– Какое вам дело до моей бабушки? Ее все любили и уважали. У нее было трое детей и пятеро внуков. Она много занималась благотворительностью и жила как праведница! Александра достала из сумки журнал, вновь упакованный в кусок покоробившейся черной кожи и протянула его Маргарите: – Возьмите. Мне не нужно видеть фотографии Иланы Магр. Достаточно посмотреть на вас. Вы с ней очень похожи. Одно лицо. Не сводя с Александры взгляда, Маргарита взяла сверток так осторожно, словно опасалась подвоха. – А где вы видели бабушку? – спросила она. – В этом самом журнале, который здесь, внутри. – Александра взглянула на Магра. – Может быть, вы тоже увидите эту фотографию. Хотя сомневаюсь. Генрих Магр снова обратился к внучке. Та послушно перевела: – Сколько? – В каком смысле? – Дедушка спрашивает, сколько вы хотите? – Я хочу, чтобы вы ушли. Не произнеся больше ни слова, Маргарита подошла к Магру и передала ему сверток. Тот одним рывком разорвал скотч, которым Александра заклеила края кожаной обертки. Вытащил журнал, с каменным лицом пролистал его и, сложив пополам, сунул во внутренний карман куртки. Затем, не прощаясь, направился к двери. Маргарита последовала за ним, но на пороге обернулась. Шаги ее спутника уже звучали на лестнице – размеренные, четкие, как удары метронома. – Мы с бабушкой действительно очень похожи. Только я блондинка. Бабушка была, конечно, уже седая, но красилась в каштановый цвет, такой у нее был в молодости. Александра кивнула: – Да, сходство удивительное. А ваша бабушка играла на пианино? Маргарита удивленно подняла русые брови: – На пианино? Нет… У нас и пианино в доме никогда не было. Когда за ней закрылась дверь, Александра заметила конверт, оставленный на кухонном столе. Схватив его, она бросилась вдогонку за девушкой. …Но, сбежав по лестнице и чуть не споткнувшись на последних ступеньках, художница увидела только красные габаритные огни машины, исчезавшей в подворотне. Снова пошел снег. В окне дома напротив, во втором этаже, засверкала елочная гирлянда. Разноцветные огни загорались и потухали в разном темпе, с разной скоростью, словно пытались исполнить сложную мелодию. Вернувшись в квартиру, Александра с минуту колебалась, глядя на конверт, окончательно измявшийся в ее кулаке. Затем взяла телефон и набрала номер службы спасения. * * * – Однажды мне принесли на реставрацию полотно двадцатых годов прошлого века… Александра смотрела себе под ноги, стараясь не ступать в рыжие ручьи, бегущие по мостовой. За несколько дней до Нового года неожиданно наступила весна – с теплым ванильным ветром, ясными звездными ночами, обманчивым ласковым теплом. Снег стремительно таял, на газонах обнажилась трава, ветви деревьев стали багровыми, на них набухали почки. Марина Алешина шла рядом, расстегнув пальто, развязав на груди шелковый шарф, подставляя лицо солнцу. Подруги возвращались с блошиного рынка, открывшегося незадолго до праздников. Марину интересовали исключительно пластики, и, порывшись среди вещей, казавшихся копеечным хламом, она сделала несколько приобретений. Судя по ее довольному виду – интересных. Александра обводила выставленные на прилавках товары невидящим взглядом, ни на чем не останавливаясь. Она не купила ничего. – Принесли, и что? – Марина остановилась и еще шире распахнула отвороты пальто. – Такое ощущение, что апрель. Когда ударит мороз, мы все переломаем ноги. Принесли картину, и что? – Я и без рентгена поняла, что под верхним красочным слоем есть другой. Это было видно через трещины. Сообщила заказчику, в чем будет состоять проблема реставрации. Если я буду работать над сохранением верхнего слоя, есть риск уничтожить нижний. Химия есть химия. Пойдет реакция – и прощай… Все отвалится кусками, как штукатурка, вместе с грунтовкой. Я даже понять не могла, что там, под маслом. Может, пастель. – В мире компонентов нет эквивалентов, – резюмировала Марина, роясь в пакете со своими покупками. Достав уродливую синюю сухарницу, она залюбовалась ею. – Штамповка ужасная, но пластик снят с производства шестьдесят лет назад. – В общем, заказчик заинтересовался, что там под верхним слоем, – продолжала Александра, с неприязнью разглядывая сухарницу. – Картина была совершенно никакая, автор неизвестен, коричневая академическая мазня. Жалеть нечего. Я по его просьбе сняла верхний слой краски. Под ним обнаружился какой-то безымянный футурист. Это в любом случае впечатляло больше. Заказчик обрадовался. Но представь, когда я взялась за реставрацию уже этого футуриста, при отмывке стало ясно – я вижу что-то еще. Под этим слоем была третья картина! Не картина, а слоеный пирог. – В двадцатые годы так часто бывало, – налюбовавшись сухарницей, Алешина спрятала ее в пакет. – Военный коммунизм, холста не хватало, рисовали одно поверх другого. Сняла второй слой? – Да, заказчик оказался рисковым человеком. – Александра все-таки оступилась и зачерпнула ботинком талую воду вместе с плескавшимся в ней солнцем. – Я сняла и второй слой. На холсте обнаружилась подмалевка, этюд к какой-то большой картине. Импрессионизм. Послали на экспертизу. Выяснилось – Коровин. – Вот повезло! – Марина снова забренчала чем-то в пакете, ощупывая свою добычу. – Премию он тебе хоть заплатил, этот счастливчик? – Да нет, забыл, – рассмеялась Александра. Солнце опьяняло ее. Елки и гирлянды в витринах, на которые то и дело натыкался взгляд, казались чем-то лишним и ненужным. У прохожих, попадавшихся подругам навстречу, были глуповатые и счастливые лица, какими они становятся весной. – Вот же… – Марина в сердцах выругалась. – Я бы ему Коровина не отдала. Намалевала бы какую-нибудь дрянь и всучила. – Шутишь, – Александра пожала плечами. – Хотя искушение было, да. – Наша с тобой работа – это постоянные искушения, – тонко улыбнулась Марина. – Когда профессионал имеет дело с полным профаном, да еще не очень приятным в общении, недолго до греха. Так что ты вдруг этого Коровина вспомнила? – Из-за этого дела с пианино. – Александра остановилась возле одной из витрин, разглядывая новогоднюю декорацию. – Тоже три слоя. Сперва я считала, что Илана, с которой я общаюсь, – это пропавшая пятьдесят семь лет назад Анна Хофман. Что она сперва изменила внешность, а затем и личность, чтобы бросить ненавистную жизнь в доме дяди. Тем более Ракель была уверена, что труп в канаве – не Анна. Потом, когда я увидела фотографию Анны в журнале, стало ясно, что это не Илана. Два разных человека. Ракель нашла след Иланы Камински, вышедшей замуж за Генриха Магра. И открылась истина – Илана Магр умерла полгода назад в Тель-Авиве, а овдовевший Генрих Магр проживает в Иерусалиме. Это был второй слой – я поняла, что мои Магры не те, за кого себя выдают, а девушка в канаве так и осталась полной загадкой. И тут явился настоящий Генрих Магр. Тот, чья супруга Илана умерла полгода назад. Всеми любимая и уважаемая женщина, которая не любила фотографироваться и никогда не прикасалась к пианино. А внучка, Маргарита, – копия Анны Хофман. – Выводы? – Марина тоже разглядывала витрину, точнее – любовалась своим отражением в стекле. – В канаве нашли труп настоящей Иланы Магр. Родилась в Темплер Бет-Ламе в сорок пятом году. На момент смерти ей было восемнадцать лет. Только что вышла замуж за Генриха Магра, сына крупного дипломата, британского подданного. И небесталанного художника. Обе других Иланы были фальшивыми. – Одна из них – Анна Хофман? Александра кивнула: – Анна Хофман, пятнадцать лет, талантливая музыкантша. Никаких парней и, что более странно, – никаких подруг. Первое место на конкурсе юных исполнителей в Хайфе. Бесследно исчезла осенью шестьдесят третьего года. Ее ненавистного дядю при этом убили и ограбили. Для того чтобы найти деньги, требовалась помощь Анны. Она знала о тайнике. – Это сделал Генрих Магр? Художница помотала головой: – Я его видела. Он считает себя существом высшего порядка, не таким, как мы, смертные. Такие люди сами редко грабят и убивают. – А Раскольников? – возразила Марина. – Раскольников и Магр с разных планет. Генрих Магр – сын дипломата. Золотой мальчик. Такие, как правило, покупают для грязной работы других людей. И вообще – людей они покупают. – И кто же та Илана, с которой ты общалась? – Шошанна Камински, младшая сестра Иланы Камински. Ровесница Анны Хофман. Одноклассница. Занимались у одной и той же учительницы музыки, впрочем, это была единственная учительница в мошаве. Третье место на том же конкурсе в Хайфе. Возможно, Генрих Магр, приехав с молодой супругой в мошав в гости, зашел со свояченицей к учительнице музыки и встретил там Анну. Как развивались их отношения и что они из себя представляли – это из области догадок. Одно могу сказать – девушку на картине, которую я реставрировала, написала вовсе не равнодушная рука. Картина мертвая, а девушка живая. Сама жизнь! Картину написал Артур Камински, брат-близнец этой несчастной Иланы. А Генрих Магр, как более опытный живописец, переписал фигуру. Мне сразу бросилось в глаза, что художников – двое. Марина внезапно запахнула пальто, словно ей стало холодно, хотя солнце светило по-прежнему ярко. – Они убили Илану, чтобы освободить место для Анны? – Убили и переодели в одно из платьев Анны. – Александра смотрела на трепещущие огоньки золотой елочки. – А туфли не налезли. Какую роль играл Генрих – не знаю. Скорее всего, просто привез жену туда, где она должна была умереть. Ни за что не поверю, чтобы он сам это сделал. Он трус. Я вовсе не пыталась его шантажировать, а он сразу предложил деньги. – Много? – Не спросила. Убил, по моему мнению, Артур Камински, брат Иланы. И дядю Анны, и сестру. Взамен он получил британский паспорт и наверняка крупную сумму, помимо денег, которые откопал в курятнике. А также возможность начать карьеру в Европе. Шошанна уехала с ним под видом его жены. По паспорту Иланы. Так появились копии супругов Магр, причем жена Генриха Магра и так являлась копией. – И брат с сестрой пятьдесят семь лет разыгрывали перед всеми роли мужа и жены?! Александра вздохнула: – Они хотели изменить свою жизнь, а взамен потеряли ее. Артур Камински испугался известности, когда ее почти достиг, и ушел в тень. Шошанна Камински не стала великой пианисткой, как, наверное, мечтала. И оба наверняка обвиняли и ненавидели друг друга, но не решались расстаться. Каждый боялся, что другой заговорит. – И Шошанна решила заговорить, – сощурилась Алешина. – Почему именно сейчас? – Наступил удобный момент. Летом супруга Магра умерла, и осталась только одна Илана Магр – та, с которой я общалась. Новую жизнь начинать поздновато, но она, как видно, решила встретить свой закат с комфортом. С моей помощью разворошила прошлое, шантажировала Магра, и я не сомневаюсь, что получила от него все, чего требовала. Он был выбит из колеи, хотя изображал полное спокойствие. Артура она бросила ему, как кость собаке. И уехала в Лондон или еще куда-то – единственная на свете Илана Магр. Доживать свою поддельную жизнь. Александра отвернулась от витрины и взглянула на подругу: – Кстати, для членов семьи Камински поддельные документы – не диковинка. Приятель Ракель Хофман проделал большую работу в архивах МВД, разбираясь в этом вопросе. Эта семья когда-то приехала в Израиль из Пруссии. В сорок третьем году их должны были депортировать, но они каким-то чудом доказали свое еврейство и остались, сохранив имущество. В документе, подписанном членами британской администрации Палестины, есть подпись отца Генриха Магра. Вопросами депортации граждан враждебного государства в то время занимался именно он. Наверное, именно тогда и познакомились отцы Генриха и Иланы. На что еще закрыл глаза отец Генриха Магра и за сколько, предполагать не берусь. Никаких следов о связях семейства Камински с Палестинской национал-социалистической партией не осталось. Но половину поселения тогда выслали именно за членство в организациях нацистского толка. А их не тронули. – Послушай, Индиана Джонс. – Марина достала телефон и взглянула на экран. – С тобой не соскучишься, но у меня встреча через полчаса. Увидимся еще перед Новым годом? – Как знать. – Александра тоже взглянула на свои часы с оторванным ремешком. – Работы много. – Чего же еще желать! – кивнула Марина. – Да, вот что я хотела спросить… Понятно, что при деньгах и связях этого Генриха Магра можно выдать одного человека за другого и жить спокойно. Но ты мне скажи – эти Артур и Шошанна Камински что же, были круглыми сиротами? Их никто не хватился, когда они растворились где-то в Европе? – Их родители сами в том же шестьдесят третьем году уехали из мошава. А молчали они потому, что у этой семьи есть веские причины не привлекать к себе внимания. Документы о еврействе наверняка были сфальсифицированы. А прочие, неудобные документы – уничтожены. Старший Магр мог на них надавить. Родственники этих Камински сейчас тоже уехали из мошава, продали дом. Хотя дело давнее… А в израильской юриспруденции нет срока давности только для убийства главы правительства и для преступлений против еврейского народа. Девушка, которую нашли в канаве, уже всеми забыта. И все-таки они сбежали. – Две смерти и три фальшивые жизни, – задумчиво проговорила Марина. – Вот это любовь… – Три смерти, – поправила ее Александра. – Павел тоже погиб из-за этой большой любви. Хотя любовью что только не называют. Ладно, я бегу в метро, у меня тоже встреча.