– Домик пуст, – прошептал он. – Где может быть сеньорита? – Только в большом доме, сеньор. Больше негде. Придётся ждать. Алонсо про себя выругался. Ждать очень не хотелось. Злость и неуверенность охватили юношу. Они стояли у дерева, молча раздумывая. Наконец Алонсо решился: – Я засяду в домике, а ты дашь сигнал птичьим криком, коль они появятся. Не проворонь мне их! Когда они войдут, спеши к домику. Ни малейшей задержки, действуй жестоко и быстро. Пока! Гатуига молча кивнул, а Алонсо ушёл, стараясь не шуметь. Время приближалось к полуночи, когда Алонсо услышал далёкий крик ночной птички, изредка подающей голос. Он вскочил с кровати, где сидел, борясь с охватившей его дремотой. Дверь открывалась наружу, и спрятаться было негде. Он стал за притолкой двери, сжимая в руке кинжал, а в другой эфес шпаги. Руки вспотели, по спине поползли капельки пота. Услышал звук шагов по траве и затаил дыхание. Голоса приближались, и вдруг он услышал голос Ампары: – Милый, как всё хорошо было! Никогда не думала, что танцевать так приятно. Особенно с таким кавалером! Эти олова чуть не подбросили юношу на месте. В голову метнулась мысль, и он подумал в ярости: «Вот стерва! Она влюбилась в этого испанца! Не могу поверить! Что? Что делать?!» Разговор затих, затихли и шаги. Слышались лишь звуки поцелуев и тихий прерывистый шепот. Слов он не разобрал, но ярость всё сильнее охватывала его сердце. Руки сильно сжимали оружие, готовые тотчас применить его против соблазнителя и... даже против сестры! Это последнее немного остепенило юношу. Однако опять зашуршали шаги и времени на раздумья не оставалось. – Ну подожди, любимый! – раздался приглушенный страстный голос Ампары. Я сейчас буду вся твоя! Не спеши, у нас вся ночь впереди! – и снова звук поцелуя и страстный шепот влюблённых. Скрипнула дверь. Светлое пятно платья девушки неторопливо прошло в комнату, следом более тёмная фигура Фермино. Алонсо с нутряным рыком с остервенением ткнул шпагу в податливее тело испанца. Ощутил даже сопротивление кости где-то в глубине тела, Фермино утробно простонал и тут же свалился на пол, а Алонсо с тем же остервенением занёс шпагу над Ампарой. – Сучка! Так ты платишь деду за его любовь, предательница! Она вскрикнула, зажала рот ладонью, медленно опускаясь на пол, рядом с телом Фермино, что ещё скреб ногтями пол. Тишина, возникшая после этого, нарушилась поспешными шагами Гатуиги. Он осторожно вошел в дверь и остановился на пороге. – Что ты наделал, Алонсо! – прошептала Ампара через ладошку. – Мы так любили друг друга! Глупец и болван! Ты убил не только его, но и меня! Я хочу умереть рядом с ним! Убей и меня, изверг ты проклятый! – Замолчи, сучка! Мы едем немедленно. Пусть дед рассудит нас! Гатуига, заверни тело в материю, мы его отвезём подальше. Всё дольше будут искать. Девка, быстрей собирайся, если хочешь что-нибудь взять! Быстро, а то придётся тебя связать! Рыдания были ответом юноше, который так и остался стоять с окровавленной шпагой в руке. – Лучше убей меня, брат! Я не хочу жить! Зачем ты это сделал? Он любил меня! Мы были счастливы. – Ты едешь? – спросил Алонсо грозно. – Или мы едем одни, а тебя обвинят в убийстве! Думаешь, тебя пощадят, индианку? Не мечтай, дура! Вставай! Гатуига, побыстрее тащи тело к лошадям! Он грубо рванул Ампару на себя и тут же вытолкнул за дверь, оставив индейца возиться с трупом. Всхлипывая и шмыгая носом, Ампара, словно лунатик, брела впереди брата, а он поправлял её, когда та, шатаясь, не попадала на тропку. Шестёрка лошадей крупной рысью продвигалась на запад. Алонсо подумал, что так они смогут запутать преследователей. Приближался полдень, лошади сильно устали, хотя их меняли. Люди едва сидели на их потных спинах. – Хватит! – поднял руку Алонсо, ехавший впереди. – Надо передохнуть. Вряд ли нас преследуют. Им ещё надо труп найти. Отдохнём и поедим. И лошадям передышка необходима. Ампара сползла с крупа лошади и свалилась на землю, не в силах даже стоять. Да и Алонсо чувствовал себя не очень бодро. Два часа после полудня, подкрепившись и дав лошадям отдых и траву, беглецы тронулись в путь. Дорог избегали, двигались тропками, растянувшись на добрых сотню шагов. – Хватит гнать лошадей, – распорядился Алонсо. – Идём скорым шагом. В случае погони у нас будут свежие лошади. – Сеньор, зачем нам идти на запад? – спросил индеец/ – Так надо, – коротко ответил юноша. – Немного проедем в том направлении. Хочу выйти к большому селению, раздобыть лодку и вернуться морем. И не просто домой, а идти до города. До Санто-Доминго. Там будем выжидать, а я поеду к деду. Надо его предупредить и рассказать обо всём. Пусть сам решит, как дальше нам быть. Ампара за всё это время не произнесла ни слова. Алонсо, впрочем, особо и не пытался с ней разговаривать. Он всё ещё сильно злился на неё. Никак не мог понять, что так привлекло её к этому негодному испанцу. Труп его они спрятали в прибрежных камышах небольшой речки, надеясь, что кайманы его найдут и спрячут в своих прожорливых животах. Лишь поздно вечером, устраиваясь на ночлег, Ампара спросила, не поднимая головы, и не притрагиваясь к пище: – Где оставили тело? Алонсо посмотрел на индейца и ответил буднично: – Когда ты отдыхала в полдень, мы его схоронили на пригорке. Помнишь, отлучались? И не вспоминай о нём больше! Больше она ничего не сказала до самого утра, когда заявила решительно: – Если нас найдут или схватят, я всё расскажу. – Поверят ли все эти испанцы в твои россказни? – заметил Алонсо. – Мы всё будем отрицать. И посмотрел на индейца. – И пусть дед решит всё это. – Дед не одобрит твоих действий, Алонсо! – гневно возмутилась девушка. – Это его дело, сестра, а я выполняю его поручение найти тебя и наказать злодея, осмелившегося похитить тебя так нагло. И ты хороша! До сих пор не могла подать весточку о себе. Так захватила тебя эта... страсть? – Да, брат! Эта страсть сделала меня счастливой. Испанцы не то, что наши мужчины с нашего острова! Эти могут так любить, что всё забудешь! И Фермино оказался именно таким мужчиной. И забыть его невозможно! – Вот как ты заговорила? Странно слышать такое от тебя. – Ты просто не знаешь, что такое удовлетворённая страсть, страсть любви! – Дура! Ты настоящая дура! Я тебя не понимаю! – И не поймёшь, пока не ощутишь сам, что такое настоящая любовь и страсть! Если ты этого не испытаешь, то ты просто животное. И я никогда не откажусь от памяти Фермино. Он для меня так и останется светом среди тёмной ночи! – Болтай, несчастная! Ты хоть знаешь, как называются такие женщины? – Мне всё равно, примитивный осёл! Ты не в состоянии понять меня. Ты не знаешь, что такое настоящая любовь, настоящая страсть! Алонсо с удивлением смотрел на сестру, ничего не понимая. Её слова не вызвали в нём ничего, кроме жалости. А она, отдохнув, заявила, ничуть не стыдясь: – Ты слишком молод и не в состоянии осознать того, что я говорю, что испытала я за этот короткий промежуток времени! – Ты всего на полгода старше, – словно оправдываясь, заметил Алонсо. – Учти, дед меня поймёт, я в этом уверена! И ты ничего ему не докажешь, даже если расскажешь обо мне и моей любви! И я жалею, что долго сопротивлялась её власти, её призыву, столь восхитительно прекрасному, что ничто не может сравниться с этим чувством. Алонсо был подавлен потоком её слов, её обвинений и молчал, не умея найти нужные слова в свою защиту. Больше Ампара не заговаривала с ним, закрывшись, славно улитка в раковину. Двигалась, что-то делала, слушала, но молчала. Юноша был в растерянности. Когда ночь настолько сгустила воздух, Гатуига указал на юг, проговорив: – Сеньор, там, – указал в том же направлении, – огоньки. Селение должно быть... Алонсо поднялся, побрёл за индейцем на короткую косу и действительно заметил два-три огонька, слабо светившиеся вдали. – Это селение, – согласился Алонсо. – Завтра мы закончим там своё бегство. Поменяем коней на лодку и вернёмся домой. Потом уйдём в город. Переждём несколько недель. Два испанца, что встретили Алонсо, никак не хотели верить, что лошади его. – Мне нужна лодка, сеньоры, и я готов променять своих лошадей на вашу самую большую лодку. – Надо бы доплатить, сеньор. Две заморенные лошади не потянут большую и крепкую лодку, – заявил старший. – У меня имеются ещё лошади, сеньор. Если мы договоримся, то я и их вам отдам. Кстати, лошади отличные, просто уставшие. Мы долго гнали их почти с самого запада. Ну, что скажете? – Вдруг они краденые, сеньор? – Где вы видеть могли таких лошадей поблизости? Это мои лошади, и я готов отменять их... с доплатой, конечно, – добавил юноша. – Сколько же у вас таких коней? – Шесть, сеньор. Три за лодку, за остальных по золотому. Согласны? Это во много раз дешевле. Просто мне необходима лодка. – Четыре лошади за лодку, – предложил молодой с наглыми глазами. – Тогда я могу найти других покупателей, сеньоры, или просто утопить их. Это породистые и дорогие лошади. Каждая стоит до десяти песо золотом. Таких денег я не прошу, но три монеты гоните. Не пожалеете, уверяю вас, сеньоры. После долгих уговоров и споров, сделка свершилась. Лодка оказалась вполне пригодной для дальнего плавания. С мачтой, старым парусом и двумя парами вёсел. – Ложитесь спать, – приказал Алонсо. – Скоро выходим в путь. Нас не должны видеть жители селения. Утро застала беглецов далеко от берега. Он слабо виднелся на западе. -----