Корнелл. Ну да, ничего другого мы от тебя и не ожидали, козел. Адвокат уже летит сюда во всю прыть. Шмидт. Не лучше ли вам сразу чистосердечно признаться, пока есть время? Если вы втянете в это дело адвоката, мы уже ничем не сможем помочь вам. Фостер. Я требую моего долбаного адвоката. Шмидт. Вы получите его. Но он не может объяснить, почему мы нашли вашу ДНК у Лекси Паркс. Только вы знаете это. Фостер. Какую ДНК?! Господи, да что происходит? Что вы… Да вы просто запугиваете меня! Я никого не убивал. Я требую адвоката, а вам я больше ничего не скажу. Корнелл. В таком случае встаньте, сэр. Вы арестованы по обвинению в убийстве Лекси Паркс. Конец протокола. * * * Босх дважды прочитал этот протокол и подумал, что надо бы попросить Холлера достать видеозапись. Кабинет почти наверняка был оснащен видеокамерой. Если он займется этим делом, то ему понадобится увидеть жесты и мимику Фостера, услышать, как он говорит. Это даст ему гораздо больше, чем распечатка. Однако уже из текста протокола было ясно, что Фостер никак не ожидал подобных вопросов о Лекси Паркс. В его словах звучало неподдельное удивление, за которым последовала паника. Правда, Босх понимал, что это ничего не значит. Убийства на сексуальной почве совершаются обычно психопатами, которые, как правило, обладают врожденной способностью лгать и в случае необходимости прикидываться удивленными и напуганными. Психопаты – большие притворщики. Он обратил внимание на одно из высказываний Корнелла. Детектив обвинил Фостера в том, что тот избил Лекси Паркс до смерти и затем изнасиловал ее. Босх еще не знакомился с результатами аутопсии и впервые столкнулся с предположением, что изнасилование было совершено post mortem[11]. Если Корнелл сказал это на основании обнаруженных следствием фактов, то это существенно меняло психологическую картину преступления. Далее в досье описывались попытки Корнелла и Шмидт найти связь между Да’Куаном Фостером и Лекси Паркс. Либо убийство было связано с работой Гаррика и продиктовано желанием отомстить, либо все произошло в результате случайной встречи преступника и его жертвы, что больше соответствовало характеру преступления. Но все попытки сыщиков ни к чему не привели. Как заявил на допросе Фостер, он никогда прежде не был в бюро Линвуд-стейшн, где Винсент Гаррик работал пять лет назад. Никаких фактов, опровергающих это заявление, Корнеллу и Шмидт найти не удалось, да и странно было бы со стороны члена банды «Роллинг Крипс», хозяйничавшей в Леймерт-Парке, отправляться с преступными намерениями в расположенный гораздо восточнее Линвуд. Его территория принадлежала «Бладзам», и такие выходки были бы грубым нарушением законов криминального мира. Корнелл и Шмидт вели поиски в двух разных направлениях: он изучал прошлое Фостера, выискивая его связь с Гарриком и районом Линвуд в целом, а она сосредоточилась на сексуально-психологической версии преступления. Задача Шмидт была труднее, так как по данной версии все зависело от случайной встречи Паркс и Фостера. Лекси, к своему несчастью, просто попалась на глаза сексуально озабоченному садисту, высматривавшему жертву. К этому времени Босх уже достаточно хорошо познакомился с данным делом, чтобы убедиться подобно двум детективам, что убийца действовал не спонтанно. Все указывало на то, что он выследил женщину и спланировал преступление. На эту мысль Босха навело вывешенное предупреждение о злой собаке. Сыщики удостоверились, что собаки в доме нет, и убийца, похоже, знал это, а значит, заранее присматривался к дому. Такие факты, как отключенная сигнализация и отсутствие мужа, работавшего в ночную смену, также подтверждали это предположение. Шмидт скрупулезно проследила за всеми действиями Лекси Паркс в последние шесть недель ее жизни, стремясь определить, где жертва и Фостер могли пересечься. Она потратила несколько сотен часов на просмотр видеозаписей камер наблюдения, встречавшихся на пути Паркс, но Фостера ни на одной из них не заметила. Босх знал, что на этом этапе расследование может пойти в ошибочном направлении. Подозреваемый находился под стражей; на руках у сыщиков имелись совершенно определенные результаты теста ДНК. Другие сочли бы, что это верняк и дело завершено. Но Корнелл и Шмидт на этом не успокоились. Они искали дополнительную информацию, однако двигались вперед, словно в туннеле, – поле их зрения сузилось, они видели только одну цель впереди. «Может быть, Шмидт все же присматривалась к другим лицам на видео, когда искала Фостера?» – подумал Босх. Он сделал запись на папке: не забыть попросить Холлера добиться доступа ко всем видеозаписям, собранным Тарой Шмидт. В хронологическом журнале вскользь упоминался еще один свидетель, допрошенный Корнеллом и обозначенный аббревиатурой СА, которую Босх расшифровал как «свидетель по алиби». Подобные аббревиатуры часто использовались, чтобы обезопасить тех, кому не был присвоен статус конфиденциального информатора. СА мог подтвердить алиби подозреваемого или опровергнуть его. Корнелл сделал запись, что встретился с СА спустя неделю после ареста Фостера и что их беседа длилась один час. Босх бегло просмотрел оставшиеся страницы раздела и не нашел там ничего примечательного, кроме записей о завершении дела и о подготовке к слушанию в суде. Хотя фактов, связывающих Лекси Паркс с Фостером, установить не удалось, ДНК подозреваемого, обнаруженная на месте преступления, всегда (за исключением дела О. Дж. Симпсона за двадцать лет до этого) считается достаточной уликой для выдвижения официального обвинения. Корнелл, Шмидт и назначенный прокурор были во всеоружии и твердо стояли на ногах. В апреле состоялось предварительное слушание дела, теперь они ждали судебного разбирательства. Обвинителем была женщина, что всегда является преимуществом при разборе преступлений на сексуальной почве. Звали ее Эллен Таскер. Босху приходилось сотрудничать с ней по нескольким делам. Она была толковым прокурором и вполне оправдывала свою фамилию[12], если дело было грамотно подготовлено. В окружной прокуратуре она прослужила много лет, не участвуя во внутренних раздорах и стараясь лишь добросовестно выполнять свою работу. И это получалось у нее очень хорошо. Босх не помнил, чтобы Таскер проиграла хоть одно дело. Чтобы двигаться дальше, надо было позвонить Холлеру. – Ты говорил, что у твоего клиента есть алиби, но ты не можешь доказать это. – Верно. Он занимался живописью в своей студии. Работал всю ночь, но свидетелей, которые могли бы подтвердить это, не нашлось. – У него был сотовый телефон? – Нет. В студии обычная телефонная связь. А почему ты спрашиваешь? – В досье есть запись, что сыщики встречались со свидетелем по алиби. Ты что-нибудь знаешь об этом? – Нет. Если они нашли человека, подтверждающего алиби ДК, они должны вызвать его в суд. – Что такое ДК? – Да’Куан. Он подписывает свои работы этими инициалами. Кстати, знаешь, как он платит мне? Картинами. Если мы выиграем процесс, цена их, я думаю, подскочит. Вопрос о том, как Да’Куан расплачивается с Холлером, не интересовал Босха. – Слушай, я же не сказал, что свидетель подтверждает его алиби, – может быть, как раз наоборот. Просто в хронологическом журнале есть краткая запись об этом, и я хотел узнать, в курсе ты или нет. – Нет, такое мне не попадалось. – Запись очень лаконичная, вызванный человек обозначен аббревиатурой. Подозреваю, что это не случайно. Надо покопаться в свидетельских показаниях – может, там что-нибудь найдется. – Если не найдется, тем хуже для них. Нарушение порядка представления документов. – Я позвоню тебе в любом случае. Закончив разговор, Босх подумал, что с Холлером надо быть осторожнее и не выкладывать ему сразу все свои открытия, которые тот может использовать в качестве оружия в суде, потянув в бой и Босха. Среди распечатанных с компьютера материалов он нашел подборку свидетельских показаний. Прежде всего его заинтересовали резюме, кем являются эти люди и о чем они рассказывают. Подавляющее большинство ответов и комментариев было получено от друзей или сотрудников Лекси Паркс, а также от тех, с кем она имела дело в ходе работы. Детективы опросили ее мужа и других помощников шерифа, познакомившихся с Лекси через него. Среди свидетелей, давших показания о Да’Куане Фостере, было много полицейских, которые знали его в прошлом как члена банды «Роллинг Крипс», а также служебных лиц, принимавших участие в его досрочном освобождении. Другими опрошенными были соседи Фостера, знакомые с ним торговцы и его жена Марта. Босх нашел то, что искал, в разделе, где свидетельские показания были сгруппированы попарно. Это был известный трюк, позволявший замаскировать в массе документов информацию, которую хотели утаить от защитников. Правила представления официальных бумаг при этом не нарушались, но выяснение того или иного важного для защиты факта превращалось в поиск иголки в стоге сена. В первой половине одного из таких двойных отчетов были изложены в обобщенном виде показания соседа Фостера о том, что в ночь убийства он не видел машины художника перед его домом. В этом не было ничего подозрительного, так как и сам Фостер говорил, что провел эту ночь не дома, а в студии. Но строчкой ниже показаний соседа была запись о заявлении некоего М. Уайта, утверждавшего, что он приезжал в ту ночь к студии Фостера, чтобы что-то обсудить с ним, но не застал его там. Больше никакой информации об этом в отчете не содержалось, но факт оставался фактом: Корнелл и Шмидт нашли свидетеля, опровергавшего алиби художника. Босх решил, что «М. Уайт» вряд ли подлинное имя, которое детективы пожелали скрыть, а скорее, указывает на пол и расовую принадлежность[13]. Но это его не беспокоило. Холлеру достаточно будет сделать в суде заявление о неполной информации в досье, подготовленном обвинением, и сотрудникам управления шерифа придется раскрыть, кем на самом деле является М. Уайт. Это были известные игры, Босх и сам не раз участвовал в них, будучи полицейским. Плохо было то, что к улике в виде ДНК теперь прибавились показания, ставившие под сомнение алиби Фостера. У Босха возникло желание бросить досье и не возвращаться к нему никогда. Он задумался об этом, допив кофе, снял очки для чтения, чтобы дать глазам отдых, и стал смотреть на оживленный перекресток Фэрфакс-авеню и бульвара Санта-Моника. Он еще не изучал результаты вскрытия тела и не видел снимков, сделанных на месте преступления, а потому не представлял его полной картины. Фотографии он оставил на самый конец, как слишком тяжкое занятие; к тому же рассматривать их в публичном месте он не рискнул бы. Неожиданно перед его взором возникло знакомое лицо. С задней стенки автобуса, проезжавшего через перекресток, ему улыбался не кто иной, как Микки Холлер. Сопутствующий рекламный лозунг еще больше усилил желание Босха швырнуть папку в урну. РАЗУМНЫЙ ВЫБОР ЗА РАЗУМНУЮ ПЛАТУ. ПОЗВОНИ АДВОКАТУ С «ЛИНКОЛЬНОМ». Босх встал, выбросил стакан в мусорный бак и покинул заведение. 7 Придя домой, Босх прицельно взглянул на пустой обеденный стол и подумал, что было бы неплохо разложить на нем фотографии из папки и рассмотреть их. Но в любой момент могла вернуться дочь, и ему не хотелось, чтобы ей сразу бросилось в глаза столь мрачное зрелище. Он прошел в свою спальню, расправил покрывало на постели и стал выкладывать на него карточки размером восемь на десять дюймов. Это была пачка снимков, сделанных в доме Лекси Паркс под разными углами и с разного расстояния. Они демонстрировали мертвое тело на фоне комнаты или фиксировали отдельные его части и нанесенные увечья. Во множестве были запечатлены и другие помещения; ими Босх собирался заняться во вторую очередь. Снимки места преступления лежали на постели довольно жутким ковром. Убийство было совершено с неоправданной жестокостью, которая даже на фотографиях производила угнетающее впечатление своей безжалостной прямотой. Босху было знакомо это ощущение. Полицейских фотографов не заботили приемы художественной выразительности, они непреклонно стремились отразить реальность в неприукрашенном виде. Разложив карточки рядами по восемь штук вдоль кровати и восемь поперек, Босх задумчиво обозревал полученную мозаику. Достав увеличительное стекло из ящика туалетного столика, он стал брать снимок за снимком и внимательно разглядывать детали. Это было тягостное занятие. Он так и не привык к виду убитых людей, хотя наблюдал эти примеры человеческой бесчеловечности бессчетное количество раз. Ему всегда казалось, что, привыкнув к этому, он потеряет какое-то внутреннее качество, необходимое для того, чтобы выполнять работу как полагается. Преступление должно вызвать эмоциональную реакцию, высечь искру, из которой разгорится пламя бескомпромиссной твердости. В данном случае искру высекли руки Лекси Паркс. Она, очевидно, пыталась оказать сопротивление нападавшему и выставила их вперед, но быстро потеряла силы из-за ударов по лицу. Руки упали у нее над головой ладонями вверх, словно она сдалась на милость врагу. Это пробуждало в Босхе жалость, гнев и желание найти преступника, отомстить за содеянное. И как только Холлер может защищать человека, совершившего это? Гарри взял стакан и наполнил его в ванной водой из-под крана. Стоя на пороге спальни, он пил нервными глотками и, глядя на фотографии со стороны, старался успокоиться, чтобы без лишних эмоций изучить их и представить себе сцену убийства. Подойдя к постели, он стал снова внимательно рассматривать снимки, и вскоре это навело его на определенные выводы. Босх решил, что убийца напал на Паркс, когда она спала на правой стороне кровати, оставив слева, как всегда, место для мужа. Преступник оседлал ее, так что она с самого начала оказалась в его власти. Возможно, он одной рукой закрыл женщине рот, а в другой держал пистолет, угрожая ей. Она пыталась отбиваться от убийцы, но он стал колотить ее по лицу. И даже после того, как она потеряла всякую способность сопротивляться, он продолжал избивать ее каким-то тяжелым предметом. Лицо жертвы на этих фотографиях было совершенно не похоже на то, которое Босх видел в газетах на прижизненных снимках Лекси Паркс; оно было даже не похоже на человеческое лицо. Носа практически не осталось, он был погребен в кровавой массе размозженных лицевых тканей. Глазницы тоже были раздроблены; полуприкрытые веками глаза потеряли нормальную ориентацию: один смотрел вперед, другой влево и вниз. Среди всего этого месива виднелись белые осколки костей и разбитые зубы. Босх отошел от кровати и сел в кресло в углу комнаты, чувствуя себя отвратительно. Непосредственно на месте преступления было бы, конечно, еще хуже, там включились бы все пять чувств. Трупы, помимо всего прочего, не могут приятно пахнуть даже в самой чистой обстановке, на самом свежем воздухе. На фотографии, запечатлевшей женщину во весь рост, Босх заметил какие-то пятна на левом запястье. Он взял лупу и увидел, что это следы, оставленные либо тяжелым браслетом, либо, что вероятнее, часами. В сообщениях и отчетах сыщиков ничего не говорилось об ограблении как возможном мотиве убийства, и потому отсутствие часов заинтересовало Гарри. Были ли часы на руке женщины, когда на нее напали, или она сняла их перед сном? Может быть, она потеряла их во время борьбы? Или же убийца снял их и взял с собой в качестве сувенира? Босх осмотрел прикроватный столик. На нем были бутылка с водой, флакон с лекарством и роман в мягкой обложке. Часов не было. Он прочитал еще раз содержавшийся в досье список имевшихся в доме вещей. Там перечислялось в основном то, что было на месте преступления, а также предметы, которые привлекли внимание криминалистов. Часы не упоминались. Они не были просто потеряны во время борьбы: их не нашли ни в кровати, ни на полу, ни где-либо еще. Тогда Босх вернулся к хронологическому журналу детективов, чтобы проверить, не пропустил ли он упоминание о часах на ранней стадии расследования, когда еще не всплыло имя Да’Куана Фостера. Нет, о часах там ничего не говорилось. Он сделал еще одну пометку на обложке папки. Собрав все фотографии с постели, Гарри отложил их в сторону, чтобы случайно не шокировать этим зрелищем дочь, и обратился к следующей группе снимков. На них были другие помещения дома, которые криминалисты вряд ли бы отсняли без особого распоряжения ведущих дело детективов. Еще одно свидетельство добросовестного отношения Корнелла и Шмидт к своим обязанностям. Поскольку каждая комната была отражена на нескольких кадрах, просмотр их занял у Босха больше часа. Все указывало на то, что в доме живет бездетная семья, муж и жена работают и ведут активный образ жизни, но находят время содержать дом в порядке. В одной из трех спален был устроен маленький спортзал, другая служила кабинетом. В гараже на один автомобиль хранились велосипеды, доски для серфинга и туристическое оснащение. Места для машины не оставалось. Особое внимание Босх уделил кабинету. Похоже было на то, что его использовала в основном Лекси Паркс. Безделушки и сувениры на столе и на полках книжного шкафа были, по-видимому, приобретены за годы ее муниципальной службы. Среди них имелось пресс-папье, подаренное Ротари-клубом Западного Голливуда и почетные грамоты, выданные различными группами геев и лесбиянок в благодарность за то, что она помогала получить разрешение на проведение ежегодных гей-парадов, привлекавших участников и зрителей со всего света. На стене рядом с письменным столом висел помещенный в рамку диплом Университета Пеппердайна, выданный на имя Александры Эббот Паркс. К рамке были прикреплены бирки с именем Паркс, указывавшие на различные аспекты ее профессиональной деятельности. Расследование осложнялось тем, что Паркс, будучи социальным работником, имела очень широкий круг общения, и трудно было установить, где именно она могла столкнуться с будущим убийцей – возможно, совсем не Фостером. Босх обратил внимание на одну из бирок, отличавшуюся от других. Это был красный с белым жетон, которые выдают во время суда присяжным заседателям. На нем, в соответствии с законом об анонимности присяжных, был только штрихкод – ни имени, ни судебного процесса, ни даты.