Вулф Подрыв здания, которое принадлежало Артуру и служило лабораторией по производству наркотических веществ, произошел в обычный вторник. Святоши не действуют напрямую, и кое-кто прекрасно выполнил за меня эту работу. Следующие четыре дня я выламывал Уайту и Бишопу руки, пока они не сдались и не согласились отправить еще пятьсот копов для круглосуточного патрулирования. Улицы Чикаго необходимо было защитить от мной же устроенной заварушки. Счет взлетит до небес, но деньги отслюнявит не штат Иллинойс, а Уайт и Бишоп, в карманах которых они прочно осели. Деньги, что дал им мой будущий тесть. Который, кстати, сменил пластинку: вместо того чтобы уговорами склонить дочь к дружбе со мной, он предпочел вернуть должок, забросав парки Чикаго мусорными кучами. На большее он не осмелился пойти, учитывая, сколько я накопал на него компромата. Ведущий игрок здесь я. Тронет мое, даже просто машину поцарапает, – заплатит внушительную цену и получит в качестве бонуса ненужное внимание со стороны ФБР. Мусор по моему приказу собрали волонтеры и выкинули в сад Росси. Тогда и посыпались звонки. Дюжины звонков. Словно от навязчивой пьяной бывшей в День святого Валентина. Я не отвечал. Я же сенатор. А он – гангстер с огромным количеством связей. Может, я и женюсь на его дочери, но слушать его бред не стану. Моя задача – расчистить улицы, которые он замарал наркотиками, оружием и кровью. Я старался как можно реже бывать дома, а это было нетрудно, учитывая частые разъезды между Спрингфилдом и Вашингтоном. Франческа продолжала упрямиться и ужинала в своей комнате. Плевать. Однако она выполнила свои обязательства: продегустировала торт, примерила платья и занималась остальной предсвадебной хренью, которую я на нее свалил. Хотя мне было все равно, даже появись она на свадьбе в огромном чертовом полотенце. Меня не интересовала симпатия невесты. От нее я хотел лишь внести поправки в условие не трахаться с другими до того, как у меня отвалятся яйца. И пусть живет на своей половине дома или – еще лучше – на другом конце города до самого последнего вздоха. На пятый день, после ужина, я сидел в своем кабинете, зарывшись с головой в бумаги, когда Стерлинг вдруг позвала меня на кухню. Часы показывали больше одиннадцати, а Стерлинг, как правило, хватало ума не мешать мне, поэтому я понял, что дело было жизненно важным. Меньше всего хотелось услышать, что Немезида планировала побег. Казалось, Франческа уже поняла, что ей не разорвать наше соглашение. Я спустился по лестнице. С кухни повеяло сахаром, хлебом и шоколадом. Сладкий, душный аромат, вызывающий воспоминания о прошлом и вонзающийся в сердце словно нож. Я замер на пороге, изучая миниатюрную решительную Стерлинг, которая ставила на длинный обеденный стол обычный шоколадный торт с сорока шестью свечками. У нее тряслись руки, и, когда я вошел на кухню, она вытерла их об испачканный фартук, избегая моего взгляда. Мы оба знали почему. – День рождения Ромео, – пробурчала Стерлинг и поспешила к раковине, чтобы сполоснуть руки. Легкой походкой зайдя на кухню, я вытащил стул и сел, смотря на торт так, словно он был врагом. Я был не особо чувствительным человеком и необычайно плохо помнил важные даты, поскольку все члены моей семьи были мертвы. А вот даты их смерти помнил наизусть. Как помнил и причину их смерти. Стерлинг протянула мне тарелку, на которую положила столько торта, что им можно было засорить унитаз. Я разрывался между желанием поблагодарить ее за то, что она отдает дань уважения человеку, которого я любил больше всех на свете, и желанием наорать за напоминание, что в моем сердце есть дыра размером с кулак Артура Росси. Вместо этого я набил себе рот тортом, даже не распробовав его. Потребление сахара не входило у меня в привычку, но было бы чересчур жестоко ни кусочка не взять в рот после всех перенесенных ею невзгод. – Будь он жив, то гордился бы тобой. Я сидел спиной к двери, и Стерлинг опустилась на стул напротив меня, обхватив руками запотевшую чашку с травяным чаем. Я воткнул в торт вилку, размазывая по тарелке слои шоколада, словно они были человеческими кишками. – Вулф, посмотри на меня, – попросила она, и я поднял на нее взгляд, чтобы успокоить ее по не совсем понятной мне причине. Не в моем характере быть милым и вести задушевные беседы. Но каким-то образом ее просьба вызвала во мне отклик, не похожий на презрение. Стерлинг округлила глаза небесно-голубого цвета и явно пыталась что-то мне сказать. – Будь с ней помягче, Вулф. – Это даст ей ложную надежду, что отношения между нами могут стать настоящими, а подобное слишком жестоко даже по моим стандартам, – процедил я и отпихнул от себя торт. – Ей одиноко. Она юна, оторвана от прежней жизни и очень напугана. Ты обращаешься с ней как с врагом, словно она уже тебя предала. Франческе известно лишь, что ты влиятелен, ненавидишь ее семью и не хочешь иметь с ней ничего общего. И все же ты ясно дал понять, что не отпустишь ее. Она узница, – бесхитростно подытожила Стерлинг, – за преступление, которого не совершала. – Это зовется залогом. – Я сплел пальцы, положил их на макушку и откинулся на спинку стула. – И мало чем отличается от той жизни, что у нее была бы с другим мужчиной. За исключением того, что в отличие от мафиози я не стану ей лгать, когда изменю. Стерлинг поморщилась, будто я ударил ее по лицу, а потом перегнулась через стол и взяла меня за руку. Я еле сдержался, чтобы не отпрянуть. Потому что ненавидел чужие прикосновения, если только не был задействован мой член, а Стерлинг была последним человеком на планете, которого я бы трахнул. Не говоря уже о том, что я особенно недолюбливал, когда она открыто проявляла эмоции. Это было неприемлемо и противоречило ее должностным обязанностям. – Одно дело – самой выбрать злосчастную судьбу, и совсем другое – насильно оказаться в нее втянутой. Если проявишь к ней милосердие, это не сделает тебя слабее. Напротив, тем самым ты убедишь Франческу в том, что уверен в своей власти. Она говорила как Опра. – Что ты задумала? – усмехнулся я. Если бы я мог кинуть Франческе денег и отправить ее в Европу в загул по магазинам вместе с ее кузиной Андреа, лишь бы на глаза мне не попадалась, то сделал бы это не задумываясь. Сейчас я даже Кабо рассматривал как вариант: и на одном континенте, и достаточно далеко отсюда. – Отвези ее к родителям. – Ты пьяна? – Я непонимающе посмотрел на нее. Надеюсь, нет. Стерлинг и алкоголь – смертельно опасное сочетание. – А почему нет? – Потому что ее отец стал причиной, по которой я праздную день рождения Ромео без самого Ромео. – Франческа не ее отец! – Стерлинг вскочила со стула и стукнула ладошкой по столу. Я даже не подозревал, что она способна произвести такой взрывной звук. Вилка на моей тарелке брякнула и свалилась на стол. – В ее жилах течет его кровь. Этого хватит, чтобы отравиться, – сухо ответил я. – Но не хватит, чтобы уберечь тебя от желания дотронуться до нее, – упрекнула Стерлинг. – Порча его дочери – приятный бонус, – улыбнулся я. Я встал и услышал, как за моей спиной упала ваза. Не сомневаюсь, что ее сбила моя будущая супруга, когда побежала обратно в свое крыло, застучав босыми ногами по ступенькам из темного дерева. Я оставил Стерлинг на кухне томиться от гнева и нарочито неспешно пошел за своей невестой. Поднявшись на второй этаж, я остановился между западным и восточным крылами и решил все же вернуться в свой кабинет. Нет смысла пытаться ее угомонить. В три часа утра, ответив лично на каждое письмо и дав обратную связь на вопрос сознательных граждан о томатах штата Иллинойс, я решил проведать Немезиду. Меня бесило, что она была совой, тогда как я вставал каждый день в четыре часа. Ей словно нравилось вылезать по ночам из своей тюрьмы и регулярно трясти ее решетки. Зная свою ушлую невесту, я не исключал, что она попытается сбежать из клетки. Я неспешно подошел к ее комнате и без стука распахнул дверь. Спальня оказалась пуста. Я вскипел от злости и еле сдержался, чтобы не начать материться, но потом подошел к окну. Разумеется, Франческа была внизу. С ее розовых пухлых губ свисала сигарета. Моя невеста прополола огород, которого раньше, когда я только бросил ее на произвол судьбы в восточном крыле, здесь не было. – С капелькой надежды и большой любовью ты продержишься до зимы, – говорила она с… редисом? Франческа о себе или о нем? Беседа с овощами была чем-то новеньким и стала тревожным звоночком в ее и без того странном характере. – Будь ко мне добрее, договорились? Потому что он не будет. Нем, ты и сама не прошла отбор на звание лучшей невесты года. – Думаешь, он когда-нибудь расскажет, у кого сегодня день рождения? – Франческа присела и потрогала головки лука. Нет, не расскажет. – Да, я тоже так думаю, – вздохнула она. – Но ты в любом случае пей побольше воды. Завтра утром я тебя навещу. Мне и так нечего делать. – Она хихикнула, встала и вдавила сигарету в деревянный настил. Нем каждый день отправляла Смити за пачкой сигарет, и я сделал мысленную пометку сказать ей, что жене сенатора не дозволено дымить на людях как паровоз. Я подождал несколько минут, а потом вышел в коридор, думая, что сейчас откроются двери балкона и Франческа поднимется по лестнице. Подождав еще несколько долгих минут, что взбесило меня от души, я спустился и вышел на террасу. Мне действовали на нервы ее игры в кошки-мышки. Сначала Франческа разбила фотографию Ромео, а теперь шныряет по дому и болтает с будущим салатом. Я резко распахнул дверь, собираясь наорать на нее, чтобы шла спать, как вдруг обнаружил ее в дальнем углу сада. Франческа была в открытой пристройке, где мы держали мусорные баки. Отлично. Теперь она разговаривает с мусором. Направившись к ней, я заметил, что под ботинками больше не хрустят листья: сад находился в гораздо лучшем состоянии. Франческа стояла ко мне спиной и склонилась над одним из зеленых баков в окружении мусорных пакетов. Не было смысла представлять происходившее здесь в розовом свете. Моя невеста рылась в мусоре. Я вошел через открытую дверь и прислонился к ней, засунув руки в передние карманы. Понаблюдав, как моя невеста роется в мусорных пакетах, я прочистил горло, дав знать о своем приходе. Нем подпрыгнула и ойкнула. – Ищешь, чем перекусить? Она приложила ладошку к груди и покачала головой: – Я просто… мисс Стерлинг сказала, что тут одежда, которую я… эм… – Испортила? – подсказал я. – Да, она еще здесь. Во всяком случае, некоторая часть. – Она показала на гору одежды, лежащую у ее ног. – Завтра ее отправят на благотворительные нужды. Большинство можно восстановить, поэтому я подумала: если одежда еще здесь, то, может… Фотография тоже еще здесь. Увидев, как мы со Стерлинг празднуем день рождения Ромео, Франческа пыталась спасти фотографию, не зная, кто на ней изображен. Она еще не знала, что не найдет ее, потому что я спросил у Стерлинг и она подтвердила: контейнер с фотографией уже увезли. Я провел рукой по лицу. Мне захотелось что-нибудь пнуть. Удивительно, но она оказалась непростой штучкой. На лице Франчески отпечатались грусть и раскаяние, когда она повернулась и посмотрела на меня глазами, полными скорби. Она поняла, что порвала не только ткань – к черту ткань, – она надорвала что-то и в моей душе. На ее ресницах застыли слезы. Забавно, я всю сознательную жизнь выбирал в качестве любовниц бесчувственных, не склонных к сентиментальности женщин, а теперь женюсь на настоящей неженке. – Забудь, – отмахнулся я от нее. – Мне не нужна твоя жалость, Немезида. – Я не собираюсь тебя жалеть, Подлец. Лишь пытаюсь утешить тебя. – Этого мне тоже от тебя не нужно. Я ничего от тебя не хочу. Только твоего повиновения, а, может, в дальнейшем и киски. – Обязательно быть таким пошлым? – От слез у нее заблестели глаза. А еще она была плаксой. Можно ли найти более негармоничную пару? Вряд ли. – Обязательно быть такой эмоциональной калекой? – резко парировал я и, собравшись уходить, открыл дверь. – Мы те, кто мы есть. – Мы те, кем выбрали быть, – поправила она и кинула в ноги предмет одежды. – И в отличие от тебя, я выбираю чувства. – Ложись спать, Франческа. Завтра мы едем в гости к твоим родителям, и я буду признателен, если ты сопроводишь меня и не будешь при этом хреново выглядеть. – Правда? – Она распахнула от удивления рот. – Правда. Мой способ принять ее извинения. Мой способ показать ей, что я не чудовище.