Он вытянул на столе руки, заглянул ей в глаза: — Слушай, насколько известно, Хью Франклин счастливо жил с первой женой. Может, ему нравится быть женатым. Он не единственный вдовец, который быстро вторично женился. Кто-то укоризненно качнет головой, но по-человечески вполне понятно. Совместная жизнь, общение… секс, наконец, ничего не поделаешь. Мередит не ответила, хотя в глазах читался вопрос. — Для меня главное — любовь, — объявил Алан. — Мне не надо готовить обеды и штопать носки. Знаю, ты не хочешь готовить — клянусь, не заставлю. Я не тоскую по Рейчел. Мы не были счастливы и с большим удовольствием разбежались. Я не Хью Франклин. Люблю тебя, хочу жениться. По-моему, логичное развитие событий. Хочу быть с тобой. Хочу, чтобы мы были вместе. Она опустила глаза, комкая на столе кусочки фольги от шоколадок. — Не следовало заводить разговоры о Хью. Извини. Он шумно выдохнул: — Чертов Саймон! Дернуло же его изливать нам душу во время приятного вечера в пабе! Мередит импульсивно схватила его за руку: — Забудь его. Забудь Хью. Если сможешь, забудь о наших разногласиях по столь важному для тебя вопросу. Поехали домой. Алан улыбнулся: — Ко мне или к тебе? Глава 6 — Всё в порядке? Там? Хью Франклин задержался на пороге кухни. Дочка у раковины моет посуду после завтрака. У них нет современной раковины из нержавеющей стали. На фермерской кухне по-прежнему стоит достопочтенная и внушительная чугунная с фаянсовым покрытием, увенчанная огромным неповоротливым холодным краном. Тамми приходится подниматься на цыпочки, она с трудом достает до глубокого дна. Над раковиной тихо шипит маленькая газовая колонка с сигнальной лампочкой, милостиво подавая горячую воду из узкого загнутого носика при повороте треснувшего пластмассового вентиля. Когда ее устанавливали тридцать с лишним лет назад, подобное устройство считалось вершиной комфорта. «Больше не придется каждый раз кипятить в котле воду!» — восторженно восклицала мать Хью. Соня относилась иначе: «Ты соображаешь, что это жуткое старье? Просто опасно, она может взорваться прямо у меня перед глазами!» Насчет раковины тоже ворчала: «Господи боже мой, её во двор надо вынести вместо поилки для скота!» Ей требовалась новенькая встроенная кухня. Он сочувствовал, но нет денег. Обещал: «Когда-нибудь», слыша в ответ недоверчивое фырканье. — Да, папа, — ответила Тамми, едва дотягиваясь до крана и лишь двумя руками его поворачивая. Хью пошел помогать, но она успела справиться. Хлынула холодная вода, девочка принялась споласкивать вымытые тарелки и осторожно ставить их на деревянную сушилку, которую следовало регулярно скрести, что тоже сильно не нравилось Соне среди многого прочего. Помнится, мать чистила столешницы содой. Соня пользовалась современными моющими средствами, поливала все кругом большим количеством хлорки, постоянно жалуясь, что это не гигиенично и вредно для рук, даже если пользоваться резиновыми перчатками. «Долго еще мне, по-твоему, заниматься допотопной черной работой?» Вспоминая все это и глядя на непосильный труд маленькой дочки, Хью сравнивал себя с пловцом в океане, не видящим земли. Саймон уверен, будто он горюет по Соне, хотя сам Хью точно знает, что чувствует вину, а не горе. Саймон неправильно понимает вину, объясняя ее опасением брата, что он не оправдал ожиданий жены. На самом деле вина объясняется облегчением от её исчезновения из его жизни, от свалившейся с плеч тяжкой ноши. Как ни стыдно, это правда. Они с Соней завершили круг по крутой американской горке, к которому свелся их краткий брак. К несчастью, в кабинке не было тормозов, она была обречена с сокрушительным грохотом сорваться с обрыва. В душе Соня неимоверно злилась. Глубоко укоренившаяся едкая мрачная злоба была направлена на мужа, на ферму, на жизнь. Он со своей стороны все отчаяннее ненавидел красоту, которая его когда-то пленила, приходя к заключению, что готов уже любой ценой заглушить оскорбительный упрекающий голос. Вопрос мисс Бренди об отношении Тамми к произошедшему только сильнее уязвил совесть. Он понятия не имеет, потому что поспрашивал. А не спрашивал, потому что не знал, как спросить, в чем решительно невозможно признаться учительнице. Впрочем, наверняка она догадалась. Разумеется, надо было хотя бы попробовать, что он сейчас и делает, стоя у кухонной раковины. — Мне очень жаль, Там, что так получилось. Звучит слабовато, но больше ничего не придумалось. Искать слова, которые все скажут, все равно что шарить в пустой корзине. Он с самого детства завидует Саймону, который их с легкостью подбирает и связывает. Брат всегда говорит за него. — Пап, ты совсем ни в чем не виноват. Тон, как обычно, спокойный и сдержанный. Скорее всего, легкое напряжение только мерещится. — Она… Соня… изо всех сил старалась, — продолжал Хью. — Знаю, тебе не очень нравилось видеть ее рядом. Ей тоже было трудно. — Тогда нечего было к нам приходить, правда? Тамми повернула к нему бледное личико, и его удивил обвиняющий взгляд. Он растерялся: — Я думал, ты поймешь. Сама знаешь, как я любил твою маму. Но жизнь продолжается. Вдруг понял, что выразился в высшей степени неудачно. Жизнь Сони резко и бесповоротно оборвалась. Тамми сдернула с крючка полотенце, начала вытирать посуду, аккуратно расставлять по местам — тарелки сюда, чашки туда, ножи и вилки в ящик в отдельные ячейки. — Я думал, тебе будет лучше, Там, — неловко пробормотал Хью. — Думал, пока растешь, в доме должна быть женщина. С кем можно поговорить. Со мной ведь не обсудишь платья да прически. Много я в них понимаю! — Никогда не хотела быть такой, как Соня, — объявила Тамми с глубоким презрением. — Наряжаться, красить ногти, всякое такое. Надо выступить в защиту погибшей жены. — Она всегда потрясающе выглядела, и тут нет ничего плохого. Может быть, все-таки есть. Хью взглянул в окно над раковиной, дав себе время подумать о том, что сказать дальше. Прямой взгляд серых глаз дочки пронзает насквозь, смотрит в самую душу. Можно просто уйти и закончить на этом беседу. Если продолжить, скорее всего, будет хуже, как при скандалах с Соней. Но уход будет бегством. Вечным бегством от эмоциональных конфликтов. Может, как раз его трусость сыграла роль в трагедии? После смерти Сони он задает себе этот вопрос бесчисленное множество раз и неизменно слышит единственный жестокий ответ: да! Размышления и поиски необходимых слов для дочери прервало неожиданное явление во дворе. К дому направлялась процессия в составе мистера и миссис Смит вкупе с тремя младшими Смитами. Непривычно видеть всех вместе. Когда в дом зовут Дэнни, он, как правило, не проходит дальше кухонной двери, только изредка добирается до деревянного стула, присаживается на краешек. При нем часто мешок, сшитый из тряпок, наполненный собранным по дороге хворостом. Сегодня все иначе. Смиты при полном параде. Дэнни влез в пиджак, в котором, вероятно, женился, судя по покрою. Великолепная Зилпа щеголяет в наряде, смахивающем на палатку, сшитом из пурпурного бархатистого материала, как у римского императора. Все части тела, которые можно украсить, украшены золотыми изделиями: уши, шея, запястья и пальцы. Юные Смиты тоже в лучшем виде: мальчишеские волосы безжалостно прилизаны, девичьи заплетены в косу. Чистая одежда идеально отглажена. — У нас гости, Тамми, — с благоговейным ужасом вымолвил Хью. — Дэнни с супругой идут. Скорее всего, выразить соболезнования. С ребятишками. Ставь чайник. Он пригладил волосы руками в неэффективной попытке привести себя в порядок и пошел к дверям приветствовать гостей. Поскольку визит был официальный, он провел их в гостиную, чувствуя себя неодетым в не слишком чистых джинсах и старом свитере. Даже у Дэнни сейчас золотые кольца почти на каждом пальце. Пого, встревоженный присутствием в помещении такого количества народу, убрался прочь с сиплым пыхтением. Смиты расселись на имевшихся сиденьях. Зилпа сложила на бархатных коленях натруженные руки, унизанные золотом, окинула комнату зорким оценивающим взглядом. Дэнни прокашлялся. Хью ждал, но гость вместо речей полез в подозрительно оттопырившийся карман пиджака, вытащил пол бутылки виски, поставил на журнальный столик, робко взглянув на хозяина. — Очень благодарен, — сказал тот. — В чай плеснем. — Вспомнил о младших гостях и обратился к ним: — Бегите на кухню. В холодильнике кока в банках и прочее. Тамми покажет. — Ведите себя прилично! — приказала мать чадам и, когда весь выводок умчался, продолжила: — Мы пришли принести соболезнования, как положено. Вместе с Дэном скорбим об утрате. Миссис Франклин была очень добрая и хорошая женщина. Просто ужас, вечером даже погулять нельзя, чтоб с тобой ничего не случилось. Не знаю, куда катится мир. Когда я была маленькой, то ничего подобного не было. Все время детям говорю, чтобы посматривали по сторонам. Не знаешь, кто откуда выскочит. Дэнни снова прокашлялся и на этот раз прохрипел: — Когда похороны? — Сначала коронерское дознание,[5] в понедельник, — сообщил ему Хью. — Потом, если полиция отдаст… если позволят забрать Соню, можно будет похоронить. Я говорил с викарием. — Мне велено на дознании, — объявил Дэнни по-прежнему с хрипом, словно надышался дыма у своего костра, — рассказать, как я ее нашел. Возникла неловкая пауза, прерванная появлением Тамми с тяжелым подносом, нагруженным чайными принадлежностями. Хью поспешил на помощь. — Я сам справлюсь, иди поболтай с ребятами. С поданным чаем роли несколько переменились. Хью поставил поднос на столик, Дэнни принялся откручивать колпачок с бутылки, чтобы смазать голосовые связки, Зилпа взялась разливать чай. — Малышка хорошо управляется, — заметил Дэнни. — Ужас и кошмар, — уныло вздохнул Хью. — Не того я хотел для нее. Сначала родная мать умерла, теперь Соня… — Без матери плохо, — подтвердила Зилпа. — Моя еще крепкая, да и бабушка тоже. Ей восемьдесят четыре, и у нее семнадцать детей. Все культурно потягивали чай, сдобренный виски, миссис Смит орлиным взором присматривала за мужем, который с некоторым трудом обращался с хрупкой фарфоровой чашкой, которую где-то откопала Тамми. Дэнни предпочел бы кружку. — Наверно, полиция и у вас побывала, — сказал Хью. — Один к нам приходил. Вчера утром, какой-то инспектор. Слава богу, тут был Саймон. Я бы один не справился. — Сержант к нам заглядывал, — подтвердил Дэнни. — Здоровенный бугай, скажи, Зил? Хоть вполне вежливый для копа. Только ты, Хью, никому не верь. Думай, чего говоришь. — Саймон советует примерно то же самое. Очень жалко, Дэнни, что ты в это вляпался… и Зилпа тоже. — Он поймал взгляд цыгана. — Все будет по-прежнему. В Хейзлвуде вы всегда желанные гости. — А… — протянул Дэнни и отвел глаза. Интересно, появятся ли тут когда-нибудь еще Смиты после того, как все кончится? Хочется надеяться, что появятся. Но будет ли хоть что-то по-прежнему? И тут Хью до конца осознал, что ведется полномасштабное расследование убийства, любой результат которого все бесповоротно изменит. Он почему-то думает лишь о ближайших событиях — о дознании и похоронах. Но конечно, полиция будет ходить и расспрашивать бесконечно, пока не откроется правда… — Они не отвяжутся, — медленно вымолвил он. — Вцепятся, как терьер в крысу… Дэнни кивнул и повторил предупреждение: — Хитрые бестии. Поосторожнее, Хью. — Поосторожнее! — предупредил Алан Маркби почти в то же самое время, спускаясь по железнодорожной насыпи. Ветки и колючки цепляются за старую зеленую непромокаемую куртку, ноги скользят на раскисшей земле. Недавнее столпотворение изменило картину. Кусты ежевики обломаны, ковер из листьев растрепан и смят. Разнообразные отходы вкупе издают незнакомое и непонятное зловоние. Он принюхивался, стараясь идентифицировать составляющие. Лис. Фекалии. Гнилые листья, невидимая в кустах плесень. Запахи разложения. Так пахнет на старых кладбищах после дождя и в кафедральных криптах, где из камней сочится влага, оставляя пятна, а в застоявшемся воздухе непременно присутствует пыль. «Земля к земле, прах к праху…» Он процитировал: — «Пойди-ка теперь к госпоже и объясни, на что она будет похожа, несмотря на краски в дюйм толщиной…»[6]