Некоторое время мы едем молча, потом он наконец нарушает неловкую тишину: — Знаешь, прощать рак действительно бессмысленно, но вот стараться держаться от него подальше — не такая уж плохая мысль. — Каким образом? — Например, можно бросить курить. — Слушай, ты то ли слишком умный, то ли наоборот. — Можно перестать постоянно его выслеживать, Ал. Ты следишь за ним. «Фейсбук», «Гугл»… Ты не замечала, что в каждом нашем разговоре всплывает его имя? С тех пор как вы вернулись, ты никак не можешь остановиться. Мне нужна минута, чтобы это переварить, и я открываю бардачок. Фил знает, что я жить не могу без леденцов, и обычно запасается ими, когда мы едем куда-нибудь вместе. В бардачке, конечно, обнаруживается огромная упаковка «Клубники со сливками». Я разрываю пакет, и половина конфет рассыпается по полу. — Моя дорогая, моя недотепа, ты вазы крушишь и ломаешь фарфор, И пальцы твои, как колючие ветви, белье раздирают.. — Что? — Это из того стихотворения, про которое я тебе рассказывал. Я называю его «Ода Ал». — Кто автор? — Джон Фредерик Нимс. — Хм-м… Стихотворение обо мне, да? О неуклюжей тупице? Я протягиваю ему леденец. — Стихотворение совсем не об этом, — говорит он. — Да что ты! О чем же тогда? Он не отвечает. Потом, помолчав, говорит: — Дай-ка мне еще одну, пока я не рассердился. Я протягиваю ему вторую конфету. — Никак не могу разобраться, ты все-таки первое или второе, — говорю я, катая во рту леденец. — Ты про что? — Умный или наоборот. Он выхватывает у меня еще одну конфету и улыбается. — Я ведь купил «Клубнику со сливками»! 16 Джоанна 15 февраля Протокол допроса Джоанны Линдси Следователь — Бин Фан Отделение полиции Гилонга Штат Виктория, 3220, Гилонг, Мерсер-стрит, 110 21:16, 15 февраля 2011 По требованию следователя Джоанна внимательно прочитала свои показания и подписала листок. Полицейские доставили ее к дому Элизабет. Ей удалось обмануть себя и поверить в собственный рассказ, но всего на несколько часов — часов, когда перед глазами, точно в бреду, проносились размытые кадры. Вот она орет на продавца в магазине, чтобы он позвонил в полицию. Вот Алистер бегает по улице, кричит, ищет, делает все то, чего обычно не делают родители, потерявшие детей, — и за что потом корят всех родителей, которые этого не сделали. Приезжает полиция, женщина-офицер неожиданно тепло обнимает ее, и это почти невыносимо. Стрекот журналистских камер. Новые полицейские машины. Два офицера стучатся в двери ближайших домов. Люди, живущие поблизости, собираются вокруг магазина, разглядывают ее, Алистера, их машину. Алистер произносит слова «Ют» и «джапара». Вот она сама дает показания в маленькой квадратной комнате для допросов. Слова Алистера сами слетают с языка, просто удивительно. Следователь-вьетнамец держится суховато, но сочувственно. Дом Элизабет, она мертвенно-бледна, но при этом лихорадочно деятельна: готовит чай для полицейских, постоянно говорит о том, что случилось, выдвигает версии, стучит кулаком по столу: делать надо то-то и то-то. Ванная, руки Алистера на плечах у Джоанны, он втолковывает, что нужно сказать Кирсти, ее лучшей подруге: «Не надо, не прилетай. Твой папа болен, ты ему нужна. Пожалуйста, ради меня, не прилетай». Полицейские ставят телефоны на прослушку и едят банановый пирог, который принес кто-то из соседей. Приезжает Хлоя, у нее темные волосы и красивые глаза, совсем как у ее отца, совсем как у Ноя. Алистер, обнимающий Хлою. Хлоя, растерянная, не знающая, как держаться с родным отцом. Хлоя игнорирует Джоанну. Джоанна старается не попадаться Хлое на глаза. Хлоя обвиняет Джоанну. Джоанна только рада. Джоанна отдергивает занавеску, выглядывает наружу и видит там Александру, которая ждет в машине, она прекрасно выглядит: светлые волосы, короткая стрижка, что-то от хиппи. Нестерпимо хочется выйти из дома и поговорить с Александрой, рассказать ей обо всем, что произошло, попросить о помощи. Вот их взгляды на мгновение встречаются. Она стоит и смотрит на Александру. На красивую, счастливую Александру. Размытых кадров хватило на несколько часов, но, когда все разъехались и Джоанна осталась в доме одна с Алистером и его матерью, реальность снова вернулась и сфокусировалась. Джоанна легла на двуспальную кровать в старой комнате Алистера, стала вспоминать, как убила своего сына, снова и снова проигрывать этот момент у себя в голове. Вот она сидит на своем месте в самолете, вот она открывает бутылочку, вот она дает ему в маленькой белой ложечке лекарство, на которое у него аллергия. Она убивает его. Хотелось во всем признаться. Хотелось умереть. Именно в таком порядке. Элизабет была у себя в спальне, она молилась. Мрачный монотонный распев наполнял дом. Джоанна накрылась подушкой, чтобы не слышать. В комнату вошел Алистер и протянул Джоанне стакан воды и две таблетки, она их приняла, не спрашивая, что это. Оба долго молчали, а потом Джоанна сказала: — Так нельзя. Я не смогу. Алистер опустился на кровать рядом с ней и взял ее за руку. — Мы потеряли сына. Мы не заслуживаем того, чтобы лишиться и всего остального тоже. В том, что мы сейчас делаем, нет ничего дурного. Мы никому не причиняем зла. — Точно? — На сто процентов. Мы всего лишь хотим, чтобы никто больше не пострадал: ни Хлоя, ни мы сами. Мы не плохие люди. Мы не злые. Она уткнулась носом ему в грудь. — Я не злая?