Кате было двадцать лет, Виктору Бартеневу двадцать пять, когда они поженились. Вскоре после женитьбы Катя получила в наследство от родственников четыре имения. Теперь Бартеневы были богаты. Однако это ничего не изменило в их мировоззрении. Они по-прежнему горячо сочувствовали свободолюбивым идеям. Всю свою землю Бартеневы безвозмездно отдали крестьянам. И уехали за границу искать пути для революционной борьбы. Они не сразу разобрались в тех группах и течениях, которые существовали среди русских эмигрантов. Бакунин увлек их своими революционными фразами, своим авторитетом. Бартеневы вступили в бакунинский «Альянс»[2]. Но вскоре вышли из него, как и многие другие. Александр Данилович Трусов тоже вначале был сторонником Бакунина, пока не разглядел пустозвонство и вред анархистских идей. — Я думаю, Маркс будет рад созданию нашей секции, — говорит Катя Лизе. — Я тоже верю — он согласится быть нашим представителем. Они спешат к Утиным узнать, не получено ли письмо. — Вчера мне мама прислала весточку. Спрашивает, почему я в Женеве живу одна, не с Михаилом Николаевичем, — говорит Лиза. — Разве она не знает, что брак фиктивный? — Нет. Зачем ей говорить? Она будет переживать. Хотя, может быть, она догадывается. — Да, это верно. Родители не всегда могут нас понять. Скажи, Лизок, а ты никого еще не любила? Какая-то тень, словно облачко, скользнула по лицу Лизы. — Нет, — сказала она задумчиво, как бы больше самой себе. — Это не была любовь. Так, увлечение. Любовь — это что-то большое. Когда мысли, и взгляды, и чувства — все едино. Когда жить не можешь без этого человека. Тогда приходит счастье. — Если говорить о личной жизни. А вообще, когда я думаю о счастье, я вспоминаю Писарева. Помнишь, он сказал: «Счастье состоит в том, чтобы влюбиться в такую идею, которой без колебаний, безраздельно посвятить всего себя». — Это очень верно, — откликнулась Лиза. — Я вижу счастье в борьбе. Но знаешь, многие из людей интеллигентных увлекаются идеями, а делать ничего не делают. Де-мол сочувствую, а жить хочу без волнений, жизнь ведь одна. Порой бывает трудно вылезть из собственной шкуры, расстаться с привычками. И тогда… — Скорей! Письмо из Лондона! — слышат они откуда-то сверху звонкий голос. Высунувшись из окна третьего этажа, Наташа кричит и машет письмом. Лицо ее светится радостью. Катя и Лиза взбегают по ступенькам. Навстречу им идет почтальон. У Утиных уже все в сборе. — Только что получили. Еще не вскрыли — я увидела вас в окно, — говорит Наташа. — Лиза, читайте вслух. У вас дикция хорошая, — говорит, улыбаясь, Николай Исаакович. Видно, он волнуется, хотя старается быть спокойным. Лиза раскрывает сложенный вчетверо листок. «ГРАЖДАНЕ! В своем заседании 22 марта Главный Совет объявил единодушным вотумом, что ваша программа и статут согласны с общими статутами Международного Товарищества Рабочих. Он поспешил принять вашу ветвь в состав Интернационала. Я с удовольствием принимаю почетную обязанность, которую вы мне предлагаете, быть вашим представителем при Главном Совете. …Несколько месяцев тому назад мне прислали из Петербурга сочинение Флеровского «Положение рабочего класса в России». Это настоящее открытие для Европы. Русский оптимизм, распространенный на континенте даже так называемыми революционерами, беспощадно разоблачен в этом сочинении. Достоинство его не пострадает, если я скажу, что оно в некоторых местах не вполне удовлетворяет критике с точки зрения чисто теоретической. Это — труд серьезного наблюдателя, бесстрашного труженика, беспристрастного критика, мощного художника и, прежде всего, человека, возмущенного против гнета во всех его видах, не терпящего всевозможных национальных гимнов и страстно делящего все страдания и все стремления производительного класса. Такие труды, как Флеровского и как вашего учителя Чернышевского, делают действительную честь России и доказывают, что ваша страна тоже начинает участвовать в общем движении нашего века. Привет и братство! Карл Маркс. Лондон, 24 марта 1870 г.» На другой день, взволнованные, они собрались в Тампль Юник. Пришли товарищи из женевских секций. Праздновали рождение Русской секции. — Мы постараемся оправдать доверие, которое оказал нам Генеральный совет и лично Маркс, — сказал Николай Утин. — В своей программе мы записали — всеми возможными средствами пропагандировать в России идеи Интернационала. Для этого мы не пожалеем своих сил и даже жизни. Старый друг Маркса и Энгельса Иоганн Филипп Беккер приветствовал своих русских товарищей. — Образование Русской секции является великим событием, которое давно ожидали в Западной Европе. Если первой Русской секции удастся помочь соединению русских и западных братьев, в этом будет важная заслуга в деле освобождения угнетенного человечества, — сказал он. Да, это было действительно большое событие. До сих пор все усилия революционеров в России были направлены на пропаганду среди крестьян. Впервые в истории русские революционеры признали роль рабочего класса в своей стране и стали на путь единения с трудящимися Запада. И хотя они еще не до конца понимали учение Маркса, не до конца уяснили себе роль пролетариата, придавая большое значение крестьянской общине, все же это было огромным шагом вперед. ГЛАВА XXIII Алая полоска зари чуть тронула край небосклона. И вот первые лучи солнца побежали по крышам, по верхушкам деревьев, заглянули в окна мансард. Анюта вскакивает с кровати. Она ужасно боится проспать. Вот уже четыре месяца, как она работает. Схватив полотенце, Анюта бежит умываться. По дороге она останавливается у зеркала. Что и говорить, она любит здесь задерживаться! Оттуда на нее смотрит красивая девушка с нежным овалом лица и волной длинных волос цвета спелой ржи. Ее сине-зеленые глаза любопытно и чуть сонно разглядывают Анюту. — Ах вот вы какая! — говорит Анюта. — Не выспались. Может быть, хотите еще понежиться в постельке? И не принести ли вам в кроватку сдобных булочек с кофейком, как, помните, это бывало в Палибине? Глаза в зеркале становятся насмешливыми. — Не хотите? Как это у Пушкина — барышня-крестьянка? А вы теперь барышня-работница. Да, да! На-бор-щи-ца! — говорит Анюта нараспев и пальцем вздергивает нос кверху. Она смотрит на свои руки. Они уже не такие белые и нежные, как были раньше. Кое-где царапины и мозоли, темная свинцовая пыль въелась в кожу. — Зато вы теперь не только можете лежать на плече кавалера в томном вальсе или двумя пальчиками грациозно брать из хрустальной вазы заморские фрукты. Вы теперь сами умеете добывать себе на хлеб и… на эти фрукты. Приплясывая и кружась, Анюта наконец идет умываться. Ставит чайник на спиртовку. И вот она уже позавтракала. Выходит из дому. Рядом с ней, впереди, сзади идут такие же девушки, работницы, модистки, продавщицы модных магазинов. И пожилые женщины, и рабочие. Стук каблуков наполняет всю улицу. Слышны разговоры, веселый смех. Все спешат на работу, создавать какие-то предметы, одевать людей в красивые вещи. Чувство бодрости и безудержной радости охватывает Анюту, чувство коллективизма, товарищества. Вот и она вместе со всеми спешит на полезное дело, и она нужна людям. Анюта напечатает им чудесные книги о любви, о верности, о том, как прекрасна может быть жизнь, если восторжествует справедливость на земном шаре. И хотя работать нелегко, к вечеру она так устает, что иногда не может пошевелить рукой, — кажется, никогда раньше она не была так счастлива. Недалеко от типографии Анюту нагоняют подружки. — Как поживаешь, Аннет? — Какие золотые сны видела сегодня? Анюта смеясь отвечает подругам. — Ишь, застрекотали. Солнышко пригрело? — говорит пожилой рабочий, пряча улыбку в усы. — Смотрите, не забудьте, завтра собрание. — Не забудем, — отвечают все хором. Анюта идет к своему рабочему месту. Надевает синий халат. И вот уже под ловкими пальцами укладываются литеры, ставятся шпоны. Никто не узнал бы в этой девушке изнеженную дочь богатого генерала. После работы Анюта обычно не торопится домой. С момента приезда она неутомимо осматривает парижские достопримечательности. Побывала в картинной галерее Лувра, под величественными сводами Собора Парижской богоматери на острове Сите. Остров Сите — самая старинная часть города. Здесь когда-то жили рыбаки, лодочники. Недаром эмблема Парижа — кораблик с серебряными парусами. Под ним надпись: «Качает его, но он не тонет!» Анюта любит бродить по парижским улицам. На них много зелени. Весна в разгаре. Благоухают акации. И цветы на ветках каштанов стоят как белые свечки. Она идет по набережной Сены. Воды Сены струятся тихо, медленно, как будто зовут к спокойствию и умеренности живых и пылких французов. По всей длине набережной раскинулись маленькие лотки букинистов, прикрытые от солнца полотняными тентами. Анюта останавливается, перелистывает книги. Здесь же на набережной торгуют белыми пушистыми кроликами, певчими птицами, цветами. Сколько в Париже цветов! Их продают на каждой улице, на каждом углу. В корзинах, в вазах, в горшках и прямо с тележек. Художественно подобранные большие букеты и скромные маленькие. Искусно выращенные садовником и лесные. Кажется, что тонкий аромат, то пряный, то нежный, легким облаком стоит над городом. Вот худенькая Мадлен протягивает букетики фиалок. Рядом с девочкой сидит маленькая белая собачонка. Анюта подходит к девочке. Собачонка вскакивает и, умильно виляя хвостом, вертится у ног Анюты. Анюта всегда покупает цветы у Мадлен. Она знает ее трудную жизнь и часто ведет девочку в кафе недалеко отсюда. Иногда после работы Анюта отправляется в парк Монсо, расположенный недалеко от их типографии. Здесь она усаживается под развесистым каштаном и читает или пишет свою новую повесть. Она мечтает напечатать ее в России, в журнале «Семейные вечера». Вот и сегодня Анюта расположилась со своим блокнотом. Содержание повести навеяно историей этой девочки, Мадо. Только действие будет происходить в России. Мадо — сирота. Ее приютили чужие люди. Единственный неизменный друг у нее — Гризи, кудлатая собачонка. Анюта задумывается. Вдруг кто-то ладонями закрывает ей глаза. Она догадывается, кто это. — Виктор, оставь, — говорит она. Да, это, конечно, Виктор Жаклар. — Так вот где ты скрываешься! Жаклин сказала — ушла в парк. Но в какой? Решил осмотреть все парки города. И вот, видишь, нашел! — улыбается Виктор, садясь рядом.