– Только портянки. – Ну, давай портянку. В самый раз – какой флаг, такой и запах! Вяжи ее на карабин. Повисла портянка на стволе… Сдаётся штаб. Хорошо всё кончилось… Поднялись ряженные в милицейскую форму эмгэбэшники. И вдруг залп! Из окон. И из штаба! Ткнулись лицами в землю несколько майоров с подполковниками. Не сидеть им больше в кабинетах, не допрашивать зэков, не пить пятизвёздочный коньяк. Вовремя зэки оружие разобрали. – Ах ты!.. Замолотили пулемёты, опустошая диски и ковыряя бревна. А дальше что, дальше надо в атаку вставать и с криком: «За Родину, за Сталина!», короткими перебежками… Только не хочется никому никуда бежать. Не высовываются эмгэбэшники, не лезут под пульки. Даже те, кто воевали. Там они «пехотой» были, которой нечего, кроме жизней терять, а здесь – майоры с кабинетами, жёнами и квартирами. Вон, трое уже лежат, которым ничего не надо. – В атаку! – кричит, приказывает командир, который сержант беспорточный. – За мной! – Встаёт в полный рост, в небо наганом тычет, бойцов своих пинает. Только лежат «майоры», животами к земле прилипнув так, что их троим не оторвать. – А ну, встать! Выстрел. Падает сержант, за грудь схватившись. Отвоевался бедолага, хоть не убит, но на ноги уже не встанет. – Кто примет командование? – шепчут, переговариваются эмгэбэшники. А кто примет? Нет желающих. Никто не хочет в атаку бойцов поднимать. – Товарищ полковник! – Один такой среди всех с тремя звёздами. – Вы старший по званию. – Я?.. Так вон же еще сержанты есть. Пусть они. – Товарищ полковник! – Ну, хорошо. Пулемётчики, огонь! Долбят «ручники» по баракам, как отбойные молотки. Сидят в бараках зэки. Против пулемётов не попрёшь, сколько их там – пожалуй, больше полутора десятков, а еще автоматы – иссекут в момент, до «колючки» добежать не успеешь, а еще через нее перебраться надо. Нет здесь сапёров, которые заранее проволочные заграждения подрезать могут. И приданной артиллерии нет! И даже миномётов батальонных. На фронте одним бы танком проломиться могли… Эх! Сидят зэки, за стенами схоронившись, постреливая изредка, для оснастки. Только пугать противника им не надо, лежат эмгэбэшники, в землю вжимаясь, головы не поднимая, слушают, как пульки редкие посвистывают. Такая диспозиция, что ни те, ни другие, что ни туда, ни сюда. Ночи ждать надо, а там потемну, можно попробовать пробиться! Только не помогла ночь… Загудели моторы, подтянулись по дороге грузовики, разошлись по периметру, врубили фары и прожектора, на кабинах установленные. Ракеты в небо полетели осветительные, и стало светло как днём. А тут еще бронетранспортёр гусеничный с пулемётом крупнокалиберным, который молотом по стенам заколотил, брёвна перемалывая. Поганое дело. Но не хотят зэки сдаваться, да и не получится – кто с флагом белым побежит, того свои же в спину пристрелят. Думают командиры, прикидывают… – Фары гасить надо, пока светло, шанса нет, все поляжем. Надо стрелков кликнуть. – Эй, в бараках, ворошиловские стрелки есть? Кто на фронте снайперил – откликнитесь. Есть такие? – Есть! – кричат из бараков. – В фары попадёте? – Можно попробовать, только нас прежде из пулемётов положат. Верно, высунуться снайперы не успеют, как их свинцом нашпигуют. – Слушать сюда! – кричит «Кавторанг». – Подымайтесь наверх, ковыряйте дырки в сторону норда, по-вашему – севера. И между брёвен, у кого инструмент есть. Готовьте амбразуры, чтобы разом, по команде… И еще – по приказу палите бараки и простыни, провод, резину всякую, хоть сапоги в огонь, чтобы дыма побольше. Ясно? А чего не ясного? Поставить дымовую завесу, разбить залпом фары, чтобы за дымом и огнём пожара, который пулемётчиков слепить будет, где бегом, где по-пластунски, к проволоке, а там, броском, на «ура!» смять залегшего противника и через его порядки – в лес, который метрах в трёхстах. Есть шанс прорваться. На фронте и похуже бывало и совсем швах, но как-то умудрялись, сшибали фрицев… Готовность через три часа, когда стемнеет. Бараки палить заранее. А если бараки палить, то деваться уже будет некуда – это как мосты за спиной – не отсидеться в них! Хитры и злобны командиры, которые выхода зэкам не оставляют, когда можно только вперёд! И все это понимают. И принимают. Лучше так, лучше пусть не всем, но на волю, чем обратно на нары. И звучат, казалось бы, забытые, фронтовые приговорки: – Ничего, славяне, прорвёмся… – Один раз помирать не страшно… Час. Второй. Третий… Задымили, затлели бараки. Поднялось пламя, раздуваемое ветром. Еще полчаса и можно будет в штыки!.. Только не вышло в штыки. И ничего не вышло!.. * * * Звонок. Оттуда. – Слушаю. – Товарищ Берия, ваше приказание выполнено. Груз доставлен на место. – Успели? – Так точно. Чуть затормозились на перешейке, там грязь непролазная и лужи… Но пробились. Теперь машины на месте. Разрешите приступить? Оскалился товарищ Берия, хлопнул кулаком по столу. Всё-таки смогли, успели! Теперь всё закончится быстро – не устоят зэки. Всё правильно он придумал, всё верно рассчитал. Против такого «оружия» им не устоять – кишка тонка! Хоть они и фронтовики. А может, именно потому, что фронтовики! – Даю добро! Начинайте операцию. Докладывать мне через каждые пятнадцать минут! – Бросил трубку на рычаги, встал, подошёл к шкафу, достал бутылку коньяка. Теперь можно. Теперь он почти победитель. Переиграл он зэков, в одиночку переиграл, потому что умеет принимать решения – быстрые и действенные. Зэков он усмирил, почти усмирил… Но что дальше?.. Дальше «Хозяин» узнает про бунт, и начнутся оргвыводы. Или не начнутся? Если хорошенько подумать… Потому что цепочка… Потому что почтальон… И если взять корреспонденцию под контроль, то… То можно подменять приказы «Хозяина», для чего достаточно в конверт своё письмо положить, оригинал изъяв. То есть фактически весь этот лагерь, всех этих бойцов себе переподчинить… Такой поворот! А они согласятся? Вряд ли. Менять «Хозяина» на товарища Берию, которого зэки ненавидят… Минуточку… А зачем их согласия спрашивать, когда они, если вспомнить ту инструкцию Иосифа в конверте, не знают, на кого служат? Не должны знать, кроме командира, что похоже на правду! Зачем «Хозяину» раньше времени высовываться, зачем себя компрометировать? Да и наплевать зэкам, под кем они ходят, – не их ума это дело. Люди они подневольные, кому угодно служить будут, лишь бы кормили и на общие не гоняли! Не станет Иосиф перед каждым рядовым зэком раскрываться, только если перед доверенным лицом. То есть подчинённые ему бойцы не знают, кому служат! Отсюда… Очень интересно… Отсюда, перехватив канал связи, можно переподчинить себе всю эту зону, ничего практически в системе управления не меняя… Был «Особлаг», и пусть остаётся, тренировались зэки – и пусть себе продолжают… Только гайки подзакрутить… А коли до дела дойдёт, то можно их под свои цели использовать… Втёмную, просто приказ переписав. Вопрос: чем они могут быть полезны? Много чем! Тут Сталин в своих опасениях прав – все эти, зажравшиеся на пайках и окладах работники – не опора. Пошатнётся «Хозяин» и разбегутся кто куда. Не станут они своими звёздами и выслугами рисковать. Ну кто из его окружения будет готов за него жизнь положить?.. Задумался товарищ Берия, в голове имена перебирая… А ведь нет таких, все они хороши, все преданы, пока он при власти, а как свалится – отрекутся и первыми топтать начнут, себя выгораживая. Ведь никого из тех прежних наркомов их челядь не защитила – ни Тухачевского, ни Якира, ни Блюхера, ни Ежова с Ягодой, хотя могли целые полки поднять, целые дивизии, орудия могли на прямую наводку выкатить!.. Но пальцем не пошевелили – сдали без боя своих командиров, против них же на суде показания давали. Так, может, и его… Чем они лучше? Может, даже и хуже… А эти?.. Этим деваться некуда и терять нечего – нет у них звёзд, пайков и окладов. Ничего нет, даже свободы – под статьями они ходят, ослушаются – на нары обратно отправятся. Такие, вне системы, бойцы много чего могут сотворить. Потому что не за совесть, а за страх служат, как на войне, где приказом «Ни шагу назад!» бегство Красной армии остановили. Так? Встал товарищ Берия, быстро прошёлся по кабинету туда-суда, заметил бутылку коньяка на столе, про которую забыл. Подошёл, взял, откупорил, налил полный стакан и руки у него не дрожали – ни капли не пролил. Интересная комбинация образовалась… Рискованная, но перспективная. Да и выхода иного нет, как переписку перехватывать, после того что случилось. Теперь – нет. А может, всё и к лучшему. Как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло! Лаврентий Павлович повернулся на каблуках, заметил портрет «Хозяина» в парадном мундире, висящий на стене, подтянулся, замер на мгновение, поднял стакан, сказал с нарочито грузинским акцентом: – За… товарища… Сталина! И опрокинул в рот коньяк. Одним большим глотком. * * * Горят бараки, и простыни, одеяла, провода, со стен сорванные, и даже обувь, чадят так, что дышать нечем. Стелется дым, по зоне расползаясь. Хорошо командиры придумали… Еще пять – десять минут… Стрелки встали к амбразурам, выцеливая ярко горящие фары… Один залп и атака… И свобода. Для кого-то. А для кого-то смерть. Но каждый верит, что его пуля минует, что он выживет, спасётся… Так они на фронте в атаку ходили, так – побеждали. Из штаба тряпка высунулась – сигнал к готовности…