— Ой, скорей проходите! — воскликнула она, втащив Юльку в квартиру. — Мне на сквозняке стоять никак нельзя, грудь боюсь простудить. — А что у вас с грудью? — удивилась Юля, поглядывая на весьма впечатляющих размеров грудь своей собеседницы. — Так молоко, — торопливо объяснила та. — Вы раздевайтесь, а я пока ребенка к осмотру приготовлю. Чувствуя, что снова попала не туда, Юля устремилась за хозяйкой. — А руки вы мыть разве не будете? — удивилась та. — А нужно? — тоже удивилась Юля, которая ни есть, ни вообще задерживаться в этой квартире совершенно не собиралась. — Вот интересно! — всплеснула руками девушка. — А как же вы младенца осматривать будете? Грязными руками? Решив, что невежливо отказаться от осмотра младенца, которого его чокнутая мамаша пламенно желает показывать всем встречным и поперечным, Юля пошла в ванную и вымыла там руки. Вернувшись в комнату, она застала младенца уже раздетым. На вид он был совершенно здоров. — Вот его карточка, — сообщила мамаша, сунув Юльке тоненькую тетрадочку. Юлька машинально взяла ее в руки и прочитала: — Виталий Шутов. Так это сын Гены? — воскликнула она. — А вы знаете моего мужа? — мигом насторожилась молодая мамаша. — Откуда? — Ну как же! — воскликнула Юля. — Кто же не знает чемпиона-тяжелоатлета! Так это его сын? Ну, какой здоровяк! Вылитый папочка. Сколько же в нем весу? На вид настоящий богатырь. Да и есть в кого. Таким образом Юлька разливалась минут пять. Потом перевернув ребенка на животик, она похвалила еще немного его вид со спинки. И, оставив гордую мать вместе с ее чудесным ребенком, ретировалась из квартиры бывшего чемпиона, а ныне главы счастливого семейства. — Шутов тоже отпадает, — сказала она Павлу. — У него недавно родился сын. Так что вряд ли он в данный момент настроен похищать своих бывших любовниц. Думаю, что у него других забот предостаточно. — Тогда остаются еще два претендента, — сказал Павел. Но и третий и четвертый кандидаты никак не подходили на роль похитителей Елены. Один совершенно спился и никакими женщинами, а тем более своими бывшими возлюбленными, уже не интересовался. Разве что на предмет занять у них стольник на опохмелку. А второй уехал на два года в Америку, о чем с гордостью и поведала Юльке его мать. Таким образом, Юля с Павлом оказались в растерянности у разбитого корыта. Анька же с помощью шикарной и очень большой коробки шоколадных конфет с ликером вполне успешно втиралась в доверие к сотруднице отдела кадров Русского музея. Сотрудница для вида поотнекивалась ровно полторы минуты, но коробку в конце концов приняла и выразила желание чем-то отблагодарить щедрую дарительницу. — Шлюпикова Елена, — переспросила дама и полезла в компьютер. — Была у нас такая сотрудница. Уволилась по собственному желанию. — И все? — расстроилась Анька. — А больше про нее в компьютере ничего нет? Почему она уволилась? В чем причина? Не было ли у нее каких-то разногласий с начальством? — Девушка, — рассмеялась дама, — кто же такую информацию будет заносить в компьютер? Разве что в разведке, где любая мелочь важна. А у нас просто музей. Ничего из того, что вас интересует, в компьютере, конечно, нет. — А как же мне быть? — спросила Аня. Будь коробка, которую она притащила, немного поменьше, то пришлось бы Аньке уйти несолоно хлебавши. Но размер заставил сотрудницу устыдиться и отправиться добывать нужную посетительнице информацию. Впрочем, далеко идти ей не понадобилось. За соседним столом сидела еще одна особа женского пола, к которой и направилась Анина знакомая. Выглядела та помоложе первой дамы, и, наверное, поэтому старшая кадровичка обратилась к ней на «ты». — Слышь, Валентина, — обратилась она к девушке, — ты у нас всех знаешь. Вот тут девушка спрашивает про какую-то Шлюпикову. Ты про такую слышала? Выражение, которое промелькнуло на лице Валентины, лучше всяких слов свидетельствовало, что — да, о Шлюпиковой она слышала и, кроме того, помнит, что именно она про нее слышала. — Выйдем, — обратилась Валентина прямо к Ане. — Покурим. Они вышли в коридор. Пройдя по нему метров десять, Валентина завернула в маленький закуток и затащила туда же Аньку. — Вы зачем Леной интересуетесь? — шепотом спросила она у Аньки. — Вы из органов? Аня не вполне поняла вопрос, но на всякий случай кивнула. — Так я и знала, что она допляшется! — с восторгом заявила Валентина. — Ее и Борис Михайлович предупреждал. А она только посмеялась над ним. Вот и досмеялась. — Кто такой Борис Михайлович? — спросила у Валентины Анька. — Так Ленкин руководитель, — ответила Валентина. — Ее непосредственное начальство. Он Ленке так и сказал: про твои дела, Лена, слушок ползет. А мне неприятности на старости лет не нужны. Поэтому увольняйся-ка ты по собственному желанию или свои делишки завязывай. Я это своими ушами слышала. Ну, ясное дело, что старику Лена на его проповедь ответила. Деньги-то, они кого угодно испортят. — А у Лены что, появилось много денег? — спросила у нее Аня. — Ясное дело, подлинные картины за фальшивки выдавать да за бесценок у старух безумных выкупать, как деньгам не появиться! — хмыкнула Валентина. — Так вот чем на самом деле Лена занималась! — ахнула Аня. — А то вы не знали? — с подозрением посмотрев на Аню, спросила Валентина. — Разве вы Леной не по этому вопросу интересуетесь? — Нет, она задержана в связи с попыткой вывоза за границу одной статуэтки, находящейся в розыске. Статуэтка украдена из частной коллекции, — добавила Аня для пущей убедительности. — Вот оно что! — выдохнула пораженная Валентина. — Значит, Ленка уже и до обычной кражи докатилась. Недаром ее Борис Михайлович предупреждал, что легкие деньги праведными не бывают. Вот и получила свое! — А где мне найти этого Бориса Михайловича? — спросила у нее Аня. — Дома, наверное, — пожала плечами девица. — Он в прошлом месяце на пенсию вышел. Весь музей его провожал. Отличный старикан. Мне он даже нравился. Не такой, как остальные у нас, мухоморы сушеные. Жаль, здоровье у Бориса Михайловича подкачало. — Адрес его можно где-то найти? — спросила Аня. — Так сейчас! — заторопилась Валентина. — Только вы уж с ним поосторожней. Давление у него. Чуть поволнуется, и все. Гипертонический криз. Или сердце. Стенокардия еще у него какая-то. — Я буду с ним очень осторожна, — клятвенно пообещала ей Аня. — Расспрошу так, что он ничего и не заметит. Валентина вернулась к себе в отдел и через три минуты выскочила с бумажкой в руке. — Вы уж постарайтесь на Ленку побольше раскопать, — сказала она, отдавая адрес Бориса Михайловича Аньке. — Она точно мошенница. Да еще такая, каких мало. — Похоже, что вы ее недолюбливали? — уже собираясь уходить, спросила у Валентины Анька. — А за что ее любить? — фыркнула девица. — Вечно ходила, нос задравши. Деньги были, так накупит себе шмоток дорогих и думает, что она одна королева, а все остальные вокруг — так, грязь под ее сиятельными ножками. А другие не воруют. Потому и возможности хорошо одеваться не имеют. И Валентина еще раз фыркнула, чтобы Ане уж окончательно стала ясна ее гражданская позиция. Получив нужный ей адрес, Аня поймала такси и поехала в гости к Борису Михайловичу. Старик и в самом деле оказался дома. И дверь открыл сам, хотя в квартире был кто-то еще, потому что из кухни доносился шум моющейся посуды и текла вода. На вид Борису Михайловичу было лет шестьдесят, выглядел он вполне бодро, и очки у него на носу воинственно блеснули, когда Аня упомянула имя Елены. — Не хочу про эту негодяйку даже и слышать ничего! — взмахнул он рукой. — Она предательница! Я растил ее, пестовал ее дарование, не жалел своего времени, чтобы сделать из Лены не просто хорошего, а уникального специалиста. И все напрасно! Лена не оправдала мои надежды! — Дело в том, что ее похитили, — решила не скрывать от старика правды Анька. — И нам нужно ее найти, иначе с ней может случиться непоправимое. Борис Михайлович глубоко задумался. — Конечно, я сердит на нее, она виновата, но все же не до такой степени, чтобы я мог желать ей зла или смерти, — наконец произнес он. — Спрашивайте, и чем смогу, я обязательно помогу. — Вот вы говорите, что Лена вас предала, а в чем? — Как я вам уже говорил, я потратил на нее много времени. У Лены был талант, — вздохнув, начал рассказывать Борис Михайлович. — Но она решила его использовать во зло. Вот почему я называю ее предательницей. Она использовала те знания, которые получила от меня, чтобы обманывать людей. И не просто людей, а нищих стариков и старух, за которых и заступиться-то по большому счету некому. — Но как она это делала? — спросила у него Аня. — Лично я знаю лишь про одно ее дело, — сказал Борис Михайлович. — Но когда я предположил, что это не первый и не последний случай, Лена ничего не стала отрицать. Так что, думаю, от нее пострадали многие люди. И Борис Михайлович продолжил рассказывать. По ходу дела он так разволновался, что засунул себе под язык таблетку и расстегнул ворот рубашки, хотя в комнате было совсем не жарко. Анька даже стала беспокоиться, стоит ли ему продолжать, но рассказ невольно так увлек ее, что она забыла обо всем на свете. Лена поступила работать в Русский музей довольно давно. И Борис Михайлович, будучи сам хорошим специалистом, моментально разглядел в юной практикантке редкий талант. — Лена могла безошибочно назвать автора полотна. Лучше любой современной техники она могла отличить подлинник от фальшивки. После нее не требовалось никакой специальной экспертизы. Все приборы заменяла светлая Ленина голова и ее просто феноменальное чутье. Не было случая, чтобы она ошиблась и приняла подделку за подлинник. И тем горше мне было узнать, что Лена использовала свой дар во зло. — Дар? — переспросила у него Аня. — Да! — горячо воскликнул Борис Михайлович. — Именно дар! Я не побоюсь этого слова! Меня чуть удар не хватил, когда один мой очень хороший старый знакомый Иван Федорович рассказал мне историю про ловкую аферистку, которая увела у его соседки, старой бабки, уникальный пейзаж Тарасова. Аня не стала выяснять, кто такой Тарасов, опасаясь, что вспыльчивый Борис Михайлович начнет ее презирать за серость или вовсе прогонит с глаз долой. И так было ясно, что Тарасов художник, картину которого и увела Лена. — Представьте, мой сосед говорил глупой бабуле, что пейзаж должен находиться там, где ему и место, в музее. Но бабка, не представляя истинной цены картины, продала ее за две тысячи рублей. И еще явилась к Ивану Федоровичу, чтобы похвастаться удачной сделкой. Дескать, он ей предлагал картину в музей бесплатно отдать, а она ее за приличные, по ее понятиям, деньги продала. Иван Федорович чуть не придушил глупую старуху. А потом помчался в тот магазин, куда старуха снесла картину. Но там ее уже, разумеется, не было. — А при чем тут Лена? — Так Лена как раз и работала в том магазине, оценивала живописные полотна, которые приносили к ней. — Может быть, ваш знакомый Иван Федорович сам ошибся? — предположила Аня. — И картина на самом деле была копией? — Иван Федорович тоже не первый год занимается русской живописью, — хмуро пробурчал Борис Михайлович. — И он клялся мне, что не мог ошибиться. Однако я переговорил с Леной, и она поклялась мне, что Иван Федорович был введен в заблуждение и ошибся насчет подлинности картины. Я оказался в сложном положении. Два близких мне человека утверждали кардинально противоположные вещи. — Вот видите! Возможно, Лена была права. Ведь вы сами говорили, что она никогда не ошибалась. — Но червяк сомнения уже начал глодать меня, — вздохнул Борис Михайлович. — Я сопоставил новую Ленину машину, ее дорогие вещи, деньги с деньгами, которые она может честно заработать, и решил глубже копнуть обстоятельства ее жизни. — И что?