* Маленький прибрежный городок казался обезлюдевшим. Перед большими домами на первой береговой линии не было машин, на детской площадке не играли дети, и столики, выставленные на террасах трех городских кафе, пустовали. Пляжа из машины Джоанна не видела, поэтому предположила, что все люди теперь там. Несмотря на уговоры Элизабет, желавшей, чтобы они остановились у нее, Алистер и Джоанна предпочли снять домик у моря и жить там, отдельно. Их коттедж (белый викторианский домик, обшитый вагонкой) находился футах в ста от того места, где заканчивался короткий ряд магазинчиков. Алистер припарковался на подъездной дорожке и открыл дверь машины, чтобы выпустить Джоанну. Она выбралась наружу — будто шагнула в духовку под гриль. Алистер отыскал под ковриком ключ и помог ей дойти до спальни. Там он велел ей лечь и через несколько минут вернулся с молокоотсосом. Она закрыла глаза и попыталась представить себе Ноя, как он сосет грудь, перебирая пальчиками вокруг соска, — но от этого потекли слезы, а не молоко. Минут через десять она передала молокоотсос Алистеру — двумя руками, как будто протягивая ребенка. — Похоже, получилось меньше, чем обычно? — Больше не выходит. Алистер унес молокоотсос и почти пустую бутылочку, после чего вернулся в спальню, чтобы обсудить с Джоанной свой план. * Нужно было столько всего упомнить и столько всего стереть из памяти. Не забыть включить кондиционер, принять душ (Алистер позволил ей пойти первой) и замазать консилером след не то от пощечины, не то от удара кулаком, не то еще от чего. Забыть, как Алистер выливает содержимое флаконов из «Бутс» в раковину и кладет в пластиковый пакет, чтобы выбросить где-нибудь подальше отсюда. Не забыть, как она сидела на кровати с молокоотсосом и сцеживала молоко, потому что она делала бы это и в том случае, если бы ребенок был жив. Помнишь? Молоко нужно было сцедить для Элизабет, которая собиралась забрать Ноя до завтра и дать им возможность побыть вдвоем. Забыть, что он долил воды к тому ничтожному количеству молока, которое ей удалось сцедить, и спрашивал: «Нормально выглядит? Джоанна? Джоанна!» Не забыть положить в стирку кучу одежды, включая ее футболку, испачканную рвотой и молоком, и съемный чехол с автомобильного креслица Ноя, а еще переодеться в шорты и шлепанцы. Забыть, как Алистер кладет садовый совочек в детскую сумку, которая в остальном набита нормальными детскими вещами. (Черт, лопаты в сарае нет!) Забыть, как он ищет пакеты для мусора и кладет один такой — большой и черный — поверх детского креслица. Но не забыть тщательно распаковать сумки. Ползунки — в комод. Зубные щетки — в ванную. Забыть, как он выбрасывает в мусорное ведро грязный подгузник, который, видимо, снял с Ноя. — Нет, Джоанна! — закричал Алистер. — Ты помнишь, как я сменил ему подгузник. Ты это помнишь! Вдруг он остановился. — Подожди… А вдруг они смогут определить по подгузнику, что он мертв? Это можно определить? Твою мать! Он бросился к мусорному ведру, достал оттуда грязный подгузник и положил в пакет к пузырькам из «Бутс». То есть это означало… забыть все, что… Да, напрочь забыть про этот подгузник. Все это слишком сложно, она не справится. — Еще не поздно, — проговорила она умоляющим голосом, плетясь за ним к машине и изо всех сил стараясь не смотреть на то, что он держит в руках. Алистер не ответил. Не успел ответить, потому что какая-то женщина лет сорока ждала их на подъездной дорожке с широкой улыбкой и радостным: «Ну, здравствуйте!» Алистер ответил на приветствие, пожалуй, слишком восторженно — так показалось Джоанне. — Здрасте! — одна его рука высвободилась из-под мертвого свертка, чтобы пожать руку улыбающейся женщине. — Миссис Уилсон? — Значит, нашли ключ? Ах, он спит? Женщина вытянула шею, чтобы рассмотреть лицо, которое Алистер спрятал у себя на груди. Все остальное было завернуто в голубое одеяло. — Только что уснул, — ответил Алистер и развернулся так, чтобы она уж точно ничего не увидела. — Дом восхитительный! — Нам он тоже нравится. Здесь так тихо, правда? Школьники разъехались, учебный год, да к тому же еще эта жара, не приведи господи! — Она обмахнула лицо рукой, как веером. — Пляж будет целиком в вашем распоряжении. Алистер многозначительно посмотрел на Джоанну, и она поняла, что сейчас ее очередь что-нибудь сказать. — А… — начала она и закашлялась. — А… пожары уже близко? — Это прямо ужас. Говорят, уже десять погибших. Но это довольно далеко отсюда. К тому же через часик-другой должно стать попрохладнее. С Лонсдейлом все будет хорошо. — Нам пора ехать, — сказал Алистер, распахивая дверцу автомобиля, чтобы поскорее закончить разговор. — Супермаркет работает до восьми. Там чуть дороже, чем в большом «Коулсе» на Оушн-Гров, но мы стараемся поддерживать местных. У нас еще есть молочный бар, тоже местные открыли, на другом конце города, сразу перед кольцом. Да, могу посоветовать «Паскуини» — отличный кофе и лимонный кекс. И люди очень приятные. Завершая свою речь, она погладила голубое одеяльце. — Сколько ему? — Ровно шестьдесят четыре дня. — Джоанна не помнила, чтобы произносила это, но, похоже, все-таки произнесла. — Ой, ты моя лапонька! Ну ладно, отпущу вас! Миссис Уилсон развернулась и двинулась прочь по аллее, указывая на соседний кирпичный дом в стиле семидесятых: — Если что-нибудь понадобится, просто откройте дверь и покричите. Только погромче! Джефф целыми днями крутит свой ужасный джаз. 10 Верховный суд штата Мельбурн 27 июля Когда миссис Уилсон вызвали для дачи свидетельских показаний, вид у нее был совсем несчастный: лицо красное, на лбу капли пота. — Они производили впечатление счастливой семьи? — спросила Эми Мэддок. — Ну… Не знаю. — Что-нибудь в их поведении показалось вам необычным? Вы видели ребенка? — Да. Ну, правда, он был завернут в одеяло. Отец держал его на руках. — А что делала она? Адвокату обвинения удалось так произнести это слово — «она», — что ничего хорошего по отношению к «ней» почувствовать было невозможно. Высший пилотаж, что тут скажешь. — Ничего. Собиралась сесть в машину. — Она производила впечатление любящей супруги? — Протестую! — раздался голос Мэттью Маркса. — Протест принят, — отозвался судья. — Она производила впечатление хорошей матери? — Протестую! — прокричал Мэттью Маркс. — Вы можете отвечать, миссис Уилсон, — сказал судья. Джоанна потом еще долго будет гадать, почему отвечать на этот вопрос было уместно, а на вопрос про супругу — нет. — Я помню, что она точно знала, сколько дней ее малышу. — Она производила впечатление хорошей матери? — У меня четверо детей, я произвожу впечатление хорошей матери? — Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Уилсон, — настаивала судья. Миссис Уилсон распрямила плечи, лицо ее стало краснее прежнего, пот лился со лба уже чуть ли не ручьем. — Я видела их всего пять минут. Он производил впечатление человека, которому жарко и который очень устал. Она производила впечатление человека, которому жарко. И который очень устал. Я понятия не имею, какой матерью она была — хорошей или плохой.