— Лучше нам вернуться, — сказал я, пытаясь перекричать стук града. — Можем выпить чего-нибудь горячего... — Ты иди. А я пойду домой. — Дарне... — Оставь меня в покое. Со мной все в порядке. Он не дал мне шанс ответить. Не успел я возразить, как он перемахнул через ручей и побежал по полю, поскальзываясь в грязи. Его одежда вмиг промокла, по спине стекали струи. Может, мне и следовало пойти за ним, но сначала я решил, что слишком рано, а потом стало поздно; нужный момент я упустил. XVI Дарне больше ни разу не упоминал о своем намерении вернуться в Каслфорд. Я даже решил, что, возможно, неправильно понял его. Быть может, он имел в виду «вернуться ненадолго, а потом снова поселиться у дяди» или «наведаться в Каслфорд»? Слишком уж долго длилось его наказание. Я попытался представить его отца, но воображение рисовало лишь нечто вроде ярмарочной мишени с дырой вместо лица: видел его костюм, дорогие часы и цилиндр, но черты лица распльюались. Потом я попытался угадать, что же такого мог натворить Дарне, чтобы его захотели поместить в приют для умалишенных. Мысли об этом не давали мне покоя, как корка на ране, которую то и дело хочется ковырять; никак не мог отделаться от них, хотя они причиняли боль. Я думал об этом, когда мы сажали репу, расчищали поле от камней и засеивали его травой; навязчивые мысли зудели в голове, даже когда я спал, и маячили на грани сна и бодрствования. Р1ногда я даже думал во всем признаться Альте — но в чем? Что бы я сказал ей — что с Люцианом явно что-то не так, но что именно, я не знаю? Проще было держать все в секрете, притворяться дурачком и делать вид, что ничего не понимаю, когда она хмурилась и спрашивала, о чем я думаю. Лишь в присутствии Дарне назойливые мысли отступали. Рядом с ним я забывал обо всем. Существовала лишь IGvHKca и новый трюк, которому она научилась, или забор, который я учил его чинить, или мешок голубей, что мы наловили по пути домой. Я с удивлением обнаружил, что Дарне никогда не держал в руках ружье. Он совершенно не умел стрелять и смеялся над собой, когда промазывал. В конце концов он вручил ружье мне и сказал: «Давай же, Фармер, я знаю, тебе не терпится показать мне, как это делается». Альта жалела голубей, когда те с глухим стуком падали в подлесок, но пирог с голубями всегда ела с большим аппетитом. Порой Дарне оставался ужинать. На смену весне пришло знойное лето, словно река замедлила свой ход и из стремительного прозрачного потока обратилась в неторопливую извилистую зеленую ленту. У Альты прибавилось дел: телята выросли из грудного возраста, а значит, молока стало больше и можно было заняться приготовлением сливочного масла и сыра; потом настало время стричь овец — сначала наших, потом соседских, с фермы Хоумов и Грейтсов. Несколько дней мы виделись с Дарне лишь накоротке, когда тот приходил навестить Кляксу. На следующий день после того, как мы достригли овец, я кормил свиней; отец стоял рядом, облокотившись о забор. Неожиданно он проговорил: — Ты хорошо потрудился, сын. Возьми сегодня выходной, если хочешь. Попрошу Альфреда доделать твои дела. — Он потянулся и почесал свиноматке спинку прутиком. — Подожди юного господина Дарне, и идите гулять, чтобы он не путался тут под ногами. Выходной в разгар летних работ — это было неслыханно, но спорить я не стал. Однако когда отец попросил взять с собой Альту, я понял, что все это затеяно ради нее — родители боялись, что Дарне утратит к ней интерес. Но я не придал этому значения. Я никогда не ощущал такой свободы, как в тот день, когда мы углубились в леса лорда Арчимбольта — те самые леса, которые должны были принадлежать нам, — и прошли мимо Нового дома. Клякса уже научилась реагировать на кличку и всегда возвращалась, когда мы ее окликали, поэтому мы спустили собаку с поводка и дали побегать. Но потом, заболтавшись, напрочь забыли о ней, и когда Альта принялась ее звать. Клякса, вероятно, успела убежать слишком далеко, чтобы услышать нас. Поначалу мы не волновались. Кшкса была умной собакой — гораздо умнее других, как утверждал Дарне, — и никогда не терялась. Но примерно через час я ощутил, как грудь моя сжимается от тревоги. В лесу стояли проржавевшие насквозь вековые капканы: вдруг она угодила в один из них и поранилась? Или застряла в лисьей норе, или столкнулась носом к носу с сердитым барсуком? — Давайте разделимся, — предложила Альта. — Мы с Люцианом пойдем к реке. Встретимся через полчаса, Эмметт. — На Завершение Дарне подарил ей изящные карманные часики, и она театральным жестом достала их из кармана с одной-единственной целью: показать Дарне, как ей нравится подарок. — Хорошо. Но только ты. Альта, иди к реке, — я схватил Дарне за руку, прежде чем тот успел возразить, — а мы пойдем вверх по склону. Мы быстрее ходим и успеем больше осмотреть. Дарне бросил на меня косой взгляд, в котором промелькнуло что-то, но сказал лишь: — He тревожься за Кляксу; Фармер. С ней все будет в порядке. — Я и не тревожусь. Мы с ним стали взбираться по лесистому склону и вскоре очутились на дороге к Новому дому. Прямо перед нами выросла сторожка. Она совсем заросла; густая завеса плюща почти скрывала ее от глаз, но дверь была приоткрыта. Клякса вполне могла погнаться за крысой, прошмыгнувшей в дверь, и застрять меж половиц или вовсе провалиться под пол, сидеть там и звать на помощь. — Пойдем, — сказал я и толкнул дверь. Пол в доме был таким грязным, что под ногами хрустел песок. В центре стояли стол и два стула, один с провалившимся сиденьем; в углу лежала груда гниющих тряпок неизвестного назначения, высились стопки старых гроссбухов, покоробившихся от времени, и деревянные ящики. Пахло сыростью, хотя было жаркое лето, но сквозь прореху в потолке струился солнечный свет, а в разбитое окно дул теплый ветерок. Я огляделся, прислушался, но не усльппал ни звука. К слову, пол тут оказался каменным; провалиться под него никак нельзя. — Посмотрим наверху? — предложил Дарне. Лестница покосилась, но все ступени были на месте. На втором этаже в центре пола зияла дыра, разинутая, точно беззубый рот, и солнечные лучи, проникавшее сквозь такую же широкую дыру в крьппе, точнехонько в нее. Казалось, что-то огромное и тяжелое когда-то давно упало с неба, пробило крышу и пол и приземлилось в самом низу. Я сделал осторожный шаг вперед и позвал: — Клякса! — Ответа не последовало. — Наверное, ее здесь нет. Дарне вышел вперед и сделал несколько шагов по пыльным половицам. — Ей бы здесь точно понравилось, — поморщился он. — И, кажется, я что-то слышал... — Здесь могут быть крысы. — Клякса! Ко мне! — Ни звука в ответ: лишь мягкое облачко пыли взметнулось и закружилось в луче солнца. Он обошел дыру в полу и направился в дальний угол комнаты, где в тени стояли высокие напольные часы. — Клякса! Осторожно ступая, я следовал за ним. — Альта наверняка ее уже нашла, — тихо пробормотал я. — Но что, если она здесь застряла? — Тут негде даже спрятаться. Я оглядел комнату. Здесь не было ничего, кроме часов и нескольких старых картин, покрытых пятнами сырости; в углу притулился комод без дверцы и ящика. Будь 1Слякса здесь, мы бы ее уже увидели. Дарне потянул себя за нижнюю губу. — Ладно, — наконец произнес он. Он как будто бы хотел добавить что-то еще, но трижды чихнул и сказал: — Пойдем отсюда. Мы вернулись к лестнице тем же путем, осторожно обогнув дыру в полу. Вдруг под моими ногами просели половицы, и я схватился за подоконник, чтобы не потерять равновесие. Дарне протянул руку, не касаясь меня, чтобы я мог ухватиться за него в случае опасности. — Осторожно. — Я осторожен. — Просто дружеский сове... — Он вдруг замолк. Я взглянул на него: он смотрел куда-то в окно. — Что там? — спросил я, но не успел договорить: он схватил меня за рукав и оттащил в угол. — Что... — Тихо! — Он прижал меня к стене. Я ударился головой о напольные часы, и внутри деревянного каркаса тихо брякнули заржавевшие колокольчики. Дарне вжался в угол рядом со мной. — Там мой дядя. Он идет сюда. Не шевелись! Я нахмурился. Он молча показал на мое ружье и провел пальцем по горлу. Я откинулся к стене; сердце бешено забилось. Если мы не пошевелимся... а дядя не станет подниматься наверх... Внизу скрипнула и затворилась дверь. Я постарался дышать бесшумно и унять подступающую панику. На первом этаже послышались шаги. На миг мне показалось, что дядя собирается подняться по лестнице, и похолодел от страха, но нет: он ходил взад и вперед по комнате. Что он там делает? Сквозь дыру в потолке поднялись клубы приторносладкого трубочного дыма. Я сглотнул слюну, сдерживая кашель. Дарне посмотрел на меня, и я тихо кивнул: все в порядке. Дверь снова скрипнула. В дом вошел кто-то еще. Я стиснул зубы, борясь с желанием заглянуть в дыру и посмотреть, кто это. Легкая поступь явно принадлежала женщине. — Вот ты где. Охотилась на моих кроликов, браконьерка? Мое сердце замерло. — Да, сэр, и мне очень, очень стыдно, — раздался девичий голос. Взмокнув от пота, я прижался к стене и вздохнул с облегчением. Голос принадлежал не Альте. Он принадлежал... я вдруг опешил, узнав этот певучий говор. Пераннон Купер. Пераннон? Ее-то как сюда занесло? И неужели она ловила кроликов? Братья ее, бывало, промышляли браконьерством, но Пераннон никогда не ходила в лес. Ее интересовали лишь мальчики и картинки с модными платьями; она планировала при любой возможности переехать в Каслфорд. Я не мог взять в толк, зачем ей охотиться на кроликов. — Я видел тебя, — раздался голос лорда Арчимбольта. — У тебя в сумке большая, жирная, сочная куропатка! Да чтобы Пераннон подстрелила куропатку? Я покосился на Дарне, но тот стоял, хмуро потупившись в пол. — Ох, сэр, — отозвалась Пераннон. Она словно нарочно растягивала слова, подражая говору неграмотной крестьянки; так могла бы говорить ее бабушка. — Вы застали меня с поличным, сэр. Ая-то, дурочка, попалась. — Еще как попалась. Маленькая хулиганка. — Простите меня, сэр, — ее голос дрогнул. — Повтори! — Ах, сэр. Я такая негодница! Я маленькая хулиганка! — И ты знаешь, что бывает с такими маленькими негодницами, как ты? — О... — Она судорожно вздохнула. — Прошу, лорд Арчимбольт, не трогайте меня, я всего лишь непослушная маленькая охотница... и обещаю, что больше не стану... — Наклонись. И подними юбки. Меня бросило в жар от стыда, но уже через секунду мне захотелось смеяться. Я сморщил нос и зажмурился, стараясь сдержать смех; Дарне зажал руками рот и прерывисто вдохнул. Только бы он на меня не посмотрел... Я поджал пальцы ног и стиснул кулаки. Стоит нам пикнуть, и... Шлеп. Ремень хлестнул по голой коже. А потом Пераннон безо всякого выражения произнесла: — О-о-о-о-о. Я снова чуть не прыснул со смеху. Кажется, Пераннон совсем не умела притворяться! Мне стоило больших усилий не смотреть на Дарне; главное сейчас — не переглядываться, иначе мы точно рассмеемся; он и так уже весь трясся от беззвучного смеха. — Вам полагается шесть ударов плетью, юная леди! Шлеп. — О-о-о-о-о. — Шлеп. — О-о-о-о-о. — Шлеп. Последовала небольшая пауза, словно Пераннон уснула и пропустила свою реплику, но потом эта реплика прозвучала: — О -0-0-0, сэр, прошу, не надо! — Ты усвоила урок? — Снова пауза и шорох ткани. Затем лорд Арчимбольт издал долгий хриплый стон, за которым последовал ритмичный скрип. Пераннон тоже начала стонать, но невпопад. Дарне зашевелился. — Обещал шесть ударов плетью, а было четыре, — прошептал он так тихо, что его слова услышал только я. Я прыснул. Он с силой зажал мне рот рукой, и я почувствовал кожу его ладони на своих зубах. — Ш-ш-ш, — прошептал он, — они тебя услышат! — От неожиданности я укусил его, но не нарочно. Он отдернул руку, и мы встали плечом к плечу, судорожно дыша и пытаясь не рассмеяться в полный голос. — Славная девочка, — пыхтел лорд Арчимбольт, — славная. То есть, я хотел сказать, плохая девчонка! Негодница! — О да, сэр, вот так, как приятно! Простите меня, я больше так не буду! Теперь они пыхтели и взвизгивали, как животные. Это было уже не так смешно. Стол скрипел все громче; к скрипу добавился другой звук — деревянные ножки стола царапали каменный пол. Я хотел было потянуться и заглянуть в дыру в полу, но Дарне меня опередил: он наклонился и вытянул голову, заглядывая в отверстие. Скрип — царап — скрип — царап — о-о-о-о — скрип — царап... Он резко отпрянул и прижал меня к стене, навалившись всем весом и тяжело дыша. С минуту мы стояли, замерев: вдруг нас услышат? — но ничего не изменилось: снизу доносились все те же ритмичные звуки. Дарне пробормотал: — Стол движется. Они прямо под нами. Посмотрят вверх и нас увидят. Я заскрипел зубами. Угол напольных часов врезался мне в спину прямо меж лопаток. Дарне положил руку мне на грудь и не давал пошевелиться. Его лицо было совсем близко. Мне стало трудно дышать; его ребра впивались в мою грудь, от него исходил жар, и у меня закружилась голова. Я подумал было оттолкнуть его, но не осмелился. Снизу попрежнему доносилось мерное «скрип — царап». — О-о-о-о... о-о-о-о... — застонала Пераннон. Я зажмурился, пытаясь не слушать ее, но мое воображение уже нарисовало отчетливую картину: Пераннон в страстном экстазе, возможно, притворяется, а может, нет. Я снова открыл глаза и попытался думать о чем-то еще — о чем угодно, кроме этого. Но мне было некуда деться. Ощущая дыхание Дарне на своей шее, я чувствовал, как взмокли мои волосы и как напряжен, как натянут он. Его ладонь обжигала через рубашку — он прижал ее к моей груди чуть выше сердца. Сегодня вечером, раздевшись, я увижу на груди ее след, подумал я, но тут же спохватился — какая глупость! Я попытался думать о чем-то холодном — прохладной воде или льде, — но даже вперившись глазами в потолок, видел лишь мелкие капли пота на лбу Дарне и его взмокший воротник. Наверняка Пераннон сейчас тоже вся взмокла, и капли пота стекают в ложбинку меж ее грудей, а уж между ног... Впился ногтями в ладони и уставился в потолок. Стал думать об отслаивающейся штукатурке и полосках облупившейся краски на стенах, скрутившихся, как пергаментные свитки. Сосчитал надколотые лепные розы, украшавшие выступ под потолком, — раз, два, три, четыре, пять, шесть...