– Разве такое может быть? Папа, ты вечно сказки рассказываешь! – Селина весело рассмеялась, а Пере подумал: «Не дай Бог, чтобы эта милая девушка стала рабыней белого негодяя! Ведь меня может не оказаться рядом. Я всегда могу умереть, и кто тогда наставит её на путь жизни и благоденствия?» Вслух же заметил: – Ты должна всё это запоминать. Ведь я и раньше тебе такое говорил. Еще мой народ носит на ногах одежду. И женщины тоже. Ты будешь тоже носить такие, – и он опять попробовал нарисовать туфли. – Как же можно ходить с такими страшными... – она не могла подобрать подходящего слова, а Пере помог, сказав: – Это туфли, Селина. У нас все такие носят. И тоже украшают серебром, и даже красивыми дорогими каменьями. Но это редко. Только самые богатые сеньоры. – Это люди, у которых много золота, да, папа? – Только золото и каменья делают человека богатым, уважаемым и значительным. Поэтому я и собираю помаленьку эти золотые диски, колечки и всякие украшения. С их помощью ты, например, сможешь отлично жить. – Странно у вас люди живут, папа. Какие-то бесполезные вещицы, а дают вашим людям хорошо жить. А остальные, кто не имеет этого золота? Они как живут? Что делают? – Это бедные, ничтожные люди, как считают в Европе. Они только работают и живут очень плохо. Плохо питаются, плохо одеваются, и всякий богатый человек легко может такого унизить, обидеть и даже убить. При этом не отвечать за содеянное. Видишь, какие плохие люди живут на востоке? И почему я хочу подготовить вас к жизни среди них. – Педро говорит, что они будут сражаться с ними. – Они с калина не могут сразиться, а испанцы и португальцы в сотни и тысячи раз сильнее. Их просто быстро уничтожат. Ты должна постоянно твердить своим братьям и сестре, что им просто необходимо следовать моим советам. И хорошо знать испанский язык. Тогда у вас будет возможность жить… Он с сожалением видел, что даже Селина слабо соображает и понимает из того, о чём он постоянно их убеждает. И продолжал свою работу. Селина его радовала. Она хорошо говорила на испанском, принимала обычаи и привычки испанских женщин. Зато остальные, особенно старший Педро, почти не воспринимал наставлений отца. А время текло неторопливо и ничто не подтверждало опасений Пере. Лишь слухи о набегах калина постоянно подтверждались. Наконец рыбаки, вернувшись раньше времени с рыбалки в море, принесли страшную весть. Калина вроде бы направляются к ним. – К нам? А куда именно? – успел спросить Пере, пока рыбаки бегом направлялись к вождю. – Кто ж может знать, о Буаракутара! С десяток больших лодок мы видели на горизонте. Идут в нашу сторону! Пере тут же распорядился укрыться в срубе из брёвен, заготовить воды и еды. Сути наотрез отказалась от этого страшного предложения, взяла младших детей и ушла в гору, как и остальные жители. Несколько воинов, Педро с Энрике и Селина взобрались по приставной лестнице на верхний ярус и стали наблюдать за морем. Скоро Энрике закричал, указывал пальцем в море: – Отец, они повернули к нам! Четыре каноэ идут сюда! Остальные прошли в сторону Кутиатоки, соседнего селения! – Молодец, сынок! Ты камней заготовил для пращи? Хорошо! Мы сейчас тоже будем с вами. Пере с воинами крепко закрыли узкие двери сруба, подперев ещё колами. Пока Пере взошел на верхний ярус, калина уже высаживались. Их было немного меньше сотни, и раскраска лиц говорила об их враждебных намереньях. Калина немного остановило странное сооружение, но долго им раздумывать не позволил вождь. Крича и указывая на сруб, он бросил воинов сорок к нему, остальные побежали грабить деревню и ловить сбежавших. Туземцы без всякой опаски обходили сооружение и ломали себе головы, как и для чего нужен этот предмет на холмике? Попытались взломать дверь, но без особого успеха. Дверь не поддавалась. Один из них заглянул в амбразуру. С воплем он отскочил, ухватившись за лицо. Кровь струйкой сбегала вниз. Калина завопили и забегали, никак не зная, что делать с этим срубом. Один из главных воинов, судя по раскраске и пышному оперению, долго кричал. Остальные стали собирать хворост, и в срубе поняли, что предстоит. – Я наверх, – сказал Пере, захватил кулеврину. – А вы можете начинать постреливать в воинов. Только этого крикуна оставьте мне. С высоты сруба хорошо было видно всё вокруг. Пере приготовил оружие, насыпал пороху на полку, нацелил фитиль. Обернулся к Энрике. – Сынок, сможешь побыстрее зарядить эту штуку? – Сумею, отец. Ты ведь меня учил. – Когда стрельну, начинай, а я поработаю арбалетом. Пере крикнул, привлекая к себе внимание. Воин поднял голову, и схватив в руки лук, стал накладывать стрелу на тетиву. Он только стал приподнимать оружие, как Пере, тщательно прицелились, выстрелил. Пуля пронзила живот, и воин тут же свалился на песок, заскрёб руками. Воины оторопело смотрели на уплывающий дымок от выстрела, и стали пятиться к пирогам. Снизу вжикали стрелы, враги падали и уползали, оставляя на песке кровавые полосы. Пере не стал повторно стрелять, а начал пускать стрелы. С такого близкого расстояния промахнуться было трудно и почти все находили свою жертву. Редкие ответные стрелы впивались в стены сруба, но две влетели в узкие оконца и ранили двух воинов. Наконец, все калина отступили и стали совещаться у самой кромки волн, лижущих песок. Раненые вопили, три недвижных тела и воин-крикун остались лежать у сруба. Видимо гонец оповестил остальных воинов и те бегом окружили толпу у воды. Крики и жестикуляции говорили о страхе и спорах среди воинов. Все показывали на сруб, отважного воина в луже крови. – Скорей всего они всё же осмелятся поджечь нас, – сказал Пере и показал глазами на калебасы с водой. – Полейте стены. Не успели облить стены, как все калина с воем, потрясая копьями, устремились к срубу. Несколько стрел с глухим стуком вонзились в брёвна. – Энрике, кулеврина готова? – спросил Пере, выглядывая из-за бревна. – Давай сюда. И накрути арбалеты. Сам не высовывайся! Воины подбежали шагов на десять и стали метать дротики и стрелы. Им в ответ была одна тишина. Все скрылись и только несколько глаз следили через узкие щели за врагами. – Вождя я должен пришить одним выстрелом. На третий пороху может не хватить. – Пере уложил оружие на край парапета. – Сынок, скажи, чтобы начали стрелять, как только выстрелю я. Энрике ушел вниз, а Пере поджёг порох. Выстрела не произошло. Пришлось подсыпать нового, тщательно проверив отверстие запала. Прицелился, поджег затравку. Громыхнул выстрел, дым унесло, а вождь с размозжённой головой рухнул на песок. Узнать голову уже было невозможно. Вопли ужаса, ярости и безнадёжности огласили берег. Из сруба полетели стрелы. Энрике появился наверху и стал метать камни, раскручивая пращу. – Пап, я попал! – заорал мальчишка радостно. А папа зло глянул на сына, продолжая пускать стрелы. Воины стали пятиться назад. Подхватили тела своих товарищей и вскоре отступили к лодкам. Там опять долго совещались, кричали, жестикулировали, но возобновить атаку не решались. – Теперь будет легче, – обернулся Пере к сыну. – Как там внизу, сынок? – Трое ранены. па. И... Педро немного. В щёку. – Вот чёрт! Не повезло парню! Кровь хоть остановили? – Да там царапина. Слегка задело, и вонзилась в стену. Одному попало в глаз, но живой. Пере с колебанием посматривал на последние остатки пороха и не решался ссыпать его в ствол кулеврины. Его было слишком мало для успешного выстрела, а неудача тут же воодушевит врагов на новую атаку. Появилась голова Селины. Глаза выражали страх и в то же время надежду на положительный исход сражения. Спросила, не влезая дальше: – Отец, они полезут снова? – Разве я могу это знать, дочка? Твой муж не ранен? – Пока цел. Я всех уже перевязала, как ты учил. Потом мазью аррорута помажу. Пусть кровь перестанет сочиться. А с глазом я ничего не могу поделать. Он руку не может оторвать от него. – Тут ничего и не сделаешь, Селина. Само пройдёт, но уже будет с одним. Ты спустись и не высовывайся. Сиди на самом низу! – Пап, они опять идут! – закричал Энрике. – Два арбалета готовы! Пере присмотрелся к толпе врагов. Он опять искал того, кто возглавил на этот раз атаку. Это сделать было легко. Плотный воин шел впереди и отчаянно жестикулировал, оглашая окрестности боевыми кличами. Два стрелы вонзились тому в грудь и живот. Он не упал, только остановился, а Пере чертыхнулся и выбрал себе другую цель. Дротики и стрелы стучали по брёвнам. Воины падали, стонали, корчились, но остальные продолжали стрелять, перебегая с места на место. Наконец нападающие израсходовали почти все дротики и стрелы и вынуждены были вновь отступить. У каноэ опять прошло короткое совещание. Потом они бросились собирать раненых и убитых, расселись по каноэ и с поспешностью погребли в море. Им вслед неслись радостные вопли осаждённых. Победа оказалась полной. Все вышли на берег, следя, как удаляются лодки. Вынесли одного убитого туземца и ещё двух раненых. Эти сдерживали стоны, пытаясь показать себя достойными одержанной победы. И опять потекла спокойная жизнь без потрясений и страхов. Калина больше не беспокоили страшный остров, обходили его стороной, и жители вскоре забыли об их существовании. Годы текли незаметно. Лишь несколько ураганов в год разнообразили жизнь, заставляли туземцев повозиться со строительством новых разоренных ветром жилищ да постройкой каноэ. Никаких сведений о белых людях так и не приходило на этот маленький и тихий островок. У Пере появились внуки. Он старел, но ещё сохранял бодрость и часто выходил в море на рыбную ловлю. Новая лодка была поменьше, но этого вполне ему хватало. И окруженный внуками, он много и подробно рассказывал им про свою молодость, уже не заботясь о том, что они воспринимают его рассказы, как настоящие сказки. Да и то, поверить в его слова было невозможно. Даже Энрике стал не только взрослым, но мужчиной с опытом, а его дети с радостными воплями каждый раз наседали на деда, прося постоянно рассказывать им такие страшные и интересные сказки. Сути как-то спросила мужа: – Ты давно не вспоминал своих испанцев. Уже понял, что им сюда не добраться. Я рада, что ты так переменился. И детей перестал донимать, а внуков и вовсе не трогаешь. – Лучше бы ты не напоминала мне. Теперь я снова буду думать о неотвратимом, и душа моя будет болеть. Ты поступила плохо, жена. Она потупила взгляд, поняв, что так оно и есть. Но слово как птичка вылетело, и его уже не вернуть. Молча удалившись, она принялась шептать заклинания, прося духов и предков не мешать спокойствию ее мужа. Сути неожиданно стала чувствовать себя плохо. Хороший знахарь деревни и соседний ничего не могли сделать. Несколько дней её обкуривали, заклинали, парили и поили отварами целебных трав. Немного полегчало, но через две луны её не стало. Пере настоял, чтобы её похоронили, как на его родине. Старейшины, к которым теперь и он относился, согласились, и её отощавшее тело засыпали землёй. Креста, однако, над могилой не ставил. Просто с сыновьями и старшими внуками прикатили большой камень, и Пере долго обтёсывал его и выбивал на грубой поверхности только две буквы: С и Г. Это соответствовало её инициалам, которые в общем-то никогда её не интересовали. А про фамилию она никогда не вспоминала. – Дети, внуки, сюда вам надо иногда приходить и вспоминать мать и бабушку. Ей будет приятно видеть это сверху, – и он поднял глаза к небу. – А что это ты, дедушка, нацарапал на камне? – спросила старшая из внучек. Ей было уже больше десяти лет, как полагал Пере, и она проявляла большое любопытство ко всему, что рассказывал дед. – У нас люди могли читать и писать. Это такие знаки, которые передают речь, разговор. Сам я никогда не владел этим, но ещё помню несколько букв. Этих знаков. Первая означает имя вашей бабушки, а вторая фамилию. Мою фамилию. Или второе моё имя. Это имя носили все мои предки... по матери.