— Она сказала сейчас, что Стас много про меня расспрашивал. — Иван фыркнул. — И сказала, как ужаснулась, когда всё это появилось в Сети. — Что же теперь делать? — чёрные Сонины глаза продолжали смотреть на него испуганно. — Ничего не делать, — вздохнул Иван. — Сейчас я сяду работать, а ты не будешь мне мешать. Он постучал пальцем по её носу, засмеялся и подошёл к компьютеру. Ему действительно стоило поторопиться, он и так всё утро пробездельничал. * * * Без Стаса стало заметно труднее. Антон слонялся по кабинетам потенциальных заказчиков, демонстрировал работу программного обеспечения и объяснял, какая это перспективная работа. Работа действительно была перспективная и выполнена на хорошем мировом уровне, но чувствовал он себя при этом бедным просителем. Впрочем, так оно и было. Заказчиков он, кажется, сумел заинтересовать, но почему-то не радовался, а злился. Ещё больше разозлился, когда возвращался на работу, пробки были ужасные. Собственно, на работу можно было не ехать, рабочий день уже кончился. Выходящие в коридор двери офисов были закрыты, секретарша давно ушла, даже свет в коридоре горел не так ярко, как днём. Антон отпер кабинет, швырнул сумку на стул и постоял, раздумывая, включить ли компьютер или сразу отправиться домой. Ехать сразу домой было уж совсем глупо, и он включил компьютер. Ничего срочного в компьютере не оказалось. Работа по последнему проекту шла даже с опережением графика. Где-то рядом щёлкнул замок. Антон прислушался. Показалось, решил он. Кроме совсем слабого шума улицы никаких звуков не доносилось, но он зачем-то выглянул в коридор. Коридор был пуст. Антон вернулся к столу, но тут опять послышался тихий стук. Он снова выглянул в коридор и снова послушал тишину. Неожиданно ему стало не то чтобы страшно, но как-то беспокойно. И что уж совсем удивительно, захотелось почувствовать в руке оружие. Оружия он не касался со времён обучения военному делу в университете, да и там хорошим стрелком себя не показал. Тихий стук раздался снова, когда он собрался прикрыть дверь кабинета. Звук был слабым, в разгар рабочего дня он бы его не услышал. Антон медленно отпустил ручку двери и сделал шаг в коридор. Несколько секунд стояла тишина, а потом послышался шорох, скрип. Звуки доносились из-за соседней двери, из кабинета Стаса. Бывшего кабинета. Медленно переставляя ноги, он сделал ещё несколько шагов. Потом всё произошло быстро. Дверь кабинета Стаса приоткрылась, Антон рванул её на себя, схватил злоумышленника за плечо и тут же отпустил. А ещё нервно рассмеялся. Как идиот. Анастасия Берестова прятала от него испуганные глаза. Она даже как-то сжалась, сделавшись меньше ростом. — Что ты здесь делаешь? Она не знала, что он вернулся. Иначе не полезла бы в кабинет к бывшему боссу. — Что ты здесь делаешь, Настя? Она молчала, закусив губы, и боялась на него посмотреть. — Насть, ну говори, — попросил Антон. — Что ты искала в кабинете? Стук, который он слышал, издавали закрываемые дверцы полок. Мог бы и раньше догадаться. Она наконец на него посмотрела и покачала головой — не скажу. — Ты отравила коньяк и теперь уничтожаешь следы преступления? — пошутил Антон. Она была такая несчастная, что ему захотелось её обнять. Обнимать её он не стал, просто потрепал по плечу и, взяв за руку, повёл к себе в кабинет. Она не сопротивлялась, покорно за ним побрела. — Садись, — Антон подвёл её к стулу. А сам сел в кресло, как и положено начальнику и хозяину кабинета. — Что ты там делала? Говори скорее, а то я умру от любопытства. Она вздохнула, подняла на него глаза и тут же отвела их в сторону. Сейчас глаза не казались жёлтыми, но он не мог рассмотреть, какого они цвета, потому что она смотрела вниз, на столешницу. — Искала коньяк. — Какой коньяк? — У Стаса был коньяк для моего дяди. Стас сам мне сказал, что у него есть коньяк для дяди. Дядя врач, Стас у него лечился. — Она помолчала. — Стас во вторник девятнадцатого должен был пойти к дяде на приём. Но не пришёл. Во вторник Стас никуда не мог пойти, потому что был уже мёртв. — Стас всегда приносил дяде коньяк. Дядя ещё над этим смеялся. Я подумала… Может быть, убить хотели не Стаса?.. — Подожди! — Антон потряс головой. — Ты допускаешь, что отравленный коньяк предназначался твоему дяде? Она покивала — допускаю. Глаза у неё опять стали жёлтыми, только очень испуганными. — Если бы бутылка стояла здесь, я бы перестала это допускать. Но её здесь нет, я везде посмотрела. — У кого-то есть причины, чтобы убить твоего дядю? Она была очень несчастной, но он понятия не имел, как её развеселить. — Нет. Не знаю, — Настя пожала плечами. — Мне хотелось найти коньяк, чтобы быть уверенной… Ей хотелось найти коньяк, предназначенный её родственнику, чтобы быть уверенной, что убийство не имеет к нему отношения. Антон её понимал, ему тоже не хотелось, чтобы убийство имело отношение к его семье. Впрочем, слава богу, к его семье убийство и так не имеет никакого отношения. Зазвонил телефон, Антон посмотрел на экран, но отвечать не стал. Звонила Камилла, а ему почему-то не хотелось разговаривать с женой при Берестовой. — Пойдём домой, Настя, — сказал он, поднимаясь. — Поздно уже. Отвезти тебя? — Нет, спасибо. — Она тоже быстро встала и, повернувшись, пошла к двери. Спина у неё была узкая, а ноги, обтянутые джинсами, стройные. Завитки волос крупными кольцами падали на плечи. Дверь за ней тихо закрылась. Антон повертел в руках телефон, решая, не перезвонить ли Камилле. Не стал, сунул телефон в карман, запер кабинет и спустился к машине. 8 июля, среда Отказ Ивана стал тяжёлым ударом. Юля отказа не ожидала, поступок Ивана казался предательством, подлым и незаслуженным. Впрочем, если её предал Стас, чего же требовать от посторонних… Во время их первой встречи Кургин показался ей человеком мягким, безотказным, а Юля всегда считала, что в людях разбирается неплохо. Она удивилась, когда Стас объяснил, что Кургин известный оппозиционный журналист. Для оппозиционной деятельности требуется некоторая жёсткость, которой она в Кургине не заметила. Но это, конечно, если оппозиционная деятельность изначально не направлена на то, чтобы исподтишка подыгрывать действующей власти, уводя протестное движение в пустоту. Она тогда так и сказала Стасу, что Кургин по-настоящему против власти не пойдёт, характер не тот. Стас тогда с ней не согласился. Не в том смысле, что Кургин против власти не пойдёт, а в том, что твёрдости в нём мало. — Нет, Ванька упрямый, — сказал тогда Стас. Думать о Стасе было больно. Иногда боль усиливалась и начинала казаться нестерпимой. Иногда стихала, но Юля знала, что это ненадолго.