В голосе внучки дед услышал радостное возбуждение. Ему вдруг стало на душе приятно, легко, захотелось что-то сделать хорошее. И он положил в руку нищего несколько медяков. Пере сидел на скамье, пил холоднее вино из запотевшей кружки и наблюдал за доном Леоном. Тот с некоторым смущением, замечая слежку, поглядывал на Ампару, слушал её байки про Эспаньолу. Изредка вставляя вопрос или ахал, а дед думал и гадал про себя, как у них может получиться. Они незаметно просидели там два с лишним часа и удивились тому, что в окно забежал закатный луч солнца. И ещё Пере подумал, вставая: «Значит нам всем понравилось быть вместе, что никто не заметил бега времени». Расставаясь, дон Леон несмело предложил: – Я могу надеяться на продолжение знакомства, дон Пере? – Я был бы рад. Но что скажет моя внучка? Она неопределённо повела бровями, и дон Леон предложил: – Буду признателен вам, если мы встретимся опять у этого дворца. А теперь разрешите откланяться? Пере в приподнятом настроении шагал рядом с довольной Ампарой, ждал, когда та заговорит. Не дождался и сам спросил: – Ты не сердишься на меня? – Не сержусь, дед. Наоборот. Ты хитро поступил, хотя все об этом догадались. Спасибо тебе, дед! Ты у меня просто прелесть! – Он тебе нравится? – Нравится. Но не так... Здесь у меня нет того порыва, как с... – она не стала называть имени, чего-то боясь или щадя себя. – Мне тоже нравится. И как мы не заметили бега времени в таверне? Теперь Пере постоянно сопровождал внучку на вечерние свидания. Даже неловко стал себя чувствовать в их присутствии. Понимал, что им хотелось бы остаться наедине. И однажды он рискнул. Сказал, пряча глаза: – Я устал таскаться за вами, мои молодые сеньоры. Не оставите ли вы меня в таверне до поры, когда моей внучке следует вернуться домой? Там мне будет немного лучше. Они с изумлением, но с сомнением глядели на деда, и радостные улыбки расплывались на их лицах. – Сеньорита, – тут же чуть не завопил Леон. – У вас дед настоящий мудрец! – Это верно, дон Леон. Он меня очень любит и всегда поддерживает. Я его очень люблю! – Я не слишком тороплюсь, сеньорита Ампара, если испрошу вашего разрешения попросить вашей руки у этого замечательного старика? – Что вы такое говорите, дон Леон? Руки? Конечно, вы излишне торопитесь! – Но вы собираетесь ехать на Менорку, сеньорита! – Это может подождать, к тому, же меня никто не знает из вашей семьи. И ещё я вовсе не так богата, чтобы составить вам пару. – Это понятно, сеньорита! Познакомить вас с моей семьёй очень просто. Можете завтра навестить нас, или я с отцом и матушкой навешу вас. Где вы живёте? – Я ведь сказала, что достаток у нас небольшой. Потому живём мы на постоялом дворе, и не самом лучшем. И принимать вас там было бы настоящим оскорблением для вашей семьи. – Тогда я официально попрошу вашей руки у... у деда, и мы обручимся. После чего вы посетите наш дом. Мои родители не очень спесивы, хотя и это имеется. Уверен, вас примут доброжелательно. Особенно матушка. А она у нас за главного в доме. Отец почти во всём ей уступает. Ампара была смущена и оглушена столь быстрым и открытым напором. Смутные и неопределённые мысли и чувства владели ею. Она ещё не разобралась в них, а от неё требовали ответа, и немедленно. – Почему такая спешка, сеньор? – Признаюсь, сеньорита! Только увидев вас, я тотчас понял, что только вы можете осчастливить меня. И с каждым днём, видя вас, я убеждался в этом. Мне иногда мама говорила, что так у неё произошло с моим отцом. И она больше всего верит в такие случаи. Говорит, что это глас Божий. А противиться ему бессмысленно. Или вы другого мнения? – Нисколько, сеньор. Дедушка говорит, что рядом с вами он чувствует себя очень свободно, уверенно и покойно. Нечто похожее и у меня происходит. – Вот видите, сеньорита! Это тоже отзвуки Гласа! Значит, я не одинок! – И всё же, дон Леон, мне как-то не по себе от такого спешного объяснения. Вы должны меня понять. Я совсем не так давно потеряла любимого человека – и вдруг ваше признание и предложение. Мне необходимо время. – Разумеется, сеньорита Ампара! Разве я возражаю? Ничуть! Но знайте, мне страшно подумать, что вы мне откажете. Я постоянно думаю о вас! Представляю, как у нас будет строиться наша совсем приятная совместная жизнь. Я с трудом засыпаю, всё думаю о вас, сеньорита! Ампара неожиданно вспомнила Фермино. Его бурные ласки, страстные объятия и сладостный шепот о любви. Этот ещё ни разу не промолвил ничего такого. Но всё же слушать его слова оказалось не менее приятно, чем жаркий шепот любовника. И ещё она вспомнила, как Фермино после похищения грубо и жестоко, практически изнасиловал её. Но она потом нисколько не оскорбилась, приняв его любовь такой, какую он ей навязал. Леон был совершенно иным. В нём сквозила нежность, уважение и тихая надёжная любовь. Ампара видела, что он просто стесняется говорить о ней, о любви, словно приберегая слова для другого, более подходящего случая. – Сеньорита, – продолжал он свои просьбы, – вы хоть можете дать мне надежду? Я не прошу немедленного ответа. Это глупо и несбыточно. Но надежду?.. Она посмотрела в его карие пронзительные глаза, и вдруг стало его жаль. Жалко и грустно. Захотелось погладить его по голове, словно он был её младшим братишкой, нуждающийся в утешении. – Конечно, сеньор! – выдохнула она и неожиданно провела рукой по его бритому подбородку. Он легко коснулся её ладони губами. Его прикосновение оказалось так неожиданно приятным и желанным, что она не посмела отнять ладонь, упиваясь нежностью его губ. И тут же подумала, как, должно быть, нежно он станет целовать её губы. И дрожь желания обожгла внутренности. Она резко отдёрнула руку, отвернулась. Потом порывисто посмотрела в его погрустневшие глаза. – Вы всё это так серьёзно принимаете, дон Леон? – строго спросила она. Удивление вспыхнуло в его глазах. Брови полезли вверх, а лицо стало немного комичным. Ампара даже слегка улыбнулась, ответив на его взгляд: – Простите, сеньор! Но для меня всё это так неожиданно! Я ещё не готова дать вам окончательный ответ. Я ничего не знаю о вас. Простите, но прошу вас подождать. Хоть немного. – Сколько угодно, сеньорита Ампара! Я готов вас ждать всю жизнь, хотя это будет слишком тяжело и тоскливо. Она всё же не смогла ему отказать в очередном свидании. Потом попросила, извинившись: – Уже довольно поздно, дон Леон. Не поможете ли вы проводить нас с дедом? – Даже с большим удовольствием, сеньорита Ампара! Идёмте в таверну! Дед сразу заметил изменение в их отношениях. Очень хотелось расспросить, однако затушил своё любопытство, и они в молчании дошли до постоялого двора. Дон Леон оглядел его, ничего не сказал, просто проговорил просительно: – Позвольте вашу ручку, сеньорита! – Только не слишком увлекайтесь, сеньор, – улыбнулась она, смягчая некоторую холодность. Он нежно поцеловал руку, и у Ампары опять по телу прошла волна нежности и желания. Он же слегка задержал её руку и с явной неохотой отпустил. – Я буду ждать вас, дон Пере и... сеньорита Ампара. Завтра, около полудня. Дед дружески наложил юноше руку на плечо, хлопнул слегка. – Мы будем, сеньор де Вильянуэва. Она всё равно с меня не слезет, пока я не сопровожу её. Такая моя доля, сеньор, – и Пере хитро усмехнулся. Не успел юноша удалиться, как Ампара накинулась на деда с упрёками. – Ты, дед, просто несносен! Такое сказать ему! Что он подумает? – Как быстро ты восприняла испанские обычаи, внучка! На нашем острове никаких таких условностей не существовало. Здесь же сплошные условности! Девушка должна постоянно показывать неприступность, нежелание, хотя всё совсем наоборот. Господи, зачем ты всё так устроил в этом сложном мире? Она вздохнула, ответила примирительно: – Мы живём здесь, и должны принимать обычаи этой страны, дед. Ты так меня учил, когда уговаривал переселиться в этот мир. – Ты жалеешь об этом? – Трудно сказать. Иногда жалею, но и тут были мгновения невероятного и невозвратного счастья. Счастья, которого мне было в жизни не видать на нашем острове. – Почему же? – Мир нашего острова слишком отличаете от этого. И мужчины любят совершенно не так. Мне трудно это объяснить, но мне кажется, что наши мужчины больше похожи на животных в любви. Пере с удивлением посмотрел на внучку. Подумал даже, что она слишком сильно повзрослела в свои девятнадцать лет. Говорит, как умудрённая опытом и невзгодами женщина. Женщина средних лет. – Что ты обо всём этом думаешь, Ампарита? – наконец спросил дед. – Было бы хорошо связать с доном Леоном свою жизнь, дед. Он очень приятный молодой человек. С ним легко, покойно, а что ещё женщине нужно? Страсть я испытала, но это ничего хорошего мне не принесло. Лучше тихая спокойная жизнь, чем бурное пламя на мгновение. – Ты не можешь забыть своего Фермино? – Разве такое можно забыть? Это останется на всю жизнь. – А дон Леон как же? – Ты ведь тоже несколько жён имел, и что ж? Ты ведь ни одну не забываешь. И снова женился, хотя и не без принуждения. И всех, как сам говоришь, любил. Кто мне мешает поступить так же? Любить Фермино уже не могу. Что толку любить умершего? Но помнить! Помнить буду всегда, как и ты помнишь. Как её, твою первую любовь? – Аристела, – напомнил Пере с лёгким сожалением. – Да, ты права. Мы помним, даже любим, но живые намного ближе и желаннее. И с этим ничего не поделать, внучка. Я бы не хотел, чтобы и сейчас у тебя ничего не получилось. Кстати, что тебе обещал Фермино? – Ничего не обещал, дед! У нас даже разговора об этом никогда не возникало. Мы просто любили друг друга, наслаждались друг другом, и больше для нас ничего не существовало. И это было восхитительно прекрасно. И больше не повторится. Я в этом уверена. – Не надо так грустно, моя птичка. Ты ещё так молода, что у тебя будет возможность испытать ещё многое... Она сделала удивлённые глаза, спорить не стала и молча стала готовить постель себе и деду. Они по старой привычке на острове не стеснялись друг друга. Ведь на острове все жили открыто и не укрывались от глаз посторонних, считая интимные отношения настолько естественными, что их не требовалось укрывать. В темноте они ещё долго неторопливо беседовали, пока сон не погрузил их в приятное облако покоя.