожаную одежду, ногами затаптывали тоненькие язычки пламени, подбиравшиеся все ближе. Но огонь был уже повсюду, с жадностью пожирая каждый новый кусочек дерева. Яркий свет слепил как сотня солнц, жар опалял кожу. Рев пламени разрывал барабанные перепонки, а дым разъедал глаза, нос и горло. Внезапно переменившийся ветер застал Покахонтас врасплох. Она пошатнулась и чуть не упала, спасаясь от огненных разрядов. Смит подхватил ее и оттащил в сторону. На одно неуловимое мгновение они заглянули друг другу в глаза, их сердца забились быстрее. Они не видели своих измазанных копотью лиц и порванной одежды. Они снова почувствовали то полное единение, которое охватило их у камней смерти в Веровокомоко. Когда Смит отпустил ее, Покахонтас поняла, что он принял решение: прежде чем побежать к реке, он быстро сжал ее руку. Прикосновение было новым. Оно было собственническим. Колонисты боролись с огнем до появления на темнеющем небе первых звезд и уже падали с ног от изнеможения. Когда наконец они справились со стихией, опустошение было так велико, что стоявшие группами мужчины плакали, глядя на пожарище. Погибли все припасы, включая и те, что несколько дней назад были доставлены из Англии. От церкви осталась груда головешек, уничтоженной оказалась и новая библиотека. От большинства домов остались дымящиеся развалины. И только кладбище с деревянными крестами стояло чистым и нетронутым в наполненном дымом воздухе. Покахонтас в ужасе смотрела на разрушения, когда услышала позади себя голос. — Откуда мы знаем, что поджог устроили не эти дикари? — спросил один из вновь прибывших из Англии. Все взгляды устремились на воинов Покахонтас, и над усталой толпой пробежал шепоток. Колонисты выглядели мрачно: рубахи и камзолы перепачканы копотью, покрыты пятнами пота, брюки вымокли в речной воде. — Только они оставались на берегу! — выкрикнул другой голос. Некоторые из мужчин смотрели уже с угрозой. Покахонтас быстро подошла к братьям и воинам и встала перед ними, являя собой королевскую власть и защиту. — Не будьте глупцами, — встал между Покахонтас и своими людьми Смит. — Они принесли нам провизию. Или вы думаете, что они одной рукой дают, а другой забирают? Они — послы великого короля Паухэтана. Все молчали. Смит продолжил: — Недавно прибывшие, запомните, что принцесса Покахонтас — преданный и настоящий друг нашей колонии. Я собираюсь проводить ее и ее людей до их лагеря. Мы нуждаемся в их пище больше, чем когда-либо. Идя вместе со Смитом к воротам, Покахонтас ни о чем его не спрашивала. Он только что предотвратил беду. И еще она знала, что он хочет наконец-то остаться с ней наедине. Быстро шагая со Смитом к лесу, она ощущала, как от его тела волнами исходит желание. Он не поворачивался к ней, не глядел на нее, но Покахонтас заволновалась, что братья впереди могут почувствовать окутывающую их обоих страсть. Она посмотрела на них. Излучает ли ее тело такую же силу, как тело Джона Смита? Так ли осязаем и ее животный голод? Ее бросало то в жар, то в холод, и она чувствовала, что слегка задыхается. — Иди с братьями, — рука Смита обожгла ее ладонь крепким пожатием, он говорил тихо, и голос его был хриплым. — Когда они уснут, приходи к брошенному волчьему логову. Они не взглянули друг на друга, не сбились с шага. Ей не нужно было отвечать. Паухэтаны смертельно устали от борьбы с огнем и заснули чуть ли не раньше, чем упали на землю. Покахонтас быстро поплескала питьевой водой из тыквенных бутылей на лицо и тело. Она не стала одеваться, а просто завернулась в меховую накидку, свисающие хвосты бились о ноги. Неслышно покинув лагерь, полмили до логова она бежала. Она не могла бежать быстро, и, когда добралась до места, ее дыхание походило на всхлипы. Логово находилось в ложбине и было скрыто густыми кустами и папоротником. Ночь была темной, почти непроглядной, но она моментально почувствовала Смита. В ту же секунду он взял ее одной рукой за запястье, другой обнял ее. Он был груб, найдя ее губы своими. Непривычное ощущение — прикосновение бороды к ее коже, острое покалывание — воспламенило ее чувства. Жажда губ и тел соединила их. Покахонтас застонала, когда он упал на колени и повлек ее за собой. Он тесно прижал ее к себе. Возбуждение опасности и непреодолимое требование чувств переплелись и разбудили в ней неистовство, которого она не ожидала, никогда не знала. Она хотела бы поглотить его своей любовью. Ее тело казалось ей чужим. Оно двигалось с трепетной чувственностью, то замирало, то затихало совсем, лишь чуть заметными движениями приближая взрыв желания и наслаждения. Она чувствовала себя частью мужчины, дающего ей такую радость, его кожа стала ее покровом, их сердца слились в одно. Потом она вдруг ощущала себя настолько беспомощной перед малейшей его прихотью, что, казалось, теряла сознание от сладости подчинения. И все же она знала, что именно ее страсть несла им обоим это дивное ощущение, что ее сила вела их двоих к беззащитной радости. Все ее существо было во власти восторга, и она с готовностью отдавала свое тело и разум мужчине, нежно ею любимому. Кульминация придала ей сил и пылкости для соединения с ним снова и снова. Их страсть буйствовала и ничуть не была утолена к тому моменту, когда забрезжил рассвет и они поняли, что должны расстаться. Сила их потребности друг в друге была пугающей, они смотрели друг на друга по-новому и с тревогой. Смит застонал. Он не мог оторваться от нее. И снова привлек к себе. Покрыл поцелуями руки, груди, рот, распаляя ее тело, и они снова предались любви, как в первый раз. Наконец Смит отстранился. — Нам надо найти безопасное место. Это логово слишком хорошо известно. Мы не должны рисковать — твой отец может разлучить нас. — Я найду такое место. — А сейчас надо спешить. Светает. Поговорим потом. Уходи первой. Покахонтас бросила на него быстрый взгляд через плечо и убежала. Ее ноги были легче пуха. Она не спала целые сутки, но никогда еще не ощущала себя такой свежей и живой. Каждый мускул, каждая клеточка ее тела, ее разум пели от счастья. Она чувствовала себя наполненной. Просыпавшийся вокруг нее лес был частью ее. И она была частью темной земли и крикливых морских чаек. Гармония тела и разума давала ей такую радость. Ничто не стесняло ее. Оказавшись вблизи тихого, сонного лагеря, она упала на колени и протянула руки к небу. Глава 14 Веровокомоко, февраль 1608 года Потребовалось пять раз совершить переход между поселением ее отца, великого вождя, и фортом колонистов, чтобы подготовить в Веровокомоко встречу между двумя предводителями. Способность Покахонтас вести переговоры с бывалым Ньюпортом и своим суровым отцом произвела на Смита впечатление. Обсуждение условий затянулось на месяц. Покахонтас курсировала туда и обратно, доставляя провизию лишившимся пищи англичанам и налаживая контакты между двумя лагерями. Вопрос был в том, кто возглавит колонистов? Смит как приемный сын Паухэтана полагал, что он поведет первую группу. Но затем решили, что тридцать колонистов во главе с Ньюпортом и Смитом поплывут на полубаркасе «Дискавери» в Кекоутан. Там они засвидетельствуют свое почтение дружественному королю Починсу, насладятся великолепным угощением, а на следующий день отправятся дальше, чтобы высадиться уже на земле великого короля. Оттуда Смит поведет в поселок передовую группу, чтобы подготовить встречу между Паухэтаном и Ньюпортом. Смит пригласил Покахонтас плыть вместе с ними на «Дискавери», но она сказала, что будет приличнее, если она, когда прибудут англичане, будет стоять рядом с отцом. Смит согласился, что это разумно. А пригласил, чтобы показать ей, как велико его желание не расставаться с ней. Он мечтал, как было бы чудесно, если бы она была рядом с ним в этом коротком путешествии, потому что из-за ее перемещений между фортом и Веровокомоко у них оставалось очень мало времени, чтобы побыть вдвоем. С самого начала, на следующий день после пожара, он объяснил ей, что они могут подвергнуться суровому осуждению и в форте, и в Англии, если возникнет хоть малейшее подозрение, что между ними существуют близкие отношения. Он был простым человеком, а она — принцессой. Положение их опасно еще и потому, что и великий король не одобрит этого. А если он разгневается по-настоящему, то не станет больше мириться с присутствием англичан и уничтожит их одним ударом. Покахонтас внимательно выслушала его и признала, что он прав, но все равно молила его: — Дай мне забыть обо всем хотя бы на мгновение, пожалуйста! Когда он вспоминал об их первой ночи, его решимость слабела. Он знал, что если это искушение повторилось бы даже тысячу раз, он поддался бы ему. Позже, встретившись уже не в такой спешке, они обнялись и поклялись соблюдать осторожность. И не только потому, что нельзя было выдавать себя. Но сами их чувства требовали полной тайны, их потребность друг в друге была слишком глубокой. Они знали, что должны встречаться украдкой, что встреч будет немного и они всегда будут опасными. Смит обнаружил, что он с трудом владеет собой, когда присутствует на бесконечных встречах и переговорах. Видеть движение губ Покахонтас, колыхание ее груди, когда она двигалась, взлет бровей, когда обдумывала ответ колонистов на предложение паухэтанов, и при этом знать, что, возможно, еще несколько дней им не придется встретиться наедине. Ощущение было полно горечи и сладости, и иногда Смиту даже хотелось вскочить и выбежать из помещения. Никогда раньше он не переживал ничего подобного. Он чувствовал, что тщетно борется и слабеет в борьбе с неутихающим голодом по ее телу. Но и не только. Сама Покахонтас завораживала его. Такой женщины он никогда не встречал. День, когда они отплыли из Кекоутана в Веровокомоко, выдался ветреный, шел сильный дождь, какой редко бывает в Англии. На их островах идут мелкие, словно пыль, дожди, на которые можно не обращать внимания. Будто Господь смягчился, когда направлял ветры через Атлантику. Этот же ливень был похож на потоки воды, ведрами выливаемой на землю. В Новом Свете климат более резкий, чем в Европе, подумал Смит. Снега выпадает больше, жара изнурительней, холод гораздо сильнее, а ветры вдвое порывистее. К полудню потоп прекратился, и над блестящими берегами встало солнце, большое и сверкающее. «Дискавери» бросил якорь в бухте, которую паухэтаны называли Поэтан. На берегу ждали двести лучших воинов Паухэтана, их яркие меха и перья сияли в ярком свете. Смит и восемнадцать человек, отобранных для передового отряда, приготовились к высадке, а Ньюпорт оставался на борту под охраной двенадцати. Смит взял с собой подарки короля Якова — белую борзую, красные шерстяные одежды и шляпу с конусообразной тульей, какую носил и сам король Яков. Как только Смит и его люди ступили на берег, воины прокричали слова приветствия и высоко подняли вверх луки, размахивая ими. Воины быстро окружили колонистов и повели их вперед, монотонно напевая при переходе по мосткам, наведенным через зыбкие топи. Так они сопроводили их в поселок. Впереди, у жилища Паухэтана, ожидали еще пятьсот воинов с оружием в руках. Вдоль тропы, через каждые несколько футов, были расставлены большие блюда, на которых грудами лежал чудесный хлеб с хрустящей, поджаристой корочкой. — Какая встреча! — обратился к своим людям Смит, когда они входили в дом. — Паухэтан не оставляет нам сомнений в его власти и богатстве. И он оказывает нам большие почести. В помещении, сверкавшем всеми красотами, своем возвышении из мехов, в полных церемониальных одеяниях восседал величественный король. Вокруг него стояли его приближенные, разглядывая вошедших с явным любопытством. Тридцать или больше новых жен, блестя украшения из меди и жемчуга, одетые празднично и соблазнительно, широко открытыми глазами смотрели на англичан. На всех женщинах были головные уборы из перьев сочных красного, пурпурного, зеленого и желтого цветов, выполненные столь искусно, что струились подобно каскадам шелковых тканей. Мужчины Смита затаили дыхание и остановились. Они никогда раньше не видели такого буйства цвета. Ему пришлось подтолкнуть их вперед, в тронное помещение, которое была залито светом длинных факелов. Смита охватила радость при виде Покахонтас. Она стояла рядом с отцом, одетая в белое, ее головной убор был сделан из лебединых перьев. Она и Смит лишь едва обменялись приветствиями. Великий король знаком велел Смиту и его людям садиться, и воины, заполнившие помещение, огласили его таким громом приветствий, что, казалось, взлетит крыша. Праздник начался с разнообразных угощений. Пришлось показывать людям Смита, незнакомым с ритуалом омовения рук до и после еды, что делать с предложенными им сосудами с водой и индюшачьими перьями для вытирания рук. Затем настал черед речей. Англичан предупредили, что они будут долгими, а Смит думал о том, как отличается нынешнее его пребывание в Веровокомоко от предыдущего. Великий король не произнес речь, он даже не потрудился встать, принимая подарки короля Якова. Три его правителя выполнили все церемонии и взяли подарки, хотя в глазах Паухэтана мелькнула искорка удовольствия, когда привели белую борзую. Покахонтас засмеялась и захлопала в ладоши, снова увидев собаку. Смит улыбнулся и подумал, кто же в конце концов станет хозяином прекрасного животного? Пока лились бесконечные речи благодарности, он поймал себя на том, что слишком часто посматривает на Покахонтас, но она ни разу не взглянула в его сторону. Он смотрел на изгиб ее высоких скул, на линию руки и восхищался ее способностью так долго оставаться неподвижной. Речи были расцвечены щедрыми изъявлениями благодарности за подарки и обещаниями снабдить колонистов достаточным количеством кукурузы и мяса, пока они не вырастят свой урожай. Смит был рад, что подарки короля Якова, по крайней мере, обеспечили колонистам провизию, но знал, что самая трудная часть сделки еще впереди. Когда на бледном небе стали появляться первые звезды, король Паухэтан подался вперед и сам начал говорить. Речь шла о том, что ему действительно было нужно — об оружии англичан. — Оставьте ваше маленькое оружие здесь, в этой комнате, — сказал он. — Посмотрите, у моих воинов нет их орудий войны. Смит ответил: — Этого желают наши враги и никогда — друзья. — Но быстро добавил: — Мы отдадим свои большие ружья и наших людей в твое распоряжение, чтобы помочь тебе в войнах против монаканов. — Я хотел бы получить несколько больших пушек для себя. Паухэтан медленно улыбнулся, но его улыбка редко отражалась в его глазах. — Мы предложили пушки твоему человеку — Рауханту, но он не захотел их взять. Паухэтан засмеялся:
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!