Келлз не требовал никакой клятвы, довольно было свободного выбора и честного слова бандитов. В лице Келлза было нечто такое, что придавало этому простому обряду значимость клятвы крови. В Легионе должны быть только преданные ему люди, а он, судя по всему, был как раз таким вожаком, который может полагаться на верность подчиненных. — Келлз, — обратился к нему бандит, который вроде бы не спешил заносить в книжку свое имя, — расскажи-ка еще разок об этих твоих условиях. И в этот момент Джоун, вся задрожав от волнения и страха, увидела, что в комнату вошел Джим Клив. Он был страшно бледен, его острый взгляд переходил от Келлза к Гулдену, от бандита к бандиту. Потом он отошел в тень и прислонился к стене. Келлз не подал виду, что заметил его приход. — Во главе Легиона буду стоять я, — отчетливо произнес Келлз. — Я планирую операцию, я отдаю приказы. Никакой самодеятельности без моего ведома. Делить золото будем поровну между всеми. А вы клянетесь стоять за. мной. По толпе пробежал одобрительный ропот. — Что ж, я с тобой, — сказал бандит, который просил повторить условия. Он подошел к столу и поставил в книжке какой- то знак — писать он, видимо, не умел. Келлз внес его имя. Все остальные из большей группы тоже приняли условия. Теперь дело было за Гулденом и его сторонниками. — Гулден, — спокойно обратился к нему Келлз, — а ты все еще ничего не решил? Великан тяжелым шагом подошел к столу. Джоун снова подумала, что он больше похож на огромное неповоротливое тихоходное судно, а не на человека с живой душой и умом. — Я вступаю в твой Легион, только сперва нам надо кое о чем договориться, — сказал он зычным голосом. — А как же иначе, конечно, сначала надо договориться, — перебил Келлз. — Только давай все обсудим по-доброму. Граница велика, хватит на нас обоих. Но ты мне нужен. Я хочу, чтобы ты был с нами. Ну, а если нам не договориться, давай разойдемся мирно. Ты как на это смотришь? Бандиты одобрительно зашумели. — Тогда скажи, что ты собираешься делать и как действовать, — ответил Гулден. Келлз едва подавил раздражение и досаду. — Тебе-то какое до этого дело, да и всем твоим тоже? — вопросом ответил Келлз. — Ты же знаешь, что все обдумываю и планирую я. И пока удачно, это не раз было доказано. Во-первых, нам нужны мозги. Это моя забота. Во-вторых — исполнение. Это уж твое с Пирсом дело, да и всей банды тоже. Что еще тебе нужно знать? — Все же как ты собираешься действовать? — упрямо повторил Гулден. Келлз всплеснул руками, словно признавая всю тщету споров с таким несговорчивым тупицей. — Ладно, скажу, — бросил он. — Так слушай. До того, как вернется Джесс с подробными вестями да я сам не побываю на прииске, я не могу сказать ничего определенного. Но вот тебе основа моего плана. Слушай внимательно, Гулден, да и все вы, ребята. Мы со всеми пожитками переберемся на разработки, понастроим на окраине поселка хижин и ни в коем случае не станем там собираться вместе. Банда рассеется. Большинству надо будет делать вид, будто вы роете золото. Будьте как все. Общайтесь со всеми кланами и общинами. Бэрд откроет игорный дом. Пирс тоже найдет себе дело. Я стану скупать заявки, нанимать рудокопов. Приму совсем другой вид, буду общаться с влиятельными людьми, участвовать в решении разных вопросов. А вы все станете разведчиками, будете ночыо приходить ко мне в хижину и обо всем докладывать. Мелочевкой заниматься не будем. Наша забота — старатели, увозящие по пятьдесят — сто фунтов в фургонах или почтовых каретах. Мы будем все о них знать, и кого я пошлю на дело, будет их брать. По возможности не напивайтесь. Полностью полагайтесь на меня, на мой здравый смысл. Во время налетов все должны быть в масках. И еще придется держать язык за зубами, чтобы ни на кого не пало ни малейшее подозрение. Если все это будет выполнено, мы сможем продержаться там все лето, никто нас не выследит. Пограничный легион прогремит на всю округу, но будет неуловим, как призрак. Все будут думать, что в горах орудует очень много людей. Чем лучше мы будем хранить тайну, тем ощутимее будет результат нашей работы на прииске. В лагерях старателей, когда найдена богатая жила, все сходят с ума, подозревают друг друга. Они уже не способны к организации и будут против нас совсем беззащитны. Короче говоря, если месторождение и впрямь такое богатое, как кажется, то еще до начала зимы у нас будет столько золота, что нашим лошадям не увезти. Келлз начал речь довольно сдержанно, но потом звук собственного голоса, видение своей воплощенной великой мечты привели его в состояние, близкое к исступлению. Он так и сиял. Вот, значит, о чем он так страстно мечтал, вот к какому царству стремился. На всех, кроме Гулдена, речь Келлза произвела сильное впечатление, и он, подумала Джоун, отлично это видел. А Гулден оставался самим собой — непонятной, но внушительной фигурой. Он как бы противоречил общему порядку вещей. Келлз смотрел на него, смотрели все остальные; из темного угла на его тяжелое лицо был устремлен сверкающий пронзительный взгляд Джима Клива. Было видно, что Гулден хочет что-то сказать, но не спешит, и помехой тому не одолевающие его сомнения и эмоции: просто мысли в его мозгу ворочались так же медленно, как он сам. — Мертвые не болтают! — глухо выдавила наконец его широкая глотка. В словах, сопровождавшихся клокочущим рыком, в торжественном тоне звучала жестокая угроза, призыв к убийству. Подобно тому, как Келлз, развивая свои идеи, демонстрировал острый ум, способность разрабатывать замечательные планы, а вместе с тем и свою одержимость золотом, так Гулден заявил о своей звериной жажде крови, что как болячка, как тромб свербила у него в мозгу. Келлз жаждал славы и золота; Гулдена обуревала страсть убивать. Все замолчали. В наступившей тишине буйные пограничные головорезы на все лады поворачивали слова Гулдена, вникали в их смысл, силясь понять его, и, хотя кое-кого они оттолкнули, многие почувствовали, что его безжалостный замысел обещает большую безопасность. Но Келлз тотчас стал возражать. — Гулден, — обратился он к бандиту, и воздух со свистом вырвался у него изо рта, — ты хочешь сказать, что, отобрав у старателей золото, мы должны их убивать? Великан угрюмо кивнул. — Так просто, не защищая себя, убивают только круглые дураки, — запальчиво объявил Келлз. — Так мы дольше продержимся, — невозмутимо парировал Гулден. — Ну нет. Именно так нам долго не продержаться. Несколько убийств, и поднимется весь лагерь, не помешает никакая золотая лихорадка. Вмешаются карательные отряды. — А мы сами можем стать карательным отрядом, не хуже, чем твоим Легионом. Келлз вдруг понял, что Гулден не так туп, как он до сих пор считал. Бандиты закивали головами, беспокойно задвигались — идея показалась заманчивой. Даже Пирс и другие поддались ее коварной хитрости. В злых сердцах восторжествовало зло. Над бандитами проплыл призрак крови и смерти. Острый глаз Келлза тотчас заметил перемену в общем настроении, и, казалось, он изо всех сил старался подавить в себе нечто, сопротивлявшееся холодной жестокости своих людей. — Слушай, Гулден, — начал он снова, — ну, а если мне это не подходит? — Тогда я не вступлю в твой Легион. — И что же ты сделаешь? — Возьму тех, кто пойдет за мной, и выпотрошу весь приисковый поселок. Джоун видела, как помрачнел Келлз — он отлично понимал, что предложение Гулдена не только поставит крест на его собственном плане, но и загубит оба предприятия. — Знаешь, Гулден, я не хотел бы тебя терять. — Ты и не потеряешь, коли посмотришь на дело, как надо, — ответил Гулден. — Ты парень с головой, ты можешь нами командовать. Только у тебя чего-то кишка тонка стала… А все из-за этой девчонки, что тут живет. В голосе Гулдена не было ни злости, ни враждебности, ни страха, он говорил спокойно и совершенно бесстрастно — так говорят правду. Зато Келлза его слова привели в ярость, он едва удержал себя в руках. Джоун увидела, как в глазах у него загорелись зеленые огни, как исказилось и посерело его лицо, задрожали руки. Почти со сверхъестественной ясностью она поняла, что происходит у него в голове: он борется с искушением сию минуту убить Гулдена. И еще она поняла, что он должен на это решиться именно теперь, иначе с этой минуты его власть и авторитет на границе неудержимо пойдут на убыль. Однако сам Келлз не распознал поворотного момента в своей судьбе. Его невероятные усилия подавить в себе злость и ненависть ясно говорили, что в данный момент для него важнее всего не упустить Гулдена, заручиться его поддержкой и таким образом удержать людей. — А может, лучше отложить решение, пока не будем на месте? — предложил он. — Чего тут откладывать? Либо так, либо эдак, и точка, — объявил Гулден. — Хочешь быть в Легионе вожаком? — осторожно осведомился Келлз. — Нет. — Тогда чего же ты хочешь? Гулден не сразу нашелся, что ответить. — Я много чего хочу, — помолчав, сказал он, — я хочу сам во все влезать. И чтоб никто мне не мешал убивать, если мне придет охота кого прихлопнуть. — Придет охота? — повторил Келлз и выругался. И вдруг, словно по волшебству, его угрюмое лицо просветлело, показав всю глубину гибкости его ума и хитрости. Он больше не пытался противостоять Гулдену, подавив свою ненависть и отвращенье, оттолкнувшие было от него Гулдена. — Гулден, давай так договоримся: сам ты волен делать, что тебе заблагорассудится, но остальные — все без исключения — будут подчиняться только мне. Идет? Гулден протянул свою огромную лапу. Такая покладистость немало удивила и Келлза, и всех остальных. — А, пропади все пропадом, — воскликнул Гулден. Он пожал Келлзу руку и с трудом нацарапал в книжке Келлза свое имя. С этой минуты Гулден стал сам себе хозяин, ему больше не было дела до людей, среди которых он находился, до Келлза и его пресловутого Легиона. Что ему золото — больше его или меньше? — Все, что заблагорассудится, только не заводи драк с моими людьми, — продолжал Келлз, — это само собой разумеется. — Ну, если они не станут нарываться на драку, — добавил великан и ухмыльнулся. Один за другим его дружки прошли простую процедуру, которую личность Келлза превратила в серьезный, ко многому обязывающий обряд. — Кто еще? — спросил Келлз, обведя взглядом комнату. Лицо его оттаяло. — Остался Джим Клив, — кивнул на стену Пирс. — А, парень! Иди сюда. Ты мне очень нужен, — позвал Келлз. Клив не спеша выдвинулся из тени. Взгляд его блестящих глаз неотрывно следил за Гулденом. На миг в комнате повисло ожидание. Гулден тоже посмотрел на Клива. Но тут между ними быстро встал Келлз. — Да, я совсем забыл, что между вами кошка пробежала, — сказал он и обратился к Гулдену. — Сейчас не время сводить старые счеты. Ты же знаешь, все мы тут не раз ссорились и дрались, а потом ничего — дружили. Я хочу, чтобы Клив вступил в отряд, но только если ты ничего против него не имеешь. Что ты скажешь? — Я на него зла не держу, — ответил великан и, как ни странно, это, похоже, была чистая правда. — Только я не позволю отстрелить мне еще и второе ухо! Бандиты загоготали, хотя Гулден, казалось, не видел в своей реплике ничего смешного. Келлз же рассмеялся со всеми вместе. Даже на бледном лице Клива появилось подобие улыбки. — Вот и хорошо. Значит, мы поладили, — объявил Келлз и, довольный собой, уверенно и властно обратился к Кливу — Ну, Джим, играешь с нами? — А во что играем? Келлз быстро и красноречиво повторил все, что уже говорил о Пограничном легионе, его выгодах для любого молодого бродяги, отщепенца, и кончил почти теми же доводами, что недавно излагал Джоун. А тем временем Джоун, сидя в своем укрытии, смотрела во все глаза и слушала все, что говорилось, стараясь во что бы то ни стало удержать себя в руках, не дать выхода чувствам. Ведь в тот момент, когда Джим выбрался из своего угла на свет, ее всю затрясло. — Знаешь, Келлз, мне на все это наплевать, — сказал Клив. Такой ответ привел Келлза в замешательство. — Тебе наплевать, будешь ты в моем Легионе или не будешь? — Ну да, — равнодушно подтвердил Клив. — Тогда сделай мне одолженье, — продолжал Келлз, — вступи в него ради меня. Мы станем друзьями. Здесь, на границе, тебе плохо, так иди к нам.