– Я не могу принимать участие в поединках, – твердо сказал Аметрин. В глазах Луны разлилось отчаяние. – Что значит – не можешь? – опешил Гелиодор. – Ну как же, – заторопился Аметрин. – Я должен охранять Луну. – Э-э-э… – пробасил Гелиодор, кинув взгляд на Луну, которая за спиной Аметрина разыграла целую пантомиму. Сначала она молитвенно сложила руки, затем показала на Аметрина, на себя и страдальчески закатила глаза. – А в чем проблема? – спросила, подходя к ним, Анита. Гелиодор сразу же обмяк, и глупая улыбка расползлась по лицу. Он нежно приобнял жену и еле удержался, чтобы не закопаться носом в ее макушку, как любил делать, когда они были наедине. Анита легко рассмеялась и тихонько отодвинулась. Все-таки у них не домашний вечер в кругу семьи, а государственный совет, какие тут нежности? Гелиодор засуетился, одновременно предлагая стул, кресло, диван и кушетку на выбор, чтобы Анита могла присесть. Она вновь просияла чудесной улыбкой, которая озарила ее лицо, и шутливо проворчала: – Дорогой, ну сколько можно повторять, я не больна! Гелиодор отмахнулся, продолжая подталкивать ее к глубокому креслу. – Я всего лишь жду малыша и прекрасно себя чувствую, – сопротивлялась Анита. – Можно мне хоть немного походить? Иначе я превращусь в самую настоящую бочку. Да, случилось чудо. Анита и Гелиодор готовились стать родителями. Через полгода крохотный целитель или целительница должны были появиться на свет, и весь Драгомир затаил дыхание. Такое событие невозможно удержать в тайне. Ведь их малыш должен был стать первым ребенком, рожденным после проклятия. Поэтому к Аните было приковано пристальное внимание, что утомляло и раздражало будущую мать. Хотя счастье перекрывало все остальное, и Анита буквально светилась изнутри. Гелиодор, поняв, что жена не желает садиться, сначала растерялся, но вскоре уже бросился к столику с напитками и водрузил на поднос все, что там стояло. – Ну вот, – улыбнулась Анита, – сейчас он будет поить меня полезными, а главное, вкусными напитками. – Дорогая, посмотри, сколько полезных, а главное, вкусных напитков я тебе принес. Какой ты будешь? Анита страдальчески закатила глаза. Аметрин и Луна, на мгновение забыв о своих делах, с умилением любовались этой трогательной парой. – Так что за проблема у вас? – повторила вопрос Анита. – Аметрин не хочет участвовать в поединках, так как считает, что не может ни на минуту оставить меня, – выпалила Луна, стараясь не выдать обиду, но голос все равно предательски дрогнул, и девушка судорожно вздохнула. Анита, тонко чувствовавшая настроение племянницы, пытливо взглянула на нее и решила обязательно поговорить наедине. Ей не понравился этот надлом в голосе, да и затаенная боль в глазах. После свадьбы Анита перебралась в Гарнетус, и Гелиодор не разрешал ей никуда ездить без него, поэтому они редко виделись с Луной. Однако сейчас Анита внутренним чутьем сразу поняла, что за негодованием кроется не только обида на назойливую охрану, но и что-то еще. Все эти мысли мгновенно промелькнули в ее голове, и Анита, очаровательно улыбаясь, задала вопрос, который боялись задать все остальные. – Вот еще придумал! – фыркнула она. – Аметрин, мальчик мой, неужели ты думаешь, что мы не в силах обеспечить безопасность Луны? Аметрин на мгновение стушевался. Он попал в сложную ситуацию. Не мог же он сказать «да» при Гелиодоре, которого любил и уважал, – ведь это означало бы, что он сомневается в способностях главнокомандующего, отвечающего за общую безопасность в Драгомире. Поэтому Аметрин невнятно промямлил: – Ну конечно нет. – Так в чем же тогда дело? – преувеличенно громко воскликнула Анита. – Значит, как говорит мой муж, шагом марш готовиться к поединкам! Даже не шагом, а бегом! А уж за Луной мы как-нибудь присмотрим. – Как? – растерялся Аметрин. – Прямо вот так взять и уйти? – Не просто уйти, а очень быстро, ведь у вас всего два дня, – заторопила Анита. Аметрин кинул умоляющий взгляд на Луну, безмолвно прося ее вмешаться, но та только поддакнула: – Конечно беги, я буду за тебя болеть. Аметрину ничего не оставалось, как выйти из зала. – Анита, – выдохнула Луна, – спасибо тебе. Ты не представляешь, что сейчас для меня сделала. Как будто с моих плеч только что упала каменная глыба, которую я ношу уже столько месяцев! Гелиодор ничего не сказал, лишь с любовью посмотрел на жену. – Не стоит благодарности, – пропела довольная Анита. – А теперь пойдем-ка поболтаем о своем, о девичьем, – многозначительно добавила она, увидев, что Гелиодор тут же шагнул вслед за ними. Взяв Луну за руку, она, словно корабль, уверенно лавируя между людьми, вывела ее из переполненного зала. Поднявшись в комнату девушки, они устроились на кровати, устланной белоснежным покрывалом. – Ну, рассказывай, – начала Анита, не сводя с племянницы внимательных глаз. – Что случилось? Луна помолчала, собираясь с мыслями, но неподдельное участие Аниты заставило так долго сдерживаемую обиду выйти наружу. – Это все Аметрин, – затараторила она, – представляешь, из-за этой серебряной пряди в волосах он считает, что теперь должен быть рядом со мной до конца жизни. А мне что с этим делать? Я же шагу ступить не могу. Сентария со мной практически не разговаривает. Эгирин только здоровается, и все. Я даже не могу съездить к ним в гости, потому что за моей спиной всегда он. – Но ведь вы были так дружны и все равно повсюду ходили вчетвером. Почему сейчас нельзя так же? – спросила Анита, пораженная отчаянием девушки. – Да, ходили. Но условно мы делились на пары. Я как бы с Эгирином, а Сентария с Аметрином. По крайней мере, мы так думали. Ну, мне нравится Эгирин, а ей – Аметрин, и мы думали, что наши симпатии взаимны, – смутившись, пробормотала Луна. – А теперь Аметрин полностью сосредоточился на тебе и не видит Сентарию? – Не то слово! Она будто перестала для него существовать. Все наши встречи начали напоминать прогулки строгого родителя с неразумным ребенком. «Луна, осторожней, здесь скользко. Луна, аккуратно, эти ступеньки высокие. Луна, не садись здесь, скамейка неустойчивая». Сентария долго мирилась с этим, но, знаешь… Я бы тоже не выдержала, если бы меня перестал замечать человек, в которого я тайно влюблена… – в голосе Луны послышались еле сдерживаемые слезы. – Я даже не могу с ней поговорить, он не оставляет нас наедине… Ну то есть, конечно, оставляет. Но это выглядит так: мы с Сентарией на одной лавочке, а он на другой. Как мы можем обсудить нашу проблему, когда вот она, прямо перед носом? – Но почему ты нам ничего не рассказала? – воскликнула Анита. – Я говорила папе, чтобы он объяснил ему, что я не нуждаюсь в такой защите. Но папа попросил потерпеть, сказав, что у Аметрина такая реакция на стресс. Забота о моей безопасности помогает ему не думать о погибшем отце и его предательстве. – Ясно. Мы с Гелиодором обсуждали эту проблему и тоже решили дать мальчику время. Но, оказывается, ты тоже страдаешь. Мы-то думали, для тебя ничего не изменилось. Как гуляли все вместе, так и гуляете. А тут и Эгирин тоже, наверное, страдает, – она вопросительно взглянула на племянницу. – Он отвернулся от меня еще раньше Сентарии, – с обидой откликнулась Луна. – Несколько раз пытался подать мне руку, чтобы помочь спуститься по лестнице, но Аметрин всегда опережал его и быстро дал понять, что это его привилегия. И Эгирин перестал с нами куда-либо ходить. А затем и Сентария. Сейчас они прикрываются миллионом неотложных дел, чтобы не общаться со мной, и я осталась совсем одна… – Нет, – решительно сказала Анита. – Так не годится. Сейчас мы займем Аметрина поединками, а там если проблема не решится сама, то Гелиодор с ним поговорит. Обещаю! Мы же не знали… И к тому же были заняты назначением нового старейшины, поэтому я совсем выпустила тебя из виду, но уж теперь ты от меня не отделаешься, – шутливо пригрозила она. Луна глубоко вздохнула, вспомнив шумного, несдержанного Андалузита – погибшего старейшину Гарнетуса. Уж он-то не стал бы церемониться и быстро объяснил Аметрину, как себя вести. Деликатностью Андалузит никогда не отличался. На его место выбрали Гессонита[2], гораздо более спокойного и покладистого. Он легко вписался в тесный круг старейшин благодаря своему характеру Гессонит оказался выдающимся шутником, что никак не вязалось с его сдержанной манерой поведения. Несмотря на возраст, в нем все еще жил сорванец, который обожал подначивать всех вокруг и делал это с таким невозмутимым видом, что окружающие заходились в громовом хохоте. Старейшинам было тяжело пережить потерю Андалузита, и этот смех помогал им выплескивать боль, что скопилась внутри. Анита между тем встала с кровати и потащила за собой Луну: – А сейчас собирайся, бери Джемму, а то она уже застоялась в стойле, – и вперед, в Смарагдиус, навстречу свободе. – Что-то мне даже страшновато, – призналась Луна. – Как Сентария меня встретит… – С радостью, вот увидишь! Если что, зови меня, я быстро наведу порядок. Меня никто не смеет ослушаться. – Это точно, – улыбаясь сквозь слезы, проговорила благодарная Луна. Невольно заразившись энтузиазмом тети, девушка предупредила родителей о своем отъезде и заторопилась на конюшню. Фиччик, малость отяжелевший от спокойной жизни, лениво тащился за ней и ныл: – Нам обязательно ехать в этот далекий Смарагдиус? Может, Сентария сама приедет? Я только что поел, и меня может укачать в дороге. – Ничего страшного, – безапелляционно заявила Луна. – Зато немного растрясешь жирок с боков. – Это у кого жирок? У меня? Как ты несправедлива! Я молодой и растущий организм, находящийся в самой лучшей форме. Да я… Да я… Да я, если хочешь, прямо сейчас превращусь в Лунфича и быстрее ветра доставлю тебя в Смарагдиус, – выпалил хранитель и тут же прикусил язык. Если честно, ему совсем не хотелось превращаться в Лунфича и тем более куда-то лететь. Это же надо махать крыльями, да еще и тащить на себе подопечную, и все это после такого плотного завтрака. Уж лучше он сладко поспит в сумке в образе Фиччика. – Правда?! – обрадовалась Луна и взглянула на него с такой надеждой и благодарностью, что Фиччик понял: дела его плохи. – Я видела, сколько ты слопал за столом, и не стала тебя просить. После такого пиршества, наверное, тяжело куда-то лететь. «Еще бы!» – подумал Фиччик и немного воспрянул духом. Луна самая чуткая и понимающая подопечная во всем Драгомире. Конечно же, она поймет, что объевшийся Фиччик и Лунфич – это два несовместимых понятия. – Но раз ты сам предлагаешь, – продолжала между тем «чуткая и понимающая», – то я не откажусь! Луна побежала по ступеням еще быстрее, торопясь спуститься на ровную площадку, чтобы Фиччик мог перевоплотиться. Хранитель, мгновенно похоронивший все надежды на сладкий сон, совсем поник. – Спасибо тебе, Фиччик, миленький, так я увижу Сентарию еще раньше, а я ужасно соскучилась. Фиччик горько вздохнул и, подволакивая крылья, поспешил за Луной. «Язык мой – враг мой», – философски думал он. Потом ему пришла в голову блестящая идея. – А как же Джемма? – вскричал Фиччик. – Она столько времени стоит в конюшне, ей просто необходимо размяться. Она обидится, когда узнает, что мы отправились в Смарагдиус без нее! – Ничего, – отмахнулась Луна, – Джемма все поймет. Ну давай, мой хороший, превращайся скорей, и полетели. Фиччик вздохнул еще тяжелее и, проклиная две последние булочки, которые не зря показались ему лишними, тихо прошептал: «Лунфич». Тут же по телу пробежала уже ставшая привычной горячая волна, и огромный Лунфич предстал перед подопечной. Луна, не теряя ни секунды, взобралась на его спину. Лунфич громко икнул. Птицы, облюбовавшие глицинии, что росли в бывшей цветочной арке, возмущенно крича, слетели с гнезд. Но Лунфич не обратил на них никакого внимания, он взмахнул крыльями и взлетел, взяв курс на запад, в обожаемый Луной Смарагдиус. Летя вдоль зеленой дороги, Луна увидела Эгирина, возвращавшегося домой на изумрудном коне. Он был совсем один, даже без обычного сопровождения. Повинуясь интуиции, девушка прошептала Лунфичу на ухо: